- Сейчас мне некогда, - солгала Марика, ей надо было справиться со своим разочарованием, прежде чем выслушивать новые признания. - Позвони мне, когда сможешь назначить другой день.

"Ах ты, маленькая зануда, - подумала она. - Собственно говоря, мне следовало бы найти кого-нибудь другого для этой работы".

Полдня Марика не могла успокоиться. Потом стала фотографировать цветы, чашечки белых роз, до половины засыпанные пеплом.

"Красиво или надуманно?" - спросила она себя, внезапно ощутив, какое все вокруг хрупкое. Может быть, вообще все это лишено смысла.

Она позвонила Педеру в Данию, но его голос был нервным и усталым. "Он произносит нежные слова просто из чувства долга", - подумала она. И сама услышала, какой жалкий, умоляющий у нее голос.

Вдруг потянуло каким-то холодом изо всех забытых трещин. Она почувствовала себя очень маленькой и не могла понять, как еще несколько дней назад могла заниматься делами, спокойная и самоуверенная, убежденная в собственной правоте.

Она позвонила подруге, та пригласила Марику прийти, и они сели вдвоем перед камином. Они массировали друг другу плечи, сидя у огня. Марика рассказала о девочке.

- Она считает мою идею с мертвой женщиной наигранной, - жаловалась она, а подруга ее утешала: похоже, эгоистичная девчонка просто ничего не понимает.

- Оставь ее в покое, - говорила подруга Марике. - Она приносит тебе одни разочарования. И вообще, какой тебе от нее толк?

- Не знаю, - сказала Марика.

- Ты случайно не влюблена в нее? - спросила подруга, и Марике показалось, что под пленкой предостерегающей интонации трепещет крошечная надежда на драматическое развитие событий.

- Нет, - ответила она. И насколько она могла судить, ответила правдиво.

В субботу выпал снег, так что фотографировать за городом на открытом воздухе стало совсем невозможно. Снег шел все выходные, образовав толстое покрывало, которое, несмотря ни на что, внушало чувство спокойствия и надежности: мир, покрытый искрящимся снегом, не может быть только злым.

* * *

Посреди ночи зазвонил телефон. Часы показывали четверть четвертого.

"Педер! - подумала Марика сквозь сон. - Что-то случилось, он попал в аварию! Или что-то с мамой, сердечный приступ!"

Дома автоответчика не было. Сердце у Марики колотилось, она в панике схватила трубку.

- Марика? - произнес сдавленный голос.

- Кто это?

- Извини. Это Мю. Не стоило звонить в такое время, но я в отчаянии; мне кажется, я вот-вот рухну.

- Дорогая моя, - сказала Марика тоном престарелой тетушки. Что-нибудь случилось?

- Нет, ничего, - прошептала девочка. - Просто я совсем одна, и жить незачем.

- Да что ты говоришь, - увещевал старушечий голос Марики.

- Ты не можешь приехать? - прошептала Мю.

Завтра рано утром Марику ждала важная работа с аппаратурой. Если ей придется сидеть у Мю и утешать ее до самого утра, то надо прямо сейчас ехать в мастерскую, на скорую руку собрать аппаратуру, погрузить в машину, а потом нести это к девочке, чтобы вещи не украли, пока машина будет на стоянке. Или ехать туда без ничего, чтобы потом, может быть, прерывать разговор в самый ответственный момент и отправляться в мастерскую.

- Может, лучше ты ко мне приедешь? - предложила она. - Возьми такси, я оплачу дорогу, никаких проблем.

Она была совершенно не готова к ее истерике.

- Никто! - кричала девочка в трубку. - Никто в целом мире не считает меня интересной! Все равно - есть я на свете или нет!

С этими словами она швырнула трубку.

Марика перезвонила, но никто не ответил.

Она набрала номер еще несколько раз. Девочка не отвечала.

В конце концов Марика села в машину и поехала.

Она позвонила в дверь на темной лестнице, никто не открыл.

- Мю! - крикнула Марика сквозь щель в почтовом ящике. - Мю, это Марика! Открой!

Открылась дверь в квартире напротив: сосед в халате с монограммой укоризненно уставился на нее:

- Вы знаете, который час?

Пока Марика пререкалась с соседом, дверь открыла Мю.

- Я спала, - сказала она.

Тяжело вздохнув, сосед закрыл дверь. Они слышали, как он ворчит за тонкой перегородкой входной двери, и Марика невольно расхохоталась нервным смехом.

- Я думала, с тобой что-то случилось, - сказала она. - Я позвонила и...

- Я выдернула шнур. Когда я очень злюсь или расстраиваюсь, я иногда вдруг засыпаю, так или иначе, это к лучшему.

- Мне уйти?

- Нет-нет, раз уж приехала, заходи. - Это прозвучало так, словно она делала Марике одолжение.

Они вошли в норку, где жила Мю.

- Я так испугалась, - сказала Марика. - Ну что, тебе лучше?

Мю не ответила, просто вошла в освещенную комнату и села на кровать, выпрямившись и широко раскрыв глаза. Стоя в дверях, Марика смотрела, как двигаются у нее желваки. Напряженное тело вздрагивало, как будто за ее спиной с грохотом несся огромный поезд.

"Пора уносить ноги", - подумала Марика.

И тут Мю закричала. Крик был негромкий; девочка широко раскрыла рот, и из него вырвалось сипение. Голова у нее тряслась. Она поднесла руки к щекам и, прежде чем Марика успела ее остановить, расцарапала себе лицо длинными ногтями.

- Прекрати! - Марика бросилась к кровати. Теперь девочка плакала, все ее тело сотрясалось в рыданиях. Она била кулаками по стене и плакала.

Марика инстинктивно схватила девочку и, сжав ее руки, держала их, не выпуская. У девочки по щекам бежали красные кровоточащие царапины. Голова дергалась.

- Успокойся, - сказала Марика. - Ляг. Дыши.

Она повалила девочку на матрас; можно было подумать, что она ее насилует. Вся ситуация выглядела непристойной, неуместной.

- Дыши, - повторила Марика и почувствовала необыкновенное облегчение, когда девочка и в самом деле послушалась и постаралась вернуть самообладание. Теперь она тихо скулила, как брошенный щенок.

- Я жить без него не могу, - вырвалось у нее.

- Да нет, можешь, - вяло уверяла ее Марика.

- Ты не знаешь, что было до того, как я его встретила. Все было мертвым. И я охотно бы умерла.

Марика молча погладила ее по голове.

- Мне кажется... - прошептала Мю. - Мне кажется, во мне есть что-то, из-за чего меня невозможно полюбить.

Марика по-прежнему молчала. В голове ясно и отчетливо, как на экране компьютера, мелькнули возможные реплики горе-психолога. Но язык онемел.