- Иисус Мария, Дух Святой,

Моисей Авраам Леопард

Уран, Сатанурн со Сраной Планетой!

Она поднялась, обнаружила в кустах свою шапку, фольгу и потянулась за ними рукой, казавшейся неестественно длинной, потом с молниеносной быстротой надела шапку и проскользнула в домик, как будто она и вправду жила там.

- Уриэль-Габриэль-Жопиэль-Змеэль,

Богиэль, Иисус Христос в хлебе и вине! - послышалось оттуда.

- Сматываемся, - выдавила из себя Лейла.

* * *

Она пыталась заснуть. Она представляла себе, что лежит в теплом песке под ясным голубым небом.

Но тело никак не могло угомониться, как будто в нем повсюду засели маленькие осколочки. В комнате было душно.

Когда они пришли, мама приготовила для них кучу разных бутербродов с домашним хлебом. Аппетита ни у кого не было.

Мама великодушно оставила их одних.

У Лейлы на ночном столике лежал номер детского журнала, но никто не стал дразнить ее за это.

Они только хотели поскорее улечься: Лейла в кровать, Мадде на матрасе для гостей, Тессан на тканом ковре, Пу в спальном мешке, а Элиф, Эмель и Нинни - в общей комнате на диване, на широких диванных подушках и на розовом пуховом пальто.

Мадде, Тессан и Пу спали.

У Лейлы перед глазами маячила Змеюка. Исписанная синими каракулями, она на все бросалась. Лоб ее был окровавлен, а губы что-то бубнили. Ее запах, как зараза, засел у Лейлы в ноздрях.

"Я ни в чем не виновата", - думала она, но чувствовала себя так, будто все произошло по ее вине. Непонятное желание обрело форму, ее охватила злоба. Может, бабка потеряла сознание, там, в домике. И теперь лежит без чувств, возможно, мертвая.

Но она же встала. Она же забрала свою шапку.

Все равно. Ее проклятие лежит на мне.

Лейла прокралась из своей комнаты в гостиную.

Нинни тихо, по-щенячьи посапывала на розовом пуховом пальто. Одна из близняшек спала на диване, волосы черным каскадом перекинулись через край. Другая ворочалась на полу, пытаясь сдвинуть три разъезжающиеся диванные подушки.

- Эмель? - шепнула Лейла.

Та, что не могла заснуть, посмотрела на нее.

- Элиф, - поправила она, встала и вышла к Лейле. - Мне снилась всякая гадость, мне плохо.

Они прокрались на кухню. На улице уже светало.

- Что тебе снилось? - спросила Лейла.

- Такая мерзость, что лучше не рассказывать. А ты вообще спала?

- Я все время думаю про Змеюку. А вдруг она лежит там в обмороке.

- Хочешь, пойдем посмотрим, - предложила Элиф.

На улице было прохладно; ласковый ветерок дул им в лицо. Пахло сиренью, невинностью и чистой надеждой.

- Мне плохо, голова раскалывается, - сказала Элиф. - А вдруг она до сих пор там и сейчас не спит?

На детской площадке, окруженной живой изгородью из колючих кустов шиповника, было тихо и пустынно. Был ли там кто-то?

Нет, в домике зияла пустота. На стене светились те же самые неразбочивые граффити. На песке в песочнице было полно следов, как будто старуха плясала там в своих золотых туфлях. Несколько темных пятен крови осталось на деревяшке песочницы. На ветке повис маленький кусочек оловянной фольги.

Элиф легла на деревянную скамейку.

- Мне так хреново, - снова сказала она. - Я чуть-чуть полежу. - Она закрыла глаза.

Лейла на осмелилась возразить. Она посмотрела на домик. Его пустота манила, как открытый колодец. Она не могла ничего с собой поделать и проползла вовнутрь. Там было прохладно и сыро, от песка веяло ледяной старостью. Там тоже валялся обрывок фольги. Мелкая монетка за переправу. Ей не хотелось прикасаться к ней.

Лейла съежилась в комочек. В окошко было видно, как утренние лучи высвечивают в песочнице утоптанный песок. Птицы чирикали все усерднее, словно их щебет был неотделим от нарастающего света. Свет был по-детски свежим, будто полагал, что может все отмыть, излечить все своим целительным бальзамом.

Лейла прошептала:

- Защити меня, Господи Иисусе, от змеиного укуса.

Она почувствовала, как голову облегает бабкина шапка.

Она вздрогнула, сжала руки и про себя взмолилась: "Боже милостивый, только бы она на нас не сердилась, только бы она не пострадала из-за нас".

Тишина, и больше ничего. Сырость и прохлада песка просочились сквозь легинсы. Здесь она и будет сидеть. Вход охраняет призрак. Время остановилось.

Внезапно снаружи послышались звуки, неразборчивое бормотание, какое-то заклинание. Поначалу она не поняла, откуда они доносятся. Вся дрожа, она выглянула из домика.

Элиф спала на скамейке, голый живот выглядывал из-под коротенькой кофточки. Ее ботинки на платформе, как якоря, погрузились в песок, рука свисала вниз. Она разговаривала во сне на своем родном языке. Нахмурив брови, она повторяла одно и то же.

Лейла смотрела на нее и слушала.

- Yalan soylemiyorum, - говорила Элиф. - Yalan soylemiyorum.

Она казалась сердитой, а может, огорченной. Когда Лейла наклонилась, чтобы заглянуть ей в лицо, Элиф вздрогнула и проснулась.

- Вот черт, - сказала она. - Мне так фигово.

Она села. Потом улеглась опять.

Послышались шаги; кто-то поднимался на гору. Лейла не решалась посмотреть, кто это. Может быть, это два типа, которые всю ночь пьянствовали и так и не смогли найти себе девчонку. А теперь искали, кого бы изнасиловать. Она села на корточки и прижала палец к губам. Элиф лежала как ни в чем не бывало, ей не хотелось никуда идти. Шаги приближались; послышались голоса: обычный разговор между мужчиной и женщиной.

Они прошли мимо.

- Элиф? - позвала Лейла. - Может, пойдем? А то кто-нибудь придет. Нам нельзя оставаться здесь одним.

- Я знаю приемы айкидо, - пробормотала Элиф.

- Хорошо, но все равно пойдем. Я не хочу оставаться здесь одна.

- Но я же с тобой. - Элиф закрыла глаза. Подводка синими пятнами размазалась вокруг глаз. На ноздре у нее была маленькая родинка.

Все-таки с Элиф лучше не ссориться. Сидеть здесь, рядом с нею - это честь, доверие. "Элиф, это было, когда мы с тобой вышли погулять ночью", можно было бы сказать потом при случае. И знать, что ты видела гордого воина спящим.

- Элиф, ты простудишься. - Она нежно потормошила ее. - Надо идти.

- Да-да-да. - Та поднялась и встала.

Они оставили позади знаки Змеюки; ее дом и ее танцплощадку, ее следы и два поблескивающих кусочка фольги.