- Это все теперь совершенно неважно, мистер Марлоу. Я решила закрыть дело. Монету мне вернули.
- Минуточку, не вешайте трубку.
- Я положил трубку на полочку, открыл дверь будки, высунул оттуда голову и набрал полную грудь того, что предлагается в аптеках в качестве воздуха. Никто не обратил на меня никакого внимания. Напротив меня за прилавком аптекарь в бледно-голубой куртке болтал с посетителями. Помощник аптекаря мыл склянки у фонтанчика. Две девочки в брюках толклись у игрового автомата. Высокий субъект в черной рубашке и бледно-желтом шарфике рылся в журналах на столике. Он не был похож на гангстера.
Я закрыл дверь будки, поднял трубку и сказал:
- Крыса грызла мою ногу. Но уже все в порядке. Значит, вам ее вернули? Вот как. И каким же образом?
- Надеюсь, вы не слишком разочарованы, - прогремел решительный баритон миссис Мердок. - Я могу объяснить вам ситуацию, могу - не объяснять. Позвоните-ка мне завтра утром. Поскольку я не намерена продолжать следствие, в качестве платы вам остается выданный аванс.
- Я вас правильно понял? - спросил я. - Вам действительно вернули монету... или просто обещали вернуть?
- Конечно вернули. И я уже устала. Так что, если вы...
- Минуточку, миссис Мердок. Все не так просто, как вам кажется. Происходят странные вещи.
- Вот завтра вы мне о них и расскажите, - отрубила она и повесила трубку.
Я вывалился из будки и стал прикуривать сигарету непонятно чьими толстыми неловкими пальцами. И пошел к прилавку. Аптекарь был уже один. Сосредоточенно сдвинув брови, он затачивал перочинным ножом карандаш.
- У вас славный острозаточенный карандашик, - громко сообщил я ему.
Он взглянул на меня - несколько удивленно. Девочки у игрального автомата взглянули на меня - несколько удивленно. Я подошел к висевшему над прилавком зеркалу и взглянул в него - несколько удивленно.
Я опустился на стул и сказал:
- Двойной виски, неразбавленный.
- Извините, сэр, - все так же удивленно сказал аптекарь, - но здесь не бар.
- Да, да, - согласился я. - То есть, конечно же, нет. Я только что пережил сильное потрясение. И несколько не в себе. Чашечку кофе, пожалуйста, послабее. И кусочек черствого хлеба с тонким ломтиком ветчины. Впрочем, нет. Все-таки лучше не есть. Пока что. Всего хорошего.
Я встал со стула и прошагал к двери в тишине, громкой, как спущенная по металлическому желобу тонна угля.
Человек в черной рубашке с желтым шарфиком ухмылялся мне из-за "Нью-Рипаблик".
- Бросьте эту дрянь и вгрызайтесь во что-нибудь более солидное, типа комиксов, - посоветовал я ему просто из дружеских соображений.
Я вышел. За моей спиной кто-то сказал:
- В Голливуде их полно.
14
Поднявшийся ветер был сух и упруг; он раскачивал верхушки деревьев и подвесные фонари, отчего по стенам домов черные тени оползали медленно, как лава по склону вулкана.
Ломбард находился на Санта-Моника около Уилкокса - в тихом старомодном местечке, омываемом спокойными волнами времени. В его витрине выставлены вещи - от набора мормышек для форели в плоской деревянной коробочке до портативного органа, от складной детской коляски до фотоаппарата с четырехдюймовым объективом, от перламутроваго лорнета в выцветшем бархатном футляре до несамовзводного кольта сорок четвертого калибра.
Я зашел в ломбард, над моей головой звякнул колокольчик. В глубине помещения кто-то завозился, высморкался, потом раздались шаги. За прилавком появился старый в черной ермолке еврей и предупредительно улыбнулся мне.
Я вынул кисет, достал оттуда дублон Брэшера и положил его на прилавок. Рядом с прилавком было огромное окно, и я чувствовал себя совершенно голым. Никаких тебе потайных комнаток с резными плевательницами ручной работы и наглухо закрывающимися дверями.
Еврей взял монету и взвесил ее на ладони.
- Золото? Из фамильных тайников, а? - Он подмигнул.
- Двадцать пять, - сказал я. - Жена и детки просят хлеба.
- О, это ужасно. Золото, судя по весу. Только золото или, может быть, платина. - Он небрежно бросил монету на чашечку весов.
- Золото, да, - кивнул он. - Так десять долларов берете?
- Двадцать пять.
- За двадцать пять что я с ней буду делать? Продам или как? За те пятнадцать долларов, на которые может потянуть это золото? О, кей, пятнадцать.
- У вас надежный сейф?
- Мистер, в нашем деле - самые надежные сейфы из всех, какие только можно купить за деньги. Можете не беспокоиться. Так значит, пятнадцать, да?
- Выпишите квитанцию.
Он выписал - частично ручкой, частично языком. Я дал ему свои настоящие имя и адрес: Бристоль Апартменс, 1634, Норт Бристоль-авеню, Голливуд.
- Вы живете в таком районе и занимаете деньги, - грустно покачал головой еврей, отрывая половинку квитанции и отсчитывая деньги.
Я прошелся до ближайшего киоска, купил конверт, одолжил там ручку отослал ломбардный билет на свой адрес.
Я был голоден и опустошен. Перекусив в небольшом ресторанчике, я поехал обратно в центр. Ветер все усиливался. Руль под ладонями был горяч и пылен, и на зубах скрипел песок.
В высоких зданиях постепенно зажигались огни. Серо-зеленый магазин на углу Девятой и Хилл-стрит сверкал огнями. В Белфонт Билдинг там и сям светились несколько окон - но немного. В лифте на деревянном стуле сидел все тот же старый заезженный конь с устремленным в никуда пустым взглядом - уже отплывающий в небытие.
- Вы не знаете, где можно найти коменданта этого здания?
Старик медленно повернул голову и посмотрел куда-то за мое плечо.
- Говорят, в Ну-Йорке лифты ходят очень быстро. Двадцать этажей в минуту. Очень быстро. Но это в Ну-Йорке.
- К черту Нью-Йорк, - сказал я. - Мне и здесь нравится.
- Очень толковые ребята - лифтеры в Ну-Йорке, наверное.
- Смеетесь, отец. У этих щенков всей работы-то - жать на кнопки, говорить "Доброе утро, мистер Кто-то-там" да рассматривать свои прыщи в зеркале. Вот этот лифт - другое дело: с ним не каждый справится. Как вам работа?
- Я работаю двенадцать часов в день, - сказал старик. - И я доволен.
- Постарайтесь, чтобы этого не услышали профсоюзные деятели.
- Знаете, куда они могут идти?