На самом деле, Эва просто надеялась, что тогда ненависть, которая душила ее все эти сорок шесть дней, пройдет. Она надеялась, что это разрушительное и, по сути, бесполезное для мира чувство рассеется, как утренний туман с первыми лучами солнца, едва она убедится, что преступник наказан.

А она ненавидела. Как же она ненавидела его за то, что он совершил. За то, что сломал только начавшуюся жизнь – человеческую, настоящую, без матери-алкоголички и ее дружков-собутыльников. Жизнь, полную эмоций и улыбок – от встреч с одногруппниками в университетском кафетерии; от первой стипендии, пусть небольшой, но полученной за упорную учебу и растраченной не на долги нерадивой мамаши, а на себя. На совершенно глупую алую помаду, которой так и не успела накрасить губы и платье, которое так и не успела надеть.

Ненавидела за то, что разрушил ее планы, вот так просто, не рассчитав скорость и не затормозив вовремя. Дописать диплом и устроиться на работу; пойти в автошколу и получить права, и, может даже, успеть скопить до этого немного денег на машину. Он уничтожил все ее шансы обрести семью – настоящую. С любящим мужчиной, с детишками. Уничтожил мечту стать лучшей матерью, чем была ее собственная.

- Ты выжила. Это – главное. Ты здесь и не надо разрушать себя злостью. Попытайся простить.

- Простить... Когда-нибудь, я попытаюсь, - ответила Эва, - Когда-нибудь я обязательно прощу, но не сейчас, Эрик. Именно злоба, агония, слезы по ночам в этой палате, именно это дает мне силы бороться и пытаться вернуть хотя бы подобие прежней жизни, - он порывался было еще что-то сказать, но девушка остановила его поднятой ладонью, - Да, я ненавижу его, и желаю ему сгнить в тюрьме, а еще лучше, сойти с ума от осознания. Но только благодаря этой ненависти я живу дальше.

Эрик коротко кивнул, сжав кулаки. Чуть улыбнулся - натянуто, и откинулся на спинку стула, принимая расслабленную позу.

- Открывай, я покажу тебе, как пользоваться этой штукой.

- Эрик, полтора года назад у меня был смартфон, - закатив глаза, Эва открыла коробку, вытаскивая новую игрушку, - Между прочим последней модели. Видишь, - покрутив устройство в руках, она нашла кнопку питания, - Я даже смогла его включить.

Когда экран загрузки сменился заставкой, девушка взглянула на фотографию, установленную на рабочем столе. На нее смотрела та самая Эва, из прошлой жизни. Та самая, к которой она так отчаянно хотела вернуться.

- Я сделал тебе почту и загрузил несколько снимков из социальных сетей. Думаю, если ты напишешь в поддержку, то сможешь восстановить свои профили. Общаться с друзьями.

- Эрик, это... Спасибо тебе огромное, - глаза девушки наполнились слезами, и она быстро смахнула их, пока доктор не заметил.

- Всегда рад, - пожали плечами в ответ.

- Можно я тебя поцелую? – вырвалось у нее.

Эрик удивленно моргнул, краснея.

- В щеку, - уточнила Эва.

Быстро кивнув, доктор поднялся и наклонился над девушкой. Впервые он был так близко, что можно было увидеть крошечные янтарные крапинки его зеленой радужки, и тонкие морщинки вокруг глаз – едва заметные. Щетину, тщательно сбритую, словно брился не по утрам, а перед тем, как прийти в больницу. Запах лосьона – что-то легкое, ненавязчивое, как океанский бриз.

Эва быстро мазнула сухими губами по его щеке, ощущая, как к собственным приливает жар. Взглянула на доктора еще раз и выдохнула с небольшим сожалением, когда он отстранился:

- Спасибо.

День сто двадцать пятый

Привычным жестом подхватив с вешалки белый халат, молодой мужчина надел его и улыбнулся медсестре за стойкой:

- Добрый вечер.

Паспорт, заблаговременно приготовленный, скользнул по деревянной поверхности.

- Ой, здравствуйте Роберт, - поприветствовала его работница отделения, раскрывая разворот документа и быстро внося в компьютер данные, - Снова к Эве?

- Конечно, к кому же еще, - ответил мужчина, нервно барабаня кончиками пальцев по столешнице.

Медсестра, выполнив ставшую привычной процедуру, вернула паспорт владельцу. Заметила безразличным тоном:

- Он просрочен.

- Серьезно? – голос посетителя дрогнул.

- Да. Проходи, но мне придется поставить отметку. Так что оформи документы побыстрее, или в следующий раз дай водительские права.

- Хорошо, обязательно.

Мужчина дежурно улыбнулся и быстро ретировался, направившись по коридору к палате. Его сердце грохотало так громко, что, казалось, услышать его можно было бы из-за двери, в которую он постучал.

Тихое: «Войдите» вывело его из ступора и мужчина нацепил широкую улыбку на лицо. Эва, как обычно, сидела на кровати, спрятав телефон под подушку.

- Как твое самочувствие? – бросил дежурную фразу, пододвинув стул и садясь ближе к ней.

- Отлично. Рада, что ты пришел.

- Гуляла сегодня?

- Да, немного. Но, если честно, подготовка к прогулке мне не нравится – еще холодно и физиотерапевт надевает наменя кучу одежды.

- Ничего, это временно. Пока сама не ходишь?

- Только по палате, по коридору – на большее сил не хватает. Но прогнозы хорошие. А ты как? Какие новости?

- Да все, как обычно. Работа. Дом, работа.

- Пациенты и пациентки, - Эва вскинула бровь, с любопытством наблюдая за его реакцией.

- Одна пациентка, - задумчиво ответил Эрик.

Он ходил сюда полгода – с того момента, как оказался на свободе. Его отец, считающий, что все продается и все покупается (и отчасти правый в этом), еще не знал, что наследство, оставленное младшему сыну почти растрачено на бесконечные реабилитации, санатории, гранитные надгробия и свежие цветы на кладбищах.

В какой-то момент он испытал острое и болезненное разочарование в людях – когда жена одного из пострадавших в той аварии намекнула, что неплохо было бы съездить на юг, отдохнуть. Он оплатил две путевки, правда она взяла с собой не мужа-инвалида, ставшего овощем по его – Эрика - вине, а совершенно постороннего мужчину. Тогда же, он начал навещать Эву – ведь, несмотря на лучших врачей и терапевтов, дорогие лекарства, она так и не приходила в сознание.

- Эрик? Ты в порядке? – Эва обеспокоенно посмотрела на своего посетителя.

- Да, все хорошо, спасибо. Просто тяжелый день, - расеянно ответил он.

«А это только СиЗо»: прошипели ему однажды, зажав в углу, и отбивая почки отработанными ударами. «На зоне будет намного хуже». Как он боялся ее – этой проклятой зоны. Боялся зеков, что плотоядно скалились, едва Эрик появлялся в поле их зрения. Боялся охранников, что смотрели со злобой и ненавистью – золотой мальчик, младший сынок серьезного бизнесмена в городе, натворил делов, а им теперь прикрывай его зад, чтобы не прибили.

Он спокойно вздохнул только тогда, когда судья зачитал приговор и освободил парня в зале суда, засчитав срок, отсиженный в камере предварительного заключения. Конечно, это отец Эрика постарался, раздосадованно опустошив трастовый счет на приличную сумму с пятью нулями.

- Почитаешь мне стихи?

- Конечно.

Тоненький сборник всегда был при нем. И, пролистывая страницы с закладками, Эрик выбрал одно стихотворение, которое запало в душу. Которое много раз читал ей, пока она была без сознания:

«Мне снились веселые думы,

Мне снилось, что я не один...

Под утро проснулся от шума

И треска несущихся льдин.

Я думал о сбывшемся чуде...

А там, наточив топоры,

Веселые красные люди,

Смеясь, разводили костры:

Смолили тяжелые челны...

Река, распевая, несла

И синие льдины, и волны,

И тонкий обломок весла...

Пьяна от веселого шума,

Душа небывалым полна..

Со мною - весенняя дума,

Я знаю, что Ты не одна...»