И за ним шли: греки одиссеевского пентеконтора даже не думали оспаривать приказы внезапно объявившегося командира. Похоже, унизительная перспектива без боя согласиться на наглые условия лэйстесов их и самих не радовала, и потому они послушно налегли на весла, следуя указаниям Яна. Узкий корабль медленно разворачивал высокий резной форштевень в сторону пиратского корыта, практически прижавшегося низким пузатым боком к корме греческого судна.

Лэйстесы не смогли уйти от столкновения — крепкий таран с громким треском вонзился в борт неуклюжего пиратского суденышка, легко сминая и круша тонкую корму.

— Все на весла! — продолжал отдавать команды Ян. — Поднять парус! — Развернулся, сложил руки рупором: — Эй, на другом корабле! Повторяйте за нами!

Илья принялся старательно грести вместе с остальными, с беспокойством оглядывая сцену примитивного морского сражения и обшаривая глазами судно в поисках Одиссея — царя Итаки и след простыл.

Пентеконтор, тем временем, нацелился на следующее пиратское судёнышко. На приземистом корыте противника суетливо задергались, словно лапки у запутавшейся многоножки, весла. Лэйстесы отчаянно пытались уклониться от столкновения — они прекрасно понимали, что их неуклюжую посудину ожидает такая же судьба, как его невезучего товарища, уже исчезающего в морской глубине.

Через несколько минут останки второго пиратского судёнышка затонули в тёмной воде, и оставшимся лэйстесам численное преимущество их кораблей перестало казаться таким уж неоспоримым залогом победы. Неуклюжие корыта один за другим разворачивались и удирали в темноту. Видя их поспешное бегство, греки разразились победными криками. Преследовать пиратов никто не собирался.

Ян спокойно прошествовал на свое место и, как ни в чем не бывало, взялся за весло.

Именно в этот миг из-под палубы показался Одиссей. Быстро оглянулся, оценивая ситуацию, а потом выдернул меч из ножен, вскинул руку в победном жесте и что-то закричал. Гребцы одарили его мрачными взглядами, и радостный вопль царя Итаки оборвался; Одиссей поспешно вложил ксифос в ножны и уселся за весло.

Остаток пути гребли молча. На берегу их уже поджидали отправленные вперёд корабли с обеспокоенными их задержкой греками. Рассказ о нападении пиратов вызвал у солдат нешуточное возмущение, а описания морского боя — подлинный восторг, и всю оставшуюся ночь греки один за другим подходили к Яну, чтобы выразить ему своё уважение.

Как и ожидалось, греки не встретили от местного населения сопротивления. Собственно, и населения-то они не встретили — небольшой поселок опустел, едва только на горизонте показались вражеские пентеконторы. Жители благоразумно попрятались в пологих каменистых холмах, справедливо рассудив, что собственная шкура дороже зерна и коз.

Всё время, пока солдаты грузили продовольствие на корабли и всю дорогу обратно в Трою Ян не сказал Илье ни слова. Впрочем, тот не сразу обратил на это внимание; Илья размышлял о том, что так и не узнает теперь, причастен ли Одиссей к случившемуся. Действительно ли Агамемнон приказал царю Итаки избавиться таким хитрым образом от Ахилла? Или же это была затея самого Одиссея, сговорившегося с пиратами и планировавшего потом поделить полученный за Ахилла выкуп пополам? А, может, это всё-таки была случайность?..

В последнее верилось с трудом. Вспоминались и хитрые бегающие глазки царя и его подозрительное решение отправить четыре корабля вперед, на разведку, а на оставшихся спустить паруса. Готовность, с которой Одиссей отказался от битвы, тоже вызывала подозрение. При всех своих недостатках Одиссей не был трусом. Хитрым, изворотливым, осторожным — да. Но не трусом. Отчего же он даже и не попытался сопротивляться? Если царь Итаки и впрямь не при чем, то он должен был вскочить на нос пентеконтора и направить резной форштевень на противника. Он, а не Ян.

И тут Илья, наконец, обратил внимание на красноречивое молчание товарища — и его словно озарило. Черт с ним, с Одиссеем. Причем тут Одиссей? Это Илья, а не Ян должен был вскочить на нос пентеконтора и отдать приказ таранить врага. Он ведь здесь за Ахилла. Вот почему воины смотрели на него с таким ожиданием. Вот почему сосредоточенно молчит сейчас Ян и что-то серьезно обдумывает.

Илья с досадой встряхнул головой — на проверку Ахиллом он оказался никудышным.

Да и не только Ахиллом — от самого себя он тоже был не в восторге.

На входе в конференц-зал роскошного отеля «Пять морей» Арагорн в который раз схватился за сердце — проверил, на месте ли удостоверение Гринписа. Именно оно должно было провести его на пресс-конференцию, устроенную для участниц конкурса МММ и представителей общественных организаций, рассчитывающих, что именно с ними и будет сотрудничать будущая Мисс Мечта Миллионера.

В зеркалах холла отражался незнакомец в скучном костюме и очках в тонкой оправе. Конспирация, будь она неладна. В таком виде Арагорн походил на прилежного клерка из преуспевающего офиса. Этакий образцовый офисный планктон. Или приодетая канцелярская крыса, как заметил утром Василий.

Арагорн не беспокоился, что в нем узнают одного из членов жюри — никто не ожидает, что такие важные персоны, как представители «СталЛКома» будут тайком пробираться на пресс-конференцию. Не беспокоился он и о том, попадёт ли на пресс-конференцию — Василий обещал всё устроить, значит, не о чем переживать.

Единственное, что несколько волновало Арагорна, это верна ли сделанная им ставка на Гринпис. Василий, дотошно изучивший личное дело Алессандры, уверенно заявил, что сфера ее интересов — охрана природы, главным образом, растительного мира, значит, надо идти на пресс-конференцию в качестве представителя ну вот хоть того же Гринписа. Так Арагорн и сделал.

Конференц-зал оказался набит под завязку. Представители наиболее серьёзных организаций — десятка два, не больше, — разместились прямо у сцены, и, разумеется, Гринпис занял среди них достойное место. Он умостился между Всемирным Фондом Дикой Природы и Врачами без Границ, чуть позади Всемирной Организации Здравоохранения, Армии Спасения и благотворительного фонда какого-то российского богатея. Арагорн быстро просканировал толпу — привычка, появившаяся у него после расставания с Жанной. Не увидев настырной журналистки, перевел дух и обратил внимание на «коллег».

За стойкой Гринписа стояло двое. Женщина лет сорока, облагороженный вариант российской хиппи — хлопковый белый свитер, длинная джинсовая юбка с цветной вышивкой по краю, русая, с проседью коса. «Галина Землянова», — прочитал Арагорн стоящую перед ней табличку. Вторым был высокий парень с куцым хвостиком мышиного цвета волос, в светлом костюме из мнущейся ткани и безвкусно ярком галстуке — Павел Курцев. Место за табличкой «Абрам Горн» пустовало. Арагорн уставился на неё в некотором замешательстве. Абрам Горн… Это что — он?

«Не смешно», — мрачно подумал он про себя. Ну, братец, ну, юморист недоделанный, вот уж постарался! Ну, ничего, вот закончится пресс-конференция, и он сразу же отблагодарит Василия — и за Горна, и особенно — за Абрама.

Женщина-хиппи, деловито перекладывая какие-то бумаги, отстранённо кивнула Арагорну, зато Павел вместо приветствия сразу же процедил:

— Ещё вчера от Гринписа должно было быть только двое…

Арагорн равнодушно пожал плечами:

— Было двое, стало трое. У тебя с этим какие-то проблемы?

Парень проигнорировал вопрос Арагорна:

— Из какого ты подразделения?

— По сбору задолженностей.

— Чего? — изумился Павел. — Никогда о таком не слышал!

— Значит, статусом еще не дорос, чтобы тебя допускали к конфиденциальной информации, — нахально заявил Арагорн. Он прекрасно знал, что наглая уверенность может сбить с толку даже человека, абсолютно твердо знающего, что он прав.

Подействовало. Парень, напрочь позабыв о том, что основной принцип финансирования Гринписа — исключительно добровольные пожертвования, с растерянным видом повернулся к женщине, но та с головой ушла в свои бумажки и не обращала внимания на происходящее вокруг.