18

Я взял стакан, уселся за маленький столик у стены и закурил. Прошло пять минут. Я не заметил, как сменился темп льющейся сверху музыки. Теперь пела девушка. У нее было Богатое, глубокое - до самых пяток - контральто, очень приятное на слух. Она пела "Темные глазки", и оркестр как будто засыпал за ее спиной.

Когда она кончила петь, раздался взрыв аплодисментов и свист.

- Линда Конкист вернулась в оркестр, - сказал своей спутнице мужчина за соседним столиком. - Я слышал, она вышла замуж за какого-то Богача из Пасадены, но у них что-то не заладилось.

- Чудный голос, - сказала женщина. - Для эстрадной певицы.

Я начал было подниматься, но тут на столик упала тень - рядом стоял человек.

Он был ростом с высокую-высокую виселицу, человек с корявым лицом и безжизненным правым глазом с мутным зрачком - похоже, совершенно слепым. Для того чтобы положить ладонь на спинку стоящего напротив меня стула, ему пришлось наклониться. Он стоял, ничего не говоря, и оценивающе разглядывал меня; а я сидел, дотягивая мартини, и слушал следующую песню, которую пело контральто. Видимо, здешние завсегдатаи любили старомодную сентиментальную музыку. Может быть, все они просто устали до смерти, стараясь опередить время в гонке на работе.

- Я Пру, - жестким шепотом сказал человек.

- Я догадался. Вы хотите поговорить со мной, а я хочу поговорить с вами и девушкой, которая сейчас поет.

- Пойдем.

В глубине бара была дверь. Пру отпер ее, придержал, пропуская меня, и мы стали подниматься по устланной ковром лестнице, ведущей налево. Длинный прямой коридор с несколькими закрытыми дверями. Пру постучал в дверь в самом конце коридора, открыл ее и посторонился, пропуская меня.

За ней находилось что-то вроде небольшого уютного офиса. В углу у французских окон был встроен обитый тканью диванчик. Мужчина в белом смокинге стоял спиной к комнате, глядя в окно. В комнате находился большой черный сейф с хромированной отделкой, несколько шкафов для хранения документов, большой глобус на подставке, крохотный, встроенный в стену бар и обычный для оффиса громоздкий стол с обычным кожаным креслом с высокой спинкой.

Все приборы на письменном столе были выполнены из меди и в одном стиле - медная лампа, подставка для ручек и стаканчик для карандашей, пельница из стекла и меди с медным слоником на краю, медный нож для разрезания бумаги, медный термос на медном подносе и медные уголки у бумагодержателя. Над медной вазой вились побеги душистго горошка - почти медного цвета.

Кругом сплошная медь.

Мужчина у окна обернулся, и стало видно, что ему около пятидесяти, что у него пепельно-серые волосы - и в большом количестве - и тяжелое красивое лицо, ничем, впрочем, не примечателное - разве что коротким сморщенным шрамом на левой щеке, производившим впечатление, скорей, глубокой ямочки. Ямочку я помнил. Если бы не она, этого человека я бы забыл. Я помнил, что очень давно, по меньшей мере лет десять назад, видел его в фильмах. Я не помнил, что это были за фильмы, или о чем они были, или что он в них делал, но помнил тяжелое красивое лицо с маленьким шрамом. Волосы у него тогда еще были темными.

Он прошел к столу, опустился в кресло, взял нож для разрезания бумаги и потыкал острием в подушечку большого пальца. Затем бесстрастно посмотрел на меня.

- Вы Марлоу?

Я кивнул.

- Садитесь.

Я сел. Эдди Пру уселся на стул у стены и стал раскачиваться на его задних ножках.

- Я не люблю ищеек, - сообщил Морни.

Я пожал плечами.

- Я не люблю их по многим причинам, - продолжал он. - Не люблю в любом случае и в любое время. Не люблю, когда они беспокоят моих друзей. Не люблю, когда они врываются к моей жене.

Я промолчал.

- Я не люблю, когда они допрашивают моего шофера или грубят моим гостям.

Я промолчал.

- Короче, - заключил он, - я их не люблю.

- До меня начинает доходить ваша мысль, - сказал я.

Он вспыхнул, и его глаза засверкали.

- Но с другой стороны, - сказал он, - вы можете оказаться мне полезным. Я могу хорошо заплатить вам за некоторые услуги. Пожалуй, это интересная мысль. Я могу хорошо заплатить вам за то, чтобы вы не совали нос не в свои дела.

- И что же я буду иметь?

- Здоровье и время.

- Кажется, эту пластинку я уже где-то слышал, - сказал я. - Только не могу вспомнить, где именно.

Он отложил нож в сторону и вынул графин; плеснул из него в стакан, выпил, заткнул графин пробкой и убрал его обратно в стол.

- В моем деле, - сказал Морни, - действительно крутые парни идут по десять центов за дюжину, а работающие под крутых - по пять центов за гросс. Занимайтесь своим делом, а я буду занимться своим, и у нас не будет никаких неприятностей. - Он закурил. Его рука немного дрожала.

Я посмотрел на длинного телохранителя, который чуть покачивался на задних ножках стула, как бездельник в сельской лавке. Он просто сидел свесив длинные руки, и его серое лицо было полно пустоты.

- Кто-то что-то говорил про деньги, - сказал я Морни. - К чему все это? Я-то знаю, чего вы добиваетесь: просто пытаетесь убедить себя, что можете меня запугать.

- Поговорите со мной еще в таком тоне - и вы скоро будете красоваться в жилете со свинцовыми пуговицами.

- Подумать только, - расстроился я, - бедный старина Марлоу - и в жилете со свинцовыми пуговицами.

Эдди Пру издал горлом какой-то сухой звук, который мог означать смешок.

- А что касается того, чтобы я занимался своими делами и не совался в ваши, - может статься, мои дела и ваши просто где-то пересеклись. И не по моей вине.

- Каким же образом? - Морни быстро поднял на меня глаза и тут же опустил.

- Ну, например, ваш телохранитель звонит мне по телефону и пытается нагнать на меня страху. Потом звонит еще раз и говорит что-то о пяти сотнях и о том, как мне было бы полезно подъехать сюда и побеседовать с вами. И например, вышеупомянутый телохранитель или кто-то, как две капли воды на него похожий - что весьма маловероятно, - ходит по пятам за одним моим коллегой, которого сегодня нашли убитым на Курт-стрит.

Морни отвел в сторону руку с сигаретой и посмотрел прищуренными глазами на огонек. Кажде движение, каждый жест - прямо из каталога.