– А может, его… – Трындин пальцем показал на небо. – Закрыли?

– Тебя бы обязательно известили, Юра. Гласность нынче.

– Это уж точно – гласность… – почему-то недовольно подтвердил Юра Трындин.

– Достают тебя жильцы в связи с гласностью? – сочувственно догадался Смирнов.

– Еще как! – обрадованно признался Трындин и тут же задал вопрос решился наконец о главном: – Подозреваете, Александр Иванович, что могут быть серьезные злоупотребления, нарушение законности, так сказать?

– Да ничего я не подозреваю, просто не люблю, когда меня дурачат. Особенно вот так, бессмыслицей. Так говоришь, у них с бумагами все в порядке?

Смирнов встал. Встал и Трындин.

– Все в полном ажуре, я и в райисполкоме проверял.

– Может, посмотрим, что там внутри? – предложил Смирнов.

– Давайте лучше арендаторов подождем. И с ними вместе, по закону. А то мало ли что, обвинят нас с вами в превышении полномочий.

– Вон как за вас взялись! – удивился Смирнов.

– Демократизация, – констатировал Трындин. – Так что же нам делать, Александр Иванович?

– Подождем малость, Юра, – решил Смирнов и пошел в дом – завтракать.

Позавтракал и лег на диван с "Литературкой". Сквозь открытую балконную дверь пришел негромкий и мощный московский гул, под который так хорошо дремать днем. Смирнов позволил "Литературке" упасть на лицо, вдохнул с удовольствием керосинный типографский запах свежей газеты и задремал. Задремал, а затем уж и заснул.

Вместе вернулись (у подъезда встретились) Роман с Аликом и разбудили Смирнова.

Смирнов столь яростно потянулся, что свело шею. Покрутив головой, он встал и предложил:

– Пойдем свежим воздухом подышим.

Свежим-то воздухом – в Москве! Они стояли на балконе. Кругом – дымы, пары, клубы пыли, разноцветные облака черт-те чего. Они стояли на балконе и смотрели на "Привал странников", которого не было.

– Имеются соображения ума? – спросил Смирнов.

– Ни хрена не понимаю! – признался Алик.

– Внутрь бы заглянуть, – сказал Роман.

– Хотел, – сообщил Смирнов. – Но участковый не позволил. Законник.

Что-то странное произошло внизу. Бросив трудовую вахту, зарысили вверх и налево дорожные рабочие, копавшие яму посреди мостовой, засеменили туда же предподъездные бабки, твердо убежденные, что бегут, даже от винно-водочной очереди недалекого продмага отделилось несколько нестойких. Всех тащил вверх и налево азарт любопытства. Явно было.

Оповещая о беде, закричали сирены – милицейская и "скорой помощи". Торопливо переваливаясь на ремонтных колдобинах, от набережной мчались по переулку белый "рафик" с красным фонарем на крыше и серая "Волга" с синим.

– Спустимся, ребята, – приказал Смирнов.

– Вероятнее всего, автомобильная авария, – сказал Алик. Не хотелось ему на улицу.

– Машина-то наша, оперативная, не гаишная, – ответил ему Смирнов, застегнул расстегнутую до пупа рубашку и двинулся к дверям.

В соседнем переулке почти идеальным кругом стояла толпа, замыкая в себе и "скорую помощь", и милицейскую машину. Люди стояли тихо, не позволяя себе обсуждать случившееся. Значит, смерть.

– Разрешите, – скорбно и вежливо попросил у шеренги Смирнов и, повесив палку на локтевой сустав, достал свою книжечку. С книжечкой пропустили. Внутри круга медики уже не суетились, а суетились три человека в штатском. Один, приседая, а затем вытягиваясь, щелкал фотоаппаратом, второй делал отметки мелом на асфальте, третий – на корточках – осторожно рылся в карманах лежавшего на тротуаре ничком милиционера в форме. Милиционер лежал, противоестественно вывернув руки-ноги. Так живые не лежат. На тротуаре лежал труп милиционера.

– Участковый Трындин? – спросил Смирнов у спины четвертого штатского, который в суете не участвовал. Четвертый раздраженно обернулся и вдруг узнал радостно:

– Александр Иванович?

– Здорово, Леонид, – солидно поприветствовал четвертого Смирнов. Был Леонид хорошего роста, складный, франтоватый, на артиста Абдулова смахивал.

– В Москве, а к нам не зайдете, – укорил он Смирнова.

– А что мне у вас делать?

– Как что? Пообщаться, соскучились мы без вас.

– Соскучились? – непонятно спросил Смирнов и повторил вопрос, кивнув на тело: – Участковый Юрий Трындин?

– Участковый Юрий Трындин, – соболезнуя голосом, подтвердил Леонид.

– Что случилось?

– С крыши сорвался.

– Прямо-таки и сорвался?

– Сейчас здесь закончим и наверх пойдем, пощупаем, что и как.

Смирнов глянул вверх, на крышу пятиэтажного доходного дома, каждый этаж которого – полтора нынешнего. Высоко. Очень высоко.

– Я с ним утром разговаривал, – сказал Смирнов. На труп он не смотрел, не хотел смотреть. – Что ж ты так, Юра Трындин?

К Леониду подошел третий в штатском – совсем еще молодой, – протянул сложенный вчетверо лист бумаги:

– В кармане нашел. Прочти, Леня.

Леонид развернул бумагу. Смирнов нахально заглянул в нее через Леонидово плечо. Леонид обернулся на него, но ничего не сказал. Стал читать бумагу. Читал и Смирнов.

"Околоточный! Пока ты даром копытами топочешь, малолетки ширяются как хотят. На твоем участке, козел. Коробейников сдавать не в моих правилах, а склад их сдам. На крыше шестого дома, под правым скатом слухового окна. Целуй меня в тухес за подарок, лох".

Печатными корявыми буквами все это было написано. Смирнов спросил:

– Вечерком ко мне можешь заглянуть, Леонид? Я вон в том доме живу у приятеля. – Смирнов тростью указал на видимый отсюда Аликов дом. – Пятый этаж, квартира восемнадцать. Я ведь с Трындиным утром сегодня разговаривал.

– Загляну, – пообещал Леонид. – Обязательно загляну. – Он смотрел, как санитары задвигали в свою карету носилки, на которых было то, что осталось от участкового Трындина.

– Не буду мешать. Работай, – сказал на прощанье Смирнов и выбрался из круга. Роман и Алик ждали его. Они были в курсе: предподъездные бабки рассказывали шепотом каждому подошедшему в кругу все в подробностях.

– Пошли домой, Саня, – предложил Алик, и они пошли домой.

Обедать расхотелось. Они попили чаю и уселись смотреть по видео (Алькина гордость – японский телевизор с декой) "Французского связного". По экрану бегал хулиган Хекмэн, беспрерывно стреляя с матерясь на английском языке. Отвлеклись и увлеклись. Когда Хекмэн напоследок, по запарке, укокошил агента ФБР и упустил мирового злодея и политического супербосса Шарнье, Алик загоготал радостно:

– Все, как у вас, бойцы невидимого фронта! Главного никогда не ловите!

– Красиво работалось, – с завистью сказал Смирнов.

– Им легче: дави негров, пали сколько хочешь, разбивай любой автомобиль, все сходит с рук, – завистливо констатировал Казарян.

– Да я не про сыщиков, я про киношников американских, – невинно пояснил Смирнов.

– Меня кусаешь, значит, да? – всерьез обиделся Казарян.

– Кого же еще?

– А если бы ты у меня на картине милицейским консультантом был, позволил бы такое про нашу жизнь?

– Не-е, – с удовольствием сообщил Смирнов.

– То-то и оно, – успокоился Казарян.

– А ты со мной борись, – предложил Смирнов. – Гласность уже и демократия.

Забыли об участковом Юрии Трындине. Трепались, спорили, крича, о сегодняшней жизни, вспоминали старое, а из старого – самое смешное. Знали-то эти трое друг друга, считай, с войны.

В девять вечера явился капитан Махов. Леонид. По приглашению хозяев уселся со всеми на кухне, опрокинул рюмочку, попил чайку. Смирнов его не торопил с рассказом, рассматривал, вспоминал его. Сырым мальчонкой помнил. Леонид понял, что его изучают, и поэтому был вызывающе надменен.

– Вы меня просили зайти, и я зашел, Александр Иванович, – покончив с чаем, сказал он, давая понять, что делает Смирнову одолжение.

– Спасибо, Леонид, – благодарно отозвался Смирнов. – Знаю, что ты человек занятой, а я – бездельный пенсионер, но я сегодня говорил с участковым Юрием Трындиным.

Леонид посмотрел на Смирнова, потом – на Романа и Алика.

– Ты нас не стесняйся, Леонид! – ободрил его Казарян и откинулся на стуле.

– Ты их не стесняйся, Леонид, – сказал Смирнов. – Казарян из нашей конторы человек, а Спиридонов есть Спиридонов. Должен бы его знать, коль ящик смотришь.

– Как же, знаю. Очень приятно познакомиться. – Леонид мягчал.

– Тогда рассказывай, – уже командно предложил Смирнов.

– Скорее всего несчастный случай, – начал Леонид и для продолжения рассказа решил закурить. Казарян протянул пачку "Мальборо". Леонид милостиво принял знак внимания, взял сигарету и прикурил от спиридоновской зажигалки. – Дому этому, номер шесть, вот-вот на капиталку становиться. Ну, и, естественно, отношение к нему наплевательское со стороны домоуправления. Кровля ветхая, ее сто лет не меняли, а зачем менять, коли капиталка скоро? Полез Трындин к тайнику, от окна отделился и заскользил вниз вместе с кровельным листом, державшимся на соплях. А края крыши рядом.

– Тайник-то там действительно был? – спросил Смирнов.

– Был, Александр Иванович, был! – оживился Леонид (о деле заговорил). – Серьезная такая укладочка, аптечная, с понтапоном. По рыночным их ценам – тысяч на семь-восемь.

– Куш! – с уважением констатировал Роман.

– Как ты думаешь, Леонид, зачем этот добровольный осведомитель сдал тайник Трындину? – спросил Смирнов.

– Всего вероятнее одно: узнав о тайнике, сам взять опасался, будучи уверенным, что хозяева следят за марафетом неусыпно. Думаю, конкурент.

– Может быть, может быть. – Смирнов покряхтел, прилег подбородком на замысловатую рукоять своей роскошной палки. – А почему Трындину?

– Юра последнее время за наркоманов местных взялся, всерьез взялся. Выявил, кто просто так шуткует, кто всерьез на игле сидит. Даже схемку составил по участку: кто, где, когда, как. Серьезный паренек был. Эх, Юра, Юра!

– Значит, несчастный случай, – вяло напомнил Смирнов.

– Ничего нет, Александр Иванович, чтобы о другом думать. Сам понимаю, что наворот какой-то подозрительный: тайник, записка, несчастный случай. Леонид поднялся из-за стола, подошел к окну, из которого была видна крыша дома номер шесть. – Облазил все, все собственными руками ощупал до самого последнего гвоздика – ничего подстроенного, ничего сомнительного.