- Оба парня были мертвы, - сказал Бриз. - Какая, к черту, разница, кто кого пристрелил?
- А вам когда-нибудь приходило в голову, что у секретаря была мать, или сестра, или любимая - или все трое? И что они гордились им, любили его и верили в паренька, которого объявили пьяным параноиком только потому, что у отца его хозяина был миллион долларов?
Бриз медленно поднял стакан и медленно осушив его, медленно опустил стакан и медленно покрутил его на столике. Спрэнглер сидел с сияющими глазами и полураскрытым в напряженной полуулыбке ртом.
- Яснее, - сказал Бриз.
- Пока вы, ребятки, остаетесь при своих представлениях о совести, я останусь при своих, - сказал я. - И пока вам, ребятки, нельзя будет верить всегда и во всем, и доверять поиск правды во все времена и при любых обстоятельствах, и полагаться на вашу неподкупность, - я оставляю право поступать согласно велениям своей совести и защищать своего клиента так, как могу. Во всяком случае, пока я не буду уверен, что вы не сделаете ему вреда больше, чем сделаете добра - во имя торжества справедливости. Или пока я не встречу такого человека, который сможет заставить меня говорить.
- У меня такое ощущение, - сказал Бриз, - что ты пытаешься уговорить свою хваленую совесть.
- Черт. - Я встал. - Давайте еще по коктейлю. И потом вы можете рассказать мне про девушку, с которой заставили меня беседовать.
Он ухмыльнулся:
- Это та дамочка, что живет рядом с Филлипсом. Однажды вечером она слышала, как сосед у двери разговаривал с каким-то парнем. Она работает по утрам билетершей. Короче, мы решили, что ей не мешало бы дать послушать твой голос.
- А что за голос был у этого парня?
- Какой-то мерзкий. Она сказала, что он ей страшно не понравился.
- Полагаю, именно поэтому вы подумали на меня.
Я взял стаканы и вышел на кухню.
16
Придя на кухню, я сполоснул все три стакана, так как уже забыл, кто из какого пил, вытер их и занялся коктейлями. Вслед за мной на кухню неторопливо вошел Спрэнглер и встал за моим плечом.
- Все в порядке, - сказал я. - Сегодня вечером я не пользуюсь цианидом.
- Не хитрите слишком со стариком, - тихо сказал он моему затылку. Он знает гораздо больше, чем вы думаете.
- Очень любезно с вашей стороны, - ответил я.
- Послушайте, я хотел бы что-нибудь почитать о деле Кассиди. Это меня заинтересовало. Было, наверное, задолго до меня.
- Это было давно, - сказал я. - И к тому же этого вообще не было. Я просто пошутил.
Я поставил стаканы на поднос, отнес их в комнату и водрузил на стол. Взяв один из стаканов, я сел в кресло у столика с шахматной доской.
- Еще одна хитрость, - объявил я. - Ваш дружок прокрадывается на кухню и дает мне за вашей спиной советы, чтобы я вел себя с вами поосторожнее - ввиду того, что вы знаете гораздо больше, чем я знаю, что вы знаете. У него очень подходящее для подобных миссий лицо. Дружеское, открытое и легко краснеющее.
Спрэнглер сел на краешек кресла и покраснел. Бриз бросил на помощника мимолетный, ничего не выражающий взгляд.
- Что вы выяснили о Филлипсе? - спросил я.
- Да, - сказал Бриз. - Ну что же. Джордж Ансон Филлипс - это довольно жалостная история. Он считал себя детективом, но, похоже, никого не смог заставить согласиться с этим. Я разговаривал с шерифом Вентуры. Он сказал, что Джордж был славным пареньком - слишком славным, чтобы быть толковым полицейским, даже если предположить у него наличие мозгов. Джордж делал все, что ему говорили, и делал все исправно при условии, что ему объясняли, какой ногой ступить, сколько шагов сделать и в каком направлении, и прочие подобные мелочи. И малый не особо развивался, если ты понимаешь, о чем я говорю. Он был полицейским того типа, который может раскрыть кражу, если увидит собственными глазами, как вор тащит цыпленка из курятника, а вор вдруг испугается, побежит, споткнется, ударится головой о столб и потеряет сознание. Любой другой вариант мог показаться Джорджу сложноватым, и ему пришлось бы бежать в участок за дальнейшими инструкциями. Так что все это очень скоро несколько утомило шефа, и он отпустил Джорджа на все четыре стороны.
Бриз отпил еще раз из стакана и поскреб подбородок ногтем большого пальца.
- После этого Джордж работал в универсальном магазине в Шими у некоего Сатклиффа. Там у него была работа, связанная с оформлением кредита, - какая-то писанина в тетрадочках, заведенных на каждого клиента. И у бедолаги было все неладно: он то забывал что-то записать, то записывал не в ту тетрадочку, и некоторые клиенты поправляли его, а некоторые - нет. Короче, Сатклифф подумал, что, может быть, Джорджу лучше попробовать себя в чем-нибудь еще - и так он появился в Лос-Анджелесе. У него были какие-то деньги, немного, но достаточно для того, чтобы приобрести патент и снять на паях офис. Я там был. Это маленькая каморка, где сидит еще один парень, который, по его словам, торгует рождественскими открытками. Его зовут Марш. У них была договоренность, что, когда к Джорджу приходит посетитель, Марш идет прогуляться. Марш говорит, что не знает, где Джордж жил, и что никаких посетителей у него не было. То есть, насколько этому парню известно, никакие дела в офисе не велись. Но Джордж дал объявление в газету - после этого какой-нибудь клиент у него появиться мог. И, скорей всего, появился, так как с неделю назад Марш обнаружил у себя на столе записку, в которой Джордж сообщал, что его не будет в городе несколько дней. И это - последнее, что Марш знает о малом. Итак, Джордж отправился на Курт-стрит и снял там квартиру под именем Ансона, где и был убит. Вот и все, что мы на данный момент знаем о Джордже. В общем, довольно жалостная история.
Он посмотрел на меня бесстрастным взглядом и поднес стакан к губам.
- А что за объявление?
Бриз взял стакан, вытащил из бумажника газетную вырезку и положил ее на столик. Я подошел, взял ее и прочитал: "Зачем беспокоиться? К чему сомнения и страхи? К чему терзаться подозрениями? Посоветуйтесь со спокойным, рассудительным, умеющим хранить секреты следователем. Джордж Ансон Филлипс. Гленвью, 9521"
Я положил объявление обратно на столик.
- Нисколько не хуже многих деловых объявлений, - сказал Бриз. Девушка в редакции, которая писала это для него, сказала, что едва удерживалась от смеха. Но Джордж считал, что это грандиозно.