Добравшись, наконец, до Стрэнд-Хауса, он почувствовал боль во всем теле. Было десять часов. Почти весь свет в доме уже погасили, на дороге не было машин. Это означало, что все разъехались. Гэвин тихо вошел в дом, который тоже, казалось, затих. Подойдя к шкафу с напитками, он нашел целую бутылку бренди. Это его утешило.

Удача сопутствовала ему. Он никого не встретил, когда поднимался к себе в комнату. Приняв горячий душ, Гэвин надел махровый халат и налил себе бренди. Довольно много. Выпил. Затем еще раз. Он знал, что ему следовало бы сказать кому-нибудь, что он вернулся. Но прежде, решил он, нужно согреться. И налил себе еще. Обычно он пил очень мало, но сегодня вечером ему нужна была помощь. Ничего другого он найти не смог.

Выпив, он почувствовал острую, обжигающую боль в желудке. Не только потому, что не привык к спиртному, а еще и потому, что целый день ничего не ел. Утром мысль о еде была невыносима, а потом эта длинная прогулка на голодный желудок... Гэвин успокоился, когда тепло стало разливаться по всему телу, но, к сожалению, согревалось только тело, а не душа.

– Вы вернулись? – Он поднял голову и увидел Нору, в пижаме. Она стояла в дверном проеме, внимательно разглядывая его холодными, враждебными глазами. – Вам необходимо было уйти и сделать что-нибудь эффектное, – резко сказала она. – Неважно, какое впечатление это произведет на Питера. Неважно, как это будет выглядеть...

– Я не мог это больше выносить.

– Да, именно это я и сказала всем присутствующим. Я придумала трогательную сказку о том, как ваши чувства переполнили вас. Но я не сказала им, какие это чувства. Я не сказала, что это была ревность, потому что Питер осмелился назвать другого мужчину папой. Я слышала, как он это сказал, и видела ваше лицо. Вы были готовы убить его.

– Замолчите! – сказал он, рассвирепев. – Вы не знаете, что говорите!..

Нора вошла в комнату, закрыв за собой дверь.

– Где вы были все это время? – Он не ответил, но она заметила его одежду, брошенную на стуле, и потрогала ее. – Вы промокли до нитки.

Бренди быстро подействовало на Гэвина. Мысли его смешались. В то же время жизненные хитросплетения стали простыми и ясными.

– Я гулял, – объяснил он. – На пляже... где-то... я не знаю... – А потом рассеянно добавил: – Кажется, идет дождь.

– Вам кажется, что идет дождь? – повторила она, изумившись. – Да за окном настоящий ливень.

– Так вот почему я промок до нитки, – сказал Гэвин, стараясь внятно произносить слова.

– Вы напились до омерзения.

– Да, – согласился он. – Я напился до омерзения и собираюсь стать омерзительным пьяницей. Поэтому уходите и дайте мне продолжить мое занятие.

Неожиданно она села на кровать рядом с ним. В ее глазах больше не было осуждения. В них было лишь сочувствие, как будто она только что поняла что-то.

– Извините за все, что я наговорила. Вы совсем не были готовы убить его, ведь, правда? Скорее, вы были готовы умереть. – Он кивнул головой и потянулся за бутылкой. Она остановила его: – Нет, не надо. Лучше поговорите со мной. Папа всегда повторял, что разговор с другом лучше всякой выпивки.

– У меня нет друзей. Только враги и «контакты».

– Может быть, среди этих «контактов» есть друзья?

– Нет. Даже лучшие из них очень быстро покидают меня.

Она нахмурилась.

– Почему?

Он испугался, потому что понял, что вот-вот расскажет ей все, и вовремя собрался с мыслями.

– Не имеет значения.

– Я не о том... Сейчас вам нужно плечо, на котором вы могли бы выплакаться.

– Но и плеча у меня нет, – слабо попытался он отшутиться. – Так о чем мы говорим?..

– Мне кажется, мы говорим о человеке, который знает только один способ показать свои чувства – накричать. И требует от людей подчинения.

– Правда? – спросил он, пытаясь говорить с серьезным видом. – Вы так считаете, да, мисс Акройд?

– Нора.

– Нора, кто вы такая, черт возьми, чтобы рассказывать мне о моих проблемах?

– Что же, я, может быть, немного собой представляю, но сейчас я – это все, что у вас есть. По крайней мере, я здесь, и я вас выслушаю.

– Готовы выслушать? А я сейчас расскажу все, что вам нужно знать, чтобы вместе с вашим социальным работником покончить со мной?

– Перестаньте. Мы не враги. Мы не можем себе этого позволить.

– Почему же?

Она вздохнула.

– Потому, что именно в эту минуту ни мне, ни вам не с кем больше поговорить...

Он подумал и решил, что она права.

– Правда. – Через минуту добавил: – Это так же справедливо, как и то, что сегодня вечером мы не враги.

– Почему именно сегодня вечером?

– Потому, что я пьян до омерзения, – напомнил он.

– Вы не умеете пить. Я это вижу. Вам просто нравится, как алкоголь ударяет в голову.

– Я не очень привык к этому, – признался он. – Честно говоря, я ненавижу эту гадость, но она оказалась как раз под рукой, именно в данный момент. А мне было необходимо что-то.

– Понимаю. Питер сделал вам очень больно, да? Но он не хотел этого. Он всего лишь маленький мальчик, и очень несчастный. Он сказал то, что почувствовал в ту минуту. Не думайте, что он заранее рассчитал, как его слова повлияют на вас.

– Не думаю. Я не хочу, чтобы он что-то рассчитывал. Дело в том, что он чувствует таким образом, что причиняет мне... Или я не на то обращаю внимание?..

– Питер уже не тот ребенок, которого вы когда-то знали.

– Разумеется, – сказал он с горечью. – Питер изменился до неузнаваемости. Дело рук вашего отца.

– Дело рук природы, – твердо сказала Нора. – Он растет. Не вините папу. Вам нужно узнать нынешнего Питера, не пытайтесь вернуть его в прошлое.

Гэвин вздохнул.

– Да, вы правы. Становится тяжело, когда думаешь о нем по прошествии всех этих лет. Думаешь о том, что мы могли бы быть вместе, о той возможности, которая у меня была... И все это кончается таким образом...

– Но ведь ничего не кончилось, – мягко сказала Нора. – Все только начинается. Нужно время.

Время. Это то, чем Гэвин не располагал. Он знал, что в эту минуту ему следовало быть в Лондоне. Он должен бороться за свой бизнес, чтобы вернуть себе то, что может. Но ему не удалось забрать с собой сына, и он не может оставить его здесь. Уехать сейчас – значит потерять надежду.

Сквозь туман в голове молнией промелькнула четкая мысль.

– Я действительно не пытался похитить его, – сказал он.

– Я знаю.

– Но я сделал бы это, если бы Питер захотел уехать со мной. Только... он не захотел.

Он старался произнести последние слова обычным тоном, но получилось иначе. Его тон был таким печальным, что Нора неожиданно взяла руку Гэвина и сжала ее. Он ничего не понял и похолодел, не зная, как ответить. Через минуту она убрала руку.

– Ребенок в таком возрасте нуждается в матери. Отец становится нужен позднее, даже мальчикам.

– А когда Питеру понадобился отец, то им представился другой человек, готовый сорвать куш, – устало сказал Гэвин. У него начинала болеть голова.

– Сорвать куш? У вас это звучит как лотерея.

– Не лотерея, а клад. – От боли его голос стал громче. – У вас нет своих детей, поэтому вы не знаете, что любовь ребенка может быть подобна найденному кладу. Вы тайно храните его, наслаждаетесь им, благодарите Бога за то, что он ниспослал его вам, и ненавидите всякого, кто пытается его украсть.

– Гэвин... – тихо сказала Нора, но он ее не слышал.

– И даже если вы теряете ребенка, вам кажется, что он все еще любит вас...

– Конечно, вы...

– Вы продолжаете мечтать об этой любви даже тогда, когда кажется, что все против вас. Потому что вы верите в эти загадочные узы между вами и вашим ребенком. Кажется, ничто в целом мире не может разорвать их. А потом у вас появляется возможность вернуть сына. Вы представляете себе, как это будет. Как он побежит к вам с криком: «Папа!» Вы обнимете его, и все те годы, пока вы были в разлуке, тут же забудутся. – Гэвин остановился и вздохнул. Нора молча смотрела на него. В ее глазах была жалость. – Но на самом деле получается все не так, – продолжил Гэвин. – Он к вам не бежит. Вы для него незнакомец, с кем он даже не разговаривает, а папой называет какого-то другого мужчину. И вы с этим ничего не можете поделать.