Инспектор Нил докончил предложение за него.
— Делать этого был не должен?
Ланс расплылся в улыбке.
— Именно. Откровенно говоря, это называется «шпионить». Но за Перси, мне кажется, такое водилось всегда.
Инспектор Нил кивнул. Он и сам был того же мнения. Шпионить — это вполне соответствовало образу Персиваля, который складывался в сознании инспектора Нила.
— Ага, легок на помине, — пробормотал Ланс, ибо в эту секунду дверь отворилась, и вошел Персиваль. Он собирался обратиться к инспектору, но замер и нахмурился — увидел Ланса.
— Привет, — сказал он. — Ты здесь? Не предупредил, что появишься сегодня.
— Жажда работы обуяла, — отшутился Ланс, — так что вот я пред тобой, готов принести себя в жертву интересам фирмы. Чем прикажешь заняться?
Персиваль произнес с раздражением:
— Пока ничем. Абсолютно ничем. Нам надо четко определить поле твоей деятельности. Выделить тебе кабинет.
Ланс с легкой усмешкой вопросил:
— Кстати, старина, почему ты избавился от роскошной Гросвенор и поменял ее на это кувшинное рыло?
— Ланс, это уже чересчур, — вспылил Персиваль.
— Вот уж точно изменение к худшему, — продолжал развлекаться Ланс. — Я дождаться не мог, когда увижу роскошную Гросвенор. С чего тебе пришло в голову ее уволить? Решил, что она слишком много знает?
— Нет, конечно. Чушь какая-то! — сердито возразил Персиваль, и его бледное лицо залилось краской. Он повернулся к инспектору. — Не обращайте на моего брата особого внимания, — холодно сказал он, — У него своеобразное чувство юмора. — Потом добавил:
— Я никогда не был очень высокого мнения об умственных способностях мисс Гросвенор. У миссис Хардкасл прекрасные рекомендации, она отличный работник, да и требования у нее весьма скромные.
— Весьма скромные требования, — повторил Ланс, поднимая глаза к потолку. — Знаешь, Перси, экономить на сотрудниках — я не сторонник такой политики. Кстати, коль скоро сотрудники проявили преданность фирме в эти трагические дни, может, есть смысл всем без исключения повысить зарплату?
— Ни в коем случае, — отрезал Персиваль Фортескью — Это совершенно лишнее, совсем не ко времени.
От инспектора Нила не укрылся дьявольский огонек, мелькнувший в глазах Ланса. Персиваль, однако, ничего не заметил — был слишком огорчен.
— У тебя всегда какие-то экстравагантные фантастические идеи, — пробурчал он. — Фирма в таком состоянии, что в экономии — наше единственное спасение.
Инспектор Нил тактично кашлянул.
— Об этом, в частности, я и хотел поговорить с вами, мистер Фортескью, — обратился он к Персивалю.
— Слушаю, инспектор. — Персиваль переключил внимание на Нила.
— Я хочу высказать некоторые соображения, мистер Фортескью. Мне известно, что последние полгода, а то и год, вас очень беспокоило поведение вашего отца.
— Он был нездоров, — категорично ответил Персиваль. — В этом нет никаких сомнений.
— Вы безуспешно пытались убедить его в том, что он должен навестить доктора. Он отказался наотрез?
— Да, наотрез.
— А вы не подозревали, что ваш отец поражен болезнью, известной в обиходе как маниакальный синдром? В таком состоянии проявляются признаки мании величия, раздражительности, и рано или поздно оно приводит к безнадежному помешательству.
Персиваль заметно удивился.
— Вы на редкость проницательны, инспектор. Представьте, я боялся именно этого. Потому и настаивал, чтобы отец показался врачу.
— Вы безуспешно пытались его уговорить, — продолжал Нил, — а он тем временем успешно разорял вашу фирму?
— В общем, да, — согласился Персиваль.
— Прискорбное положение, — заметил инспектор.
— Жуткое. Никто не знает, сколько нервов мне это стоило.
— С деловой точки зрения ваш отец умер как нельзя более кстати, — спокойно предположил Нил.
— Надеюсь, — резко возразил Персиваль, — вы не думаете, что смерть отца я воспринял именно в этом свете?
— Я сейчас говорю не о вашем восприятии, мистер Фортескью. Я беру лишь фактическую сторону дела. Если бы ваш отец не умер, фирма вполне могла бы разориться.
— Да-да, — нетерпеливо бросил Фортескью. — Если брать голые факты, вы правы.
— Оттого, что мистер Фортескью умер, все члены вашей семьи только выиграли, ведь благополучие ваших родственников зависит от состояния дел в фирме.
— Да. Честно говоря, инспектор, мне не совсем понятно, куда вы клоните… — Персиваль замолчал.
— Никуда не клоню, мистер Персиваль, — успокоил его Нил. — Просто вношу ясность в имеющиеся факты. Еще один вопрос. Вы говорили, что не поддерживали с братом никаких отношений с тех самых пор, как он покинул Англию много лет назад.
— Совершенно верно, — подтвердил Персиваль.
— Так ли это, мистер Фортескью? Ведь прошлым летом, когда здоровье отца вас не на шутку встревожило, вы написали брату в Африку о том, что поведение отца вас беспокоит. Вы, видимо, хотели, чтобы брат помог вам повлиять на отца, послать его на обследование или даже ограничить сферу его деятельности, если понадобится.
— Я.., я не вполне понимаю…
Персиваль был явно выбит из колеи.
— Но ведь это правда, мистер Фортескью?
— Ну, я считал, это будет справедливо. В конце концов Ланселот — младший партнер.
Инспектор Нил перевел взгляд на Ланса. На губах Ланса поигрывала усмешка.
— Вы получили это письмо? — спросил инспектор Нил. Ланс Фортескью кивнул.
— И что вы ответили?
Ланс совсем расплылся в улыбке.
— Я сказал ему, чтобы он не дурил себе голову и оставил старика в покое. Написал, что старик, скорее всего, прекрасно знает, что делает.
Инспектор Нил снова взглянул на Персиваля.
— Ответ вашего брата был именно таков?
— Ну.., в общих чертах, да. Формулировки, я бы сказал, были более агрессивные.
— Я решил, что инспектора вполне устроит причесанный вариант, — сказал Ланс. Он продолжал:
— Откровенно говоря, инспектор, одна из причин, побудившая меня тогда приехать домой — желание лично убедиться, как обстоят дела. Моя встреча с отцом была довольно краткой, и, если честно, никаких особенных симптомов я не заметил. Он был слегка взбудоражен, но не более того. Во всяком случае, мне показалось, что он в состоянии вести свои дела. Короче, вернувшись в Африку, я все обсудил с Пэт и решил, что буду перебираться домой, в Англию, а уж на месте.., как бы это сказать? — прослежу за тем, чтобы игра велась по-честному.
По ходу монолога он метнул взгляд на Персиваля.
— Я возражаю, — объявил Персиваль Фортескью. — Решительно возражаю против того, на что ты намекаешь. Я совершенно не собирался отстранять отца от дел. Меня заботило его здоровье. Конечно, меня заботило и… — Он замолчал.
Ланс быстро за него докончил:
— Тебя заботило и состояние собственных карманов, да? Маленьких карманов Перси. — Он поднялся, и манеры его внезапно изменились. — Ладно, Перси, с меня хватит. Я собирался немного помотать тебе нервы, делая вид, что собираюсь здесь остаться. Я не хотел, чтобы все здесь шло по-твоему, сладенько и гладенько, но — пропади все пропадом — я сыт тобой по горло. Меня тошнит уже от того, что я нахожусь с тобой в одной комнате. Всю свою жизнь ты был отвратительной и ничтожной гнидой. Вечно шпионил, подслушивал, распускал слухи и мутил воду. И еще. У меня нет доказательств, но я всегда был уверен: чек, из-за которого заварилась вся каша, из-за которого меня отсюда вышвырнули, подделал ты. Подделка-то ни к черту не годилась, она вопила о себе во весь голос: я подделка! У меня была достаточно дурная репутация, и не мне было что-то всерьез доказывать, но я часто спрашивал себя: как же старик не понял, что, реши я подделать его подпись, я бы уж постарался, чтобы от нее не разило липой за целую милю.
Ланс продолжал бушевать, голос его зазвенел:
— Так что, Перси, играть в эту дурацкую игру я больше не собираюсь. Меня тошнит от этой страны, от делового Лондона. От мелких чиновничков вроде тебя, от их брючек в светлую полоску и черных пиджачков, от их вкрадчивых голосков, от их ничтожных финансовых делишек, замешанных на лжи. Мы разделим наш капитал, как ты и предлагал, и я с Пэт уеду в другую страну — туда, где можно свободно дышать, где не чувствуешь себя связанным по рукам и ногам. Список ценных бумаг можешь составлять на свое усмотрение. Себе оставь самые гарантированные и самые надежные, что наверняка дадут тебе прибыль в два процента, три процента, а то и три с половиной. Мне отдай последние отцовские приобретения, сомнительные, как ты их называешь. Возможно, почти все они — выброшенные деньги. Но хотя бы одно или два дадут мне в конце концов такую прибыль, которую тебе никогда не получить на твои гарантированные три процента. Отец был хитрая бестия. Он не боялся рисковать, играть по-крупному. И иногда ему везло — прибыль составляла пятьсот, шестьсот, семьсот процентов! Я верю в отцовскую дальновидность и готов попытать счастья. Что же до тебя, мелкая душонка…