— Ты называешь себя Вещуньей. Жители Раднора идут к тебе за советами и наставлениями. Даже мудростью. И все же, где найдется еще такая глупая женщина? Такая наивная и чистая? Мы, англичане, не так уж отличаемся от вас, валлийцев. Среди нас найдутся и хорошие и плохие. Честные и бесчестные. — Он слегка встряхнул ее, обжигая взглядом. — Мы не такие уж разные, Уинн. И среди валлийцев найдутся мужчины, которые насилуют и грабят, опьяненные безумством войны. Или ты думаешь, что в приграничных английских деревнях не найдется валлийских бастардов? — он снова ее встряхнул, — В войне страдают обе стороны. Но мы не в силах изменить то, что уже произошло. У детей, которых ты воспитываешь, отцы англичане. За то, что один из них хочет исправить сотворенное зло, его нельзя осуждать.

— Но и нельзя оправдывать, — ответила она, хотя и не с прежним пылом.

— Он не может изменить прошлое, Уинн. Но он может изменить будущее.

Но я не хочу, чтобы он это делал, хотелось закричать Уинн. Только она не смогла.

Казалось, ее охватил холодный страх в предчувствий этого самого будущего и тревожные опасения. Она задрожала, и Клив тут же заключил ее в теплые объятия.

— Знаю, тебе тяжело, — пробормотал он, уткнувшись ей в волосы.

Уинн крепко зажмурилась, удерживая слезы.

— Ничего ты не знаешь…

Она почувствовала, как дрогнуло его горло оттого, что он проглотил слюну, а в груди мерно и сильно застучало сердце. И зачем только он здесь появился? Он основательно разрушил ее жизнь, и, тем не менее, в эту минуту ее радовало, что он рядом. Она даже чуть было не поверила, что он прав и что намерения у него благородные. Но отдать одного из своих детей…

Чувства ее были в таком смятении, так болезненно перепутаны, что она потеряла способность рассуждать логически. Он приподнял ее лицо, и она посмотрела на него затуманенными от слез глазами.

— Я так их люблю, — прошептала она, не справившись с дрожью в голосе и страхом в своей душе.

— Я знаю, — пробормотал он в ответ, пожирая взглядом чуть затененные черты ее лица. — А я… — Он задохнулся и тут же застонал. — А я слишком долго этого ждал.

Поцелуй, к которому он внезапно принудил ее, не был совсем неожиданным, и Уинн не стала притворяться перед собой, будто почувствовала отвращение. Она ждала нового поцелуя после того, что произошло утром, хотя и подавляла подобные мысли. Это было бы совсем предательски по отношению к самой себе. Полное безрассудство.

Но теперь, когда он коснулся ее губ без малейшего намека на нежность, она отбросила всякую необходимость в притворстве. Слишком восхитительным оказался вкус теплых влажных губ, прижавшихся к ее теплым влажным губам.

Он легко раскрыл ее губы, словно так и нужно, и сразу же их языки сплелись в яростной схватке. Он заманил ее язык в свой рот и, когда она возбужденно приподнялась навстречу ему, снова полностью завладел ее ртом, наполнив ее невероятной чувственностью. Он то проникал в ее рот, то покидал его, и где-то в самой глубине ее существа вспыхнул огонь.

Не сознавая, что делает, Уинн крепко прижалась к его мускулистым бедрам. Клив ответил таким же горячим порывом, и она ощутила, как он моментально возбудился. Он чуть прикусил губу, затем приподнял девушку, оторвав от земли одним движением.

Он целовал ее так, словно они вели сражение, и какой-то далекий голос говорил Уинн, что Клив намерен одержать победу. И все же, уступая ему, она чувствовала себя отнюдь не побежденной, а скорее победительницей.

Он поднял ее еще выше, крепко обхватив одной рукой. И только когда ее лицо оказалось над ним, когда она поднялась в темный ночной туман и оттуда посмотрела на его лицо, слабо освещенное серебристым лунным светом, Уинн осознала, что делает. Ее руки обнимали его за шею. Пальцы вплелись в пряди его волос. Одну ногу она согнула у него на боку, и окажись теперь кто-нибудь рядом, то сразу бы решил, что они любовники. Так оно и будет. Это предначертано теми силами, что правят вселенной, — Богом, Отцом небесным, и Богиней, Матерью земли.

Его глаза светились огнем властелина. Клив опустил лицо и прижался к тонкой шерстяной ткани на ее груди. Отбросив в сторону амулет, он потерся щекой о мягкие вершинки ее грудей, покусывая зубами отделанный тесьмой вырез платья.

— О женщина. Ты настоящая колдунья. Почему бы тебе не избавиться от этих громоздких одежд, чтобы мы достойно завершили начатое?

Он еще раз потерся о ее груди, пытаясь найти упругие соски зубами. Она застонала, когда ему удалось схватить один, и выгнулась дугой в безудержном восторге.

— Клив… довольно…

— Да, да. Ты доставляешь мне удовольствие. И я хочу лишь одного — доставить удовольствие тебе, — пробормотал он, уткнувшись в ее ключицу. Отыскав языком мягкую впадинку, он проследовал вдоль всего плеча, оставляя на нем короткие горячие поцелуи, пока не достиг нежной шеи. Уинн проглотила слюну, и он отметил это волнение более пылкими поцелуями, двигаясь вверх до подбородка, а потом снова нашел ее губы. — Я хочу тебя, Уинн аб Гриффидд, — прошептал он, целуя ее рот. — Моя милая вещунья. Моя грешная Валлийская колдунья…

— Уинн! Ты где? — Голос Дрюса подействовал на Уинн как ушат холодной воды, вернув ее в реальность, и она бессвязно залепетала.

— Отпусти меня! Я должна… я не могу…

Но Клив не отпустил. Крепко удерживая ее в объятиях, он позволил ей соскользнуть по своему мускулистому телу.

— Уинн со мной, — прокричал он в темноту Дрюсу. — Мы скоро придем.

Наступила пауза, в течение которой Уинн остро ощущала каждый дюйм тела Клива, тесно прижатого к ней. Она все еще жаждала соблазнительного восторга, которым он ее наполнял, но голос рассудка твердил, что нужно высвободиться из его рук.

— Тише, — строго приказал он и снова запечатлел властный поцелуй, от которого она лишилась дыхания.

Но Дрюс не отставал.

— Уинн! — еще раз позвал он, в голосе его явно слышалось беспокойство.

— Я… я здесь, — удалось выдавить ей. — Подожди. Я… уже иду.

Она встретилась с глазами Клива, в которых все еще не остыл пыл, и заметила, что он разочарован. Одной рукой он придвинул к себе ее лицо, так что их дыхания смешались. Ей даже показалось, она сейчас потеряет сознание от раздирающих ее на части противоречий.

— Колдунья. Ты всего лишь отдалила ту минуту, когда мы насладимся друг другом. Если ты намеревалась помучить меня, то тебе это хорошо удалось. Но знай, дорогая, наступит и мой черед. И я обещаю, ты тоже изведаешь сладкую муку.

Затем он поцеловал ее властно и крепко, словно не желал отпускать. Когда же он все-таки ее отпустил, Уинн покачнулась на нетвердых ногах, потеряв равновесие и способность ясно мыслить.

— Уинн! — раздалось теперь ближе и гораздо требовательнее.

— Да… уже иду… — с трудом ответила она, ее глаза все еще были прикованы к Кливу. Этот человек по-своему тоже кудесник, решила Уинн, пытаясь собраться с мыслями. И такой сильный, что ему невозможно противостоять.

Она пошла на негнущихся ногах к дальним огонькам замка, смутно видя перед собой фигуру Дрюса. В эту минуту он показался ей даром, посланным Богом, чтобы спасти ее из лап самого дьявола.

— С тобой все в порядке? — прошептал Дрюс, когда она подошла к нему.

Уинн смогла только кивнуть. Она не остановилась и даже не замедлила шаг. Продолжала идти по лугу, не сводя неподвижного взгляда с замка и не обращая внимания на высокую траву и на две пары мужских глаз, которые неотступно следили за ней. Ей хотелось только одного — найти спокойный, безопасный уголок, где она могла бы спрятаться от любопытных взоров и попытаться успокоить расшатанные нервы.

— Что ты с ней сделал? — резко поинтересовался Дрюс у подошедшего Клива.

Клив оценил реакцию Дрюса, прежде чем ответить.

— То, что сделал бы на моем месте любой мужчина с горячей кровью, появись у него такой шанс. Я поцеловал ее. — Увидев, как прищурился. Дрюс, Клив продолжил:

— Может, ты хочешь сказать, что никогда не пытался сделать то же самое?