Но быть милостивым к мертвым означает не только кресты и стелы, поставленные в их честь и память. Это значит ещё и продолжение их праведных дел, оборванных смертью, это ещё и труд не дать погибнуть, захиреть их сиротам. Годовщина памяти "Курска" показала: мы иногда умеем быть милостивыми к своим павшим, - когда по-настоящему пронзит, когда грянет гром, даже если он не с небес, а из глубин.

Самый главный секрет, который хранится на борту затонувшего (и теперь уже поднятого) атомного подводного крейсера "Курск", - это тайна его гибели.

До сих пор не верится в такую потерю, до сих пор нет убедительного объяснения тому, что произошло...

Деятельность правительственной комиссии под эгидой вице-премьера Ильи Клебанова так же загадочна, как и причина гибели атомохода. Самое очевидное достижение её работы - выдвижение на первое место версии "нештатной ситуации" в торпедном отсеке. Но так же, как не меняется сумма от перестановки мест слагаемых, не меняется и момент истины от перестановки рабочих гипотез.

Тем не менее версия о столкновении "Курска" с подводным объектом с повестки дня не снята.

В самом деле, какой детектив отмахнется от того, что российская подводная лодка в момент своей гибели находилась в окружении трех недружественных ей субмарин?

Кто-то, правда, вспомнит древнее римское правило: "после того не значит по причине того". Разумеется, здесь нет стопроцентной вероятности, что именно иностранные субмарины причастны к катастрофе русского подводного крейсера, но цепь косвенных фактов в сторону не отброшена...

Пока комиссия так и не ответила (да и вряд ли когда-нибудь ответит) на главный вопрос: почему энергия первого взрыва пошла внутрь отсека, а не из него, как предусматривала такое развитие аварии конструкция торпедных аппаратов? Ведь неспроста же задние крышки торпедных аппаратов, выходящие в отсек, втрое прочнее передних, открывающихся в забортное пространство.

Работа правительственной комиссии несколько проясняет картину того, что произошло в торпедном отсеке. Со всей определенностью сказано, что первый взрыв грянул в трубе торпедного аппарата, в котором находилась практическая (учебная, без заряда взрывчатого вещества) торпеда. Найдены и обследованы фрагменты этого аппарата. Его стенки вспучены, а это говорит о том, что первый (малый) взрыв произошел именно в трубе аппарата. Задняя крышка его с номером "1" обнаружена на кормовой переборке отсека. Ее просто впечатало в нее, приварило мощным выбросом раскаленных газов. Почему она вопреки всем законам прочности торпедных аппаратов оказалась там? Ведь она втрое прочнее, чем передняя крышка, и сделано это для того, чтобы в подобных аварийных ситуациях вышибало именно переднюю крышку - тогда мощь взрыва уйдет в море, а не в отсек. Но если она, эта передняя крышка, будет прижата во время взрыва чем-то очень массивным, то тогда выбьет заднюю, что и случилось. Что могло прижать её под водой? Вот тут-то и напрашивается версия № 2, как часть общего предположения: передняя крышка была прижата в момент столкновения массой другой подводной лодки. Отсюда и срабатывание двигателя деформированной торпеды. (С чего бы ему срабатывать при нормальных условиях?) Да и сам "момент столкновения" это вовсе не мгновение, а растянутое по времени сминание обоих корпусов, взаимная деформация. За эти секунды и срабатывает стартовый двигатель.

Вот почему выдвижение версии о "нештатной ситуации" в торпедном отсеке ничуть не отменяет бывшую "первую". Столкновение - это тоже нештатная ситуация в первом отсеке.

Пока спасатели готовились к подъему "Курска", следователи, аналитики, морские инженеры, профессионалы-подводники, знатоки истории флота продолжали и продолжают ломать голову над тайной загадочной катастрофы...

Нет ни одного суждения по "Курску", которое не вызывало бы яростных споров и отвержения: "Поднимать? Не поднимать! А если поднимать, то вовсе не так, как решили в "Рубине". Отрезать первый отсек? Ни в коем случае! Это уничтожит следы первопричины гибели. Там могли уцелеть торпеды! Да не могло там ничего уцелеть после такого взрыва!"

И так без конца. Бесконечные догадки, гипотезы, предположения, бесконечные "скорее всего" и "я почти уверен". Я лично почти уверен, что рейтинг версий принесен в угоду политическому торгу насчет "противоракетного бронежилета" - ПРО. Даром, что торг уже проигран.

Попытка заставить всплыть затонувшую атомарину вызывал в мире интерес не меньший, чем и драматические спасательно-эвакуационные работы прошлой осенью. Ведь подъем со стометровой глубины 24-тысячетонного атомного подводного крейсера - беспрецедентное в мировой практике дело. По степени риска его вполне можно назвать технической авантюрой, хотя к решению этой сверхсложной задачи привлечены, возможно, лучшие инженерные умы.

Особую тревогу вызывала тросовая часть судоподъемного проекта. Нет такого троса, который бы море не смогло оборвать. Даже попытка подъема относительно маловесной (по сравнению с "Курском") спасательной камеры "Комсомольца" с помощью тросов не увенчалась в 1997 году успехом - толстый капроновый канат оборвался на качке. Что же говорить о 24-тысячетонной махине? Правда, тросы, которые применяет судоподъемная фирма "Мамут" ("Мамонт"), особенные. По сути дела, это тросовые жгуты, состоящие из 54 отдельных прядей. Каждая скручена из 7 стальных высокопрочных струн. Тросы специально спроектированы для подъема сверхтяжелых грузов и имеют длину до полутора километров. Усилия 26 тросовых гидродомкратов находятся под контролем компьютера. Именно он вел пошаговое движение подъемников и дозировал нагрузку на каждый цилиндр.

Однако никто не мог точно предсказать, как поведут себя ядерные реакторы после неизбежных новых встрясок или, не дай бог, нового падения атомарины на грунт. Если при этом нарушится герметичность первого контура, потом ни одного иностранного специалиста никаким калачом не подманишь к "фонящему" корпусу.

Практически все, что замышляли сделать судоподъемщики, оговаривалось словом "впервые". Впервые предстояла резка гигантского корпуса на глубине, не вырезка "окон", а отделение отсеков. Впервые предстояла постановка в док аварийного ядерного объекта, установка гигантского и деформированного корпуса на клети по доковым чертежам.

Особые толки вызвало решение комиссии отделить носовой отсек, временно оставив его на грунте, а потом поднимать силами российских водолазов. Мотивировали это тем, что в первом отсеке обнаружили невзорвавшиеся торпеды, которые представляли особую опасность, так как после мощной взрывной встряски лишились всех ступеней предохранения. Никто не знал, как они поведут себя при подъеме корабля.

Чиновник высокого ранга, полагающий, что лучше жевать, чем говорить, изложил с телеэкрана суть судоподъемного проекта столь невнятно, что даже у профессионалов-подводников вызвал бурю эмоций.

"Как без носового отсека? - возмущался известный боевой адмирал-подводник. - Но ведь потом же все равно придется поднимать этот опасный первый отсек. Значит, неизбежно придется рисковать жизнями водолазов, разве что российских. Или их жизнь менее ценна, чем жизнь иностранных специалистов?"

Отсутствие логики в этом вопросе породило немало кривотолков среди авторитетных подводников. Громко и нелицеприятно высказывали свои сомнения: "Рубин" хочет спрятать концы в воду. Ибо ту часть "Курска", с которой связаны пусть и слабые, но все же надежды на выяснение первопричины взрыва, собираются пока оставлять на дне морском. Кто знает, сколько продлится это "пока"?

На все эти вопросы отвечал журналистам заместитель главкома ВМФ России вице-адмирал Михаил Барсков:

- Носовую часть мы отрезаем ещё и потому, что при подъеме, сильно поврежденная, она может обломиться и вызвать разбалансировку подъемных устройств. Отрезать её будут с помощью робототехники и водометов, в чьи мощные струи подаются абразивные материалы. Так что российским водолазам рисковать жизнью во время таких работ не придется. Но сначала будут проведены размывка грунта и детальный осмотр места работ на предмет поиска невзорвавшихся торпед. Ракеты "Гранит", находящиеся в прочных контейнерах, опасности не представляют. Выгружать их будут уже после подъема - в доке.