Он стоял у одного из столов и внезапно услышал чьи-то мысли, поразившие его своим спокойствием и даже ленивой, привычной уверенностью на фоне других, потных и молящих. Он поднял голову и понял, что это мысли банкомета. Он ловко и небрежно держал в левой руке колоду, а правой сдавал очередному игроку. Но про себя он называл те карты, которые швырял уверенно игроку. Он знал карты! Должно быть, они были краплеными, банкомет точно знал, что он сдает своему сопернику.
Дэвид почувствовал, как у него забилось сердце. Он посмотрел на банкомета: равнодушное, скучное лицо. "Еще один ходит вокруг, как рыба около крючка. Сейчас клюнет", - слушал Дэвид его мысли. Он пошел к кассе и получил за сто долларов целую пригоршню разноцветных пластмассовых фишек с гербом казино.
Он сел за стол и принялся ждать своей очереди. Ему вдруг стало смешно. Он сидел прямо напротив банкомета и думал о том, что вряд ли тот мог представить, в какую игру они будут сейчас играть. Банкомет знает, какие карты он сдает Дэвиду. Дэвид знает о том, что тот знает, и знает, какую следующую карту получит.
- Десять долларов, - сказал Дэвид, стараясь унять биение сердца. В руках у него была тройка.
"Так, сдам ему восьмерку", - подумал банкомет, и Дэвид получил восьмерку, У него было одиннадцать очков.
"Сдаю семерку. Итого, у него восемнадцать. Больше не возьмет, - подумал банкомет. - А что, интересно, идет мне? Ага, двойка!"
- Еще одну карту! - сказал Дэвид, ему показалось, что голос охрип и дрожит от волнения.
- Даю, - сказал банкомет и подумал: "Берет при восемнадцати, отчаянно играет..."
- Девятнадцать, - механически пробурчал банкомет и ловко подвинул толчком к Дэвиду десятидолларовую фишку.
"Пожалуй, теперь лучше будет остановиться более традиционным образом", подумал Дэвид.
- Прошу! - сказал банкомет Дэвиду и на мгновение поднял на него сухое, блеклое лицо, лицо человека, проводящего вечера в накуренном помещении.
- Десять, - сказал Дэвид и положил перед собой фишку. - Две карты.
Теперь у него на руках было пятнадцать, и он услышал голос шулера, ощупывавшего очередную карту: "Дама".
"Дама, как и любая картинка, - десять очков, - подумал Дэвид, - у меня будет перебор, но так надо".
- Еще одну, - сказал Дэвид и постарался изобразить на лице досаду, когда он бросил карты и подвинул банкомету фишку.
Справа от него сидела немолодая уже женщина, и на лице ее была написана такая неприкрытая жадность, что Дэвиду стало неловко за нее.
Слева беспрестанно курил совсем еще молодой человек, лет, наверное, двадцати трех - двадцати четырех.
- Вам? - спросил банкомет Дэвида.
- Двадцать пять, - ответил Дэвид. На руках у него была четверка, - Еще две карты.
"Прибавляет, - подумал банкомет. - У него четверка, сдаю короля и тройку. Всего семнадцать. Вряд ли возьмет еще. Ага, там снова четверка".
Дэвид старался изобразить внутреннюю борьбу - вытер лоб платком, закурил.
- Еще карту! - сказал он громко, прижал карту к тем, что уже были у него, и принялся томительно-медленно выдвигать ее.
- Блэкджек, очко! - крикнул он и, словно спохватившись, добавил: Простите...
Шулер чуть заметно пожал плечами, он привык ко всему. Процессия обнаженной человеческой жадности проходила перед ним ежедневно.
Через полчаса Дэвид уже выиграл около сотни долларов. Соседи с завистью поглядывали на него, а белокурая вечерняя охотница снова появилась около стола и улыбалась ему, заговорщически подмигивая.
"Парень намесил теста, - услышал он, - надо не упускать его из виду. Новичкам всегда везет".
Он решил играть крупнее и поставил семьдесят пять долларов. Валет и король дали ему двадцать очков.
Банкомет взял себе три карты. "Пятнадцать, следующий идет туз, будет перебор. Надо передернуть", - подумал он.
Дэвид непроизвольно подался вперед, пристально следя за пальцами шулера и слыша; "Может заметить, черт с ним. Все равно все спустит".
Когда у Дэвида было уже больше пятисот долларов, он встал из-за стола - на сегодня хватит, нельзя слишком привлекать к себе внимание.
- Ну, что я говорила? - кивнула ему блондинка и внимательно проследила взглядом путь бумажника, который Дэвид положил во внутренний карман пиджака.
- В правом, в правом, - усмехнулся он.
- Что в правом?
- Бумажник.
- А, вот ты о чем, - рассмеялась она, - мог бы и не говорить, сама видела.
- И я видел, что ты видела.
- И я видела, что ты видел, что я видела... - Она снова рассмеялась. - Так мы никогда не кончим. Пойдем лучше в бар выпьем. Меня, кстати, зовут Клер.
- А меня, зови меня... ну... Эрни.
- Эрни так Эрни. Какое мне дело? Не под венец же мы идем.
- Мне так тоже показалось.
Виски шевельнулось теплым мягким комком в желудке, и Дэвид почувствовал, как усталость медленно выдавливается из него, вытесняемая алкоголем, выигрышем и близостью этого доступного веселого существа, не скрывающего своей заинтересованности в его "тесте".
"По-моему, торговаться не будет... И парень ничего, похож на Кирка Дугласа..." - лениво думала девушка, и Дэвид рассеянно кивнул ей.
- Ты что киваешь?
- А... просто приятно на тебя глядеть и гадать, о чем ты думаешь. За твое здоровье!
Дэвид проглотил виски. Черт с ней, с Присиллой, с ее Тэдом, с "принципиальным" мистером Барби, его "Кларионом"! Черт с ними, с этими двумя трупами на тротуаре у ювелирного магазина Чарлза Майера. Что он, апостол Павел? Почему он должен думать обо всех?
- Выпьем еще, Клер? - спросил он.
- С удовольствием, - кивнула она, поглядывая на карман пиджака, откуда он вынимал бумажник.
ГЛАВА, КОТОРАЯ ЗАВЯЗЫВАЕТ СУДЬБУ ДЭВИДА В КРУТОЙ УЗЕЛ
Они сидели в ресторане и смотрели на эстраду. Певица, раскинув руки под микрофоном, пела песенку о подушке, наклонившись так, что грудь ее в глубоком вырезе была видна каждому.
- Как ты думаешь, - спросила Клер, - если испортится микрофон, кто-нибудь заметит?
- Пока она стоит в такой позе, вряд ли. Видишь ли, в каждой профессии есть свои приемы. Уважающий себя нищий не станет стоять с протянутой рукой, он будет что-нибудь продавать - шнурки для ботинок или спички. Та, на эстраде, вместо шнурков поет, да еще грудь. За одну только грудь без пения платят меньше, вот и все.
- Да я и не пою, - засмеялась Клер. - Может, и мне придумать себе какие-нибудь "шнурки"?
- Не нужно, я за честную коммерцию, - ответил Дэвид. Он опьянел, зал со столиками медленно кружился
- Нельзя сказать, чтобы ты был очень любезен, - надулась Клер, и Дэвид услышал: "Хорошо, что он пьян. Сейчас отвернется, и я подсыплю ему этой дряни. Жалко, конечно. Симпатичный парень, но не портить же отношений с ними... Ничего, поспит покрепче, и все..."
Дэвид вздрогнул, как от неожиданного удара:
"Только не подать вида, только не подать вида... Вот ее "шнурки"... Кто это ОНИ?" - его мысли неслись, как стайка ребятишек после школы, только они не смеялись.
Он извинился и вышел из зала. Опьянение внезапно прошло, растворенное чувством опасности. Он снова дичь, которая мечется по полю, окруженному охотниками. Снова начинается охота, снова мир надвигается на него.
Он вернулся на свое место. "Ну, выпей же, выпей!" - молила его мысленно Клер.
- Ну что ж, выпьем. Клер. А знаешь, у меня идея - обменяемся стаканами. Говорят, в таких случаях узнаешь чужие мысли. Ты хочешь узнать мои мысли?
Клер смотрела на него широко раскрытыми глазами.
- Почему ты побледнела, радость моя? - криво усмехнулся Дэвид. - Или ты не хочешь узнать мои мысли?
- Я просто испугалась за тебя, - пробормотала Клер. - Мне показалось, что ты очень пьян.
- Так не хочешь выпить? Отличное вино.
- Нет.
- Ну что ж. Счет, пожалуйста.
Он расплатился и, крепко прижимая к себе руку Клер, подвел ее к лифту. Она не сопротивлялась. В голове ее вяло трепыхался один вопрос: что он сделает с ней? Она жила не первый день в Лас-Вегасе, и насилие, настоянное на сухом зное пустыни и лихорадочной алчности казино, было привычной частью окружавшего ее мира.