— Как в шубе. Душно и все чешется, — пожаловалась она. — Вот возьми. — И она вручила мне другую волчью шкуру. — Поторапливайся. Надевай и пошли. А то твои тетя и дядя скоро хватятся их.

Я взял шкуру. Рука утонула в пышной шерсти. Я развернул шкуру и поднял над головой.

— Вот все и сходится, — прошептал я. — Я же говорил, что хочу быть на Хэллоуин оборотнем. Вот мое желание и сбылось.

— Поторапливайся, поторапливайся! — подгоняла меня Ханна. — А то они поймают нас.

Я натянул шкуру на голову и затем надел поверх пиратского костюма. Она была мне как раз, даже слишком плотно сидела. Особенно в ногах. А пасть и глаза пришлись точно впору.

— Ой, ты права, — вздохнул я, — все начинает зудеть. Она мне так тесна… Даже не знаю, смогу ли ходить в ней.

— Она скоро растянется, — прошептала Ханна. — Ну пошли. Быстро уходим отсюда.

Она пошла через задний двор. Потом мы свернули и побежали вдоль боковой стены ее дома и прямо на улицу.

В соседнем квартале слышались голоса мальчишек и девчонок. Это команды ребятишек с мешками обходили дома, выпрашивая сладости.

— Давайте, а не то хуже будет, — кричали они. — Кидайте сладости, а то устроим вам гадости! Будет вам беда вместо радости!

— Нам лучше затесаться в чью-нибудь ком-до, — предложил я. — Так нас труднее будет найти.

Это мысль, — согласилась Ханна. Мы перебежали улицу.

Под шкурой становилось действительно жарко. По лбу у меня струился пот.

Мы прошли несколько кварталов. Но большинство детишек, промышляющих по домам, были гораздо младше нас. Никого подходящего мы не встретили.

Мы повернули за угол и прошли еще несколько кварталов до следующих домов.

— Ой, смотри, кто там! — крикнула Ханна, хватая меня за руку.

Я посмотрел туда, куда она устремила свой взгляд. На лужайке перед фасадом дома стояли, протягивая свои хэллоуинские мешки, мумия и робот.

— Да это же Шон и Арджун! — воскликнула Ханна.

— Давай побираться с ними, — предложил я и побежал по траве, махая им своей лапой. — Эй, ребята, эй!

Шон и Арджун повернулись и уставились на нас.

— Погодите! — кричал я из волчьей пасти.

Оба в один голос завопили, побросали свои мешки и припустили что есть духу, крича «Караул!».

Мы с Ханной остановились на обочине подъездной дорожки, с недоумением глядя им след.

— Мы, похоже, напугали их, — со смехом бросила она.

— Есть немного, — весело подхватил я.

И мы от души расхохотались.

Только недолго мы веселились.

Я услышал тяжелый топот у нас за спиной.

Я обернулся и невольно охнул: по тротуару, не чуя под собой ног, неслись мои тетя и дядя.

— Вон они! — закричал дядя Колин, показывая рукой на нас. — Хватай их!

Я оцепенел от ужаса при виде тети и дяди, несущихся в нашу сторону, словно за ними гналась стая собак.

— Стойте! — взывала к нам тетя Марта. — Отдайте наши шкуры!

Я не мог сдвинуться с места. Но тут Ханна дала мне хорошего пинка, и мы помчались прочь.

Мы не бежали — летели через лужайки, не разбирая дороги. Мы пробегали через дворики у домов и ныряли в окна живых изгородей.

Дядя и тетя не отставали от нас и непрерывно взывали в один голос:

— Отдайте наши шкуры! Отдайте наши шкуры!

Их отчаянные вопли звенели у меня в ушах, словно заклятие.

— Отдайте наши шкуры! Отдайте наши шкуры!

Мы бежали и бежали. Мимо домов, дворов и лужаек. Все стало сливаться в сплошное неразличимое пятно. Мои тяжелые волчьи задниe лапы колотили по земле. Я с трудом сохранял равновесие. Под жаркой шерстью по моему лицу струился пот.

Еще поворот. Снова темные задние дворы. А потом над нашей головой сомкнулись извивающиеся ветви деревьев. Мы бежали по лесу, лавируя между вздымающимися стволами деревьев, продираясь сквозь непролазный бурьян и кустарник. А тетя и дядя не отставали от нас ни на шаг и жалобным голосом скандировали одну и ту же фразу:

— Отдайте наши шкуры! Отдайте наши шкуры!

Мы стали взбираться на невысокий холм, окаймленный вечнозеленым кустарником. Под ногами хрустели и катились в разные стороны сосновые шишки. Ханна вдруг остановилась, рухнула на колени и на четвереньках продолжала карабкаться на вершину холма.

— Отдайте наши шкуры! Отдайте наши шкуры!

Голоса становились все тоньше и все пронзительнее.

И вдруг все смолкло.

Будто земля внезапно остановилась.

Будто все застыло на вершине холма, и даже ветер перестал дуть.

Тишина была физически ощутима.

Дядя Колин и тетя Марта прекратили свою несмолкаемую молитву.

Тяжело дыша, мы с Ханной обернулись и взглянули на них.

— Луна… — еле слышно прошептала Ханна и показала рукой наверх. — Полная луна, Алекс. Она так высоко. Она, очевидно, в апогее.

Она еще шептала эти слова, а тетя и дядя рухнули на колени. Головы у них запрокинулись. На освещенных лунным светом лицах читались скорбь и отчаяние.

Они раскрыли рты и завыли — печально и пронзительно.

Вой перешел в отвратительные вопли. Они обоими руками рвали волосы на голове. Глаза у них были закрыты. Они вопили, будто их разрывала невыносимая боль.

— Ханна, — в ужасе вскрикнул я, — что мы наделали, Ханна?

Вцепившись обеими руками в волосы, тетя и дядя кричали.

И вдруг руки опустились. Рты закрылись. И покой снизошел на них.

Мы с Ханной смотрели на них, не в силах оторвать взгляд. Дядя Колин и тетя Марта, помогая друг другу, поднялись с земли. Отряхнули друг друга. Пригладили растрепанные волосы.

Они подняли на нас глаза, и я увидел в них слезы.

— Спасибо, — в один голос закричали они.

— Спасибо за то, что спасли нас! — воскликнул дядя Колин.

И они вместе побежали на вершину холма и ш радостно обнимать и целовать нас.

— Вы избавили нас от проклятия! — проговорила тетя Марта, и слезы ручьями бежали у нее из глаз. — Луна достигла апогея, а мы не превратились в волков. Мы с Колином больше не оборотни!

— Как нам отблагодарить вас? — восклик-

дядя Колин. — Какие же вы молодцы. И такие храбрецы!

— А уж как запарились! — присоединился к ним я. — Я просто жду не дождусь, когда сброшу наконец эту душную шкуру.

Все засмеялись.

— Пойдемте домой! — крикнула тетя Марта. — Нам надо отпраздновать это.

И мы все вчетвером поспешили домой. И всю дорогу смеялись и шутили.

Колин и тетя Марта сразу направились через заднюю дверь.

— Домашние пирожки! Что может быть лучше? — воскликнула тетя Марта. — И по кружке горячего шоколада. Как вы на это смотрите?

— Звучит заманчиво. Слюнки изо рта текут! — в один голос ответили мы с Ханой.

Ханна пошла следом за ними в дом, но я остановил ее.

— Давай сбросим шкуры в доме Марлингов. Больше они никому не понадобятся. Давай оставим их в заброшенном доме.

Ханна на миг замешкалась, будто ее привела в ужас одна мысль о том, что надо идти в темный пустой дом.

Но я побежал к дому Марлингов. Мне не терпелось отделаться от жаркой и душной волчьей шкуры.

Подтянувшись на подоконник, я спрыгнул в спальню и шагнул в глубь комнаты. Бледная луна изливала свет на голые доски пола.

Ханна спрыгнула вниз вслед за мной.

— Алекс?.. — позвала она.

Я начал стягивать тяжелую волчью шкуру.

И вдруг что-то около дверцы стенного шкафа привлекло мое внимание.

Я остановился и потом направился в ту сторону.

У стены лежала развернутая волчья шкура. Невольный крик вырвался из моего горла. Я обернулся к Ханне.

— Как могла здесь очутиться волчья шкура? — спросил я. — Ведь их было только две, так ведь? Одну ты надела, а вторую принесла мне.

Ханна сделала шаг ко мне, пристально глядя мне в глаза.

— На мне другая шкура, не из этого дома, — негромко произнесла она. — Это моя собственная. Я получила ее в прошлую ночь.

— Что-что? — вскрикнул я. — Не понимаю.

— Сейчас поймешь, — прошептала она.