Его запытали.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А конец миниатюры мог бы стать и ее началом.

Санкт-Петербург, 1840 год - Николаевская эпоха. Аукцион в разгаре шла бойкая распродажа собрания библиофила Лаптева. На столе появилась рукопись в переплете из свиной кожи, и аукционер с трудом прочитал ее название - тяжкое и громоздкое, будто автор свалял его из громадных замшелых валунов:

- "Книга о скудости и богатстве, си есть изъявление от чего приключается напрасная скудость и от чего гобзовитое богатство умножается". Продается! Кто желает приобрести?

Не успели выкликнуть цену, как некто Большаков, матерый спекулянт-перекупщик, уже протиснулся вперед и алчно тронул переплет из свиной шкуры - кусачей, как наждак.

- Беру. Сколь надо - столь и дадим!

Сам-то он в этой книге ни бельмеса не смыслил, но зато оценил ее как старинную реликвию. Привез он книгу в Москву, где с лихвой перепродал профессору истории Погодину, а тот сразу понял, какая уникальная находка попала ему в руки. Ученый провел над "Книгою о скудости и богатстве" всю ночь, и над нею же встретил он розовый рассвет. Автор - из тьмы веков настаивал перед царями на раскрепощении крестьян, и напротив этого места Погодин (сам бывший крепостной) с чувством отметил: "Целую руку твою!" Вот и последняя страница книги, подпись: "Правды всеусердный желатель ИВАН ПОСОШКОВ". Погодин записал в дневнике: "Благодарю судьбу, которая доставила мне случай ввести такого великого человека в святилище русской истории". Но оказалось, что ввести Посошкова в пантеон российской историографии не так-то легко. Министр просвещения граф Уваров заявил Погодину:

- Михайла Петрович, хотя его императорскому величеству и благоугодно было на вашем прошении об издании труда Посошкова начертать слово "согласен", я, со своей стороны, советую вам, голубчик, воздержаться от публикования сей книги.

Погодин чуть не зарыдал - в отчаянии:

- Не губите меня, ваше сиятельство! Я ведь сплю и вижу сочинение Ивана Тихоныча на прилавках книготорговцев российских.

- В любом случае, - продолжал граф Уваров, - вам при издании не следует утверждать, что автор происходил из подлого состояния. Трудно поверить, чтобы мужик, подобно Адаму Смиту, мог бы разбираться в тонкостях экономики. Скорее всего книгу сочинил кто-либо из вельмож Петра, но, боясь расплаты за дерзкие мысли, он тишайше спрятался за крестьянским псевдонимом.

- Значит, нельзя печатать? - понурился Погодин.

- Советую воздержаться.

Но историческая наука "воздержания" не терпит, и Посошков буквально протаранил стены царской цензуры. Россия в 1842 году узнала, что в дебрях ее былой жизни существовал писатель Иван Тихонович Посошков - страдающий, ликующий, негодующий, правды ищущий, неправду отрицающий.

После окончания романа "Война и мир" Лев Толстой вознамерился писать о Петровской эпохе, желая сделать Посошкова главным своим героем. Лев Толстой был, кажется, немало удивлен, когда узнал, что его главного героя замучил начальник Тайной канцелярии граф П. А. Толстой, который приходился великому романисту родным прапрадедом.