Входит Аксюша ; увидав Петра, подбегает к нему.

Аксюша . Ах, ты здесь!

Петр . Давно уж тут путаюсь. Здравствуй! Жива ли покуда? (Целует ее.)

Аксюша . Видишь, что жива. Ну, говори скорей! Некогда ведь, того гляди хватятся.

Петр . С тятенькой у нас опять разговор был.

Аксюша . Ну, что ж он? Говори скорей! Душа мрет.

Петр . Подается. Час ругал по обнаковению. Потом: «За тебя, говорит, дурака, видно невесту с приданым не найдешь! Хоть бы две тысячи за тебя дали, и то бы ладно». Слышишь?

Аксюша . Да ведь негде их взять.

Петр . Надо доставать.

Аксюша . У Раисы Павловны не выпросишь; нечего и унижаться.

Петр . А ты у братца попроси, у Геннадия Демьяныча!

Аксюша . Ай, что ты! Страшно, да и стыд-то какой!

Петр . Да ведь уж ау, брат! До самого нельзя вплоть приходит.

Аксюша . Надо ведь ему будет признаться во всем.

Петр . Ну так что ж! И признайся! Он свой человек. От него нам уж последнее решение выйдет.

Аксюша . Да, уж последнее.

Петр . А ведь кто его знает! На грех мастера нет. Он с виду-то барин добрый. Да ты поскорей, завтра же чем свет; а в полдень мы с тятенькой придем, ты мне скажешь.

Аксюша . Хорошо, хорошо.

Петр . Только ты долго этого разговору не тяни; а так и так, мол, до зарезу мне; вот и конец. Либо пан, либо пропал.

Аксюша . Да, да, разумеется. До стыда ли тут когда…

Петр . Что «когда»?

Аксюша . Когда смерть приходит.

Петр . Ну полно, что ты?

Аксюша . Вот что, Петя! Мне все пусто как-то вот здесь.

Петр . С чего же?

Аксюша . Я не могу тебе сказать, с чего, я неученая. А пусто, вот и все. По-своему я так думаю, что с детства меня грызет горе да тоска; вот, должно быть, подле сердца-то у меня и выело, вот и пусто. Да все я одна; у другой мать есть, бабушка, ну хоть нянька или подруга; все-таки есть с кем слово сказать о жизни своей, а мне не с кем, — вот у меня все и копится. Плакать я не плачу, слез у меня нет, и тоски большой нет, а вот, говорю я тебе, пусто тут, у сердца. А в голове все дума. Думаю, думаю.

Петр . А ты брось думать! Задумаешься — беда!

Аксюша . Да нельзя бросить-то, сил нет. Кабы меня кто уговаривал, я бы, кажется, послушалась, — кабы держал кто! И все мне вода представляется.

Петр . Какая вода?

Аксюша . Да вот что, милый ты мой, все меня в воду тянет.

Петр . Ой, что ты, перестань!

Аксюша . Гуляю по саду, а сама все на озеро поглядываю. Уж я нарочно подальше от него хожу, а так меня и тянет, хоть взглянуть; а увижу издали, вода-то между дерев мелькнет, — так меня вдруг точно сила какая ухватит, да так и несет к нему. Так бы с разбегу и бросилась.

Петр . Да с чего ж это с тобой грех такой?

Аксюша . Сама не знаю. Вот как ты говорил вчера, так это у меня в уме-то и осталось. И дома-то я сижу, так все мне представляется, будто я на дно иду, и все вокруг меня зелено. И не то чтоб во мне отчаянность была, чтоб мне душу свою загубить хотелось — этого нет. Что ж, жить еще можно. Можно скрыться на время, обмануть как-нибудь; ведь не убьют же меня, как приду; все-таки кормить станут и одевать, хоть плохо, станут.

Петр . Ну, что уж за жизнь!

Аксюша . А что ж жизнь? Я и прежде так жила!

Петр . Ведь так-то и собака живет, и кошка; а человеку-то, кажись, надо бы лучше.

Аксюша . Ах, милый мой! Да я-то про что ж говорю? Все про то же. Что жить-то так можно, да только не стоит. И как это случилось со мной, не понимаю! Ведь уж мне не шестнадцать лет! Да и тогда я с рассудком была, а тут вдруг… Нужда да неволя уж очень душу сушили, ну и захотелось душе-то хоть немножко поиграть, хоть маленький праздничек себе дать. Вот, дурачок ты мой, сколько я из-за тебя горя терплю. (Обнимает его.)

Петр . Ах ты горькая моя! И где это ты так любить научилась? И с чего это твоя ласка так душу разнимает, что ни мать, кажется, и никто на свете… Только уж ты, пожалуйста! Ведь мне что же? Уж и мне за тобой… не миновать, выходит.

Аксюша . Ну, уж это твое дело. Ведь уж мне не узнать, будешь ли ты меня жалеть, или будешь смеяться надо мной. Мне с своей бедой не расстаться, а тебе дело до себя, мне легче не будет.

Петр . Нет, уж ты лучше подожди; хоть немного, да поживем в свою волю. Да что загодя и думать-то! Еще вот что твой братец скажет?

Аксюша . Конечно, коли есть случай, зачем его обегать.

Петр . Может, и выручит.

Аксюша . Может быть. Ты никого не видал в саду?

Петр . Геннадия Демьяныча камарден тут путался.

Аксюша . Так ты ступай! Время уж.

Петр . А ты, Аксюша, домой, чтоб… а то… и боже тебя охрани!

Аксюша . Домой, домой, не бойся. Что мне за охота: у меня теперь все-таки что-нибудь впереди есть.

Петр . Ну, то-то же, смотри! (Целуются.) Я на тебя в надежде. (Уходит.)

Аксюша хочет идти домой, оборачивается и видит Несчастливцева , который выходит из беседки.

Аксюша , Несчастливцев , потом Счастливцев .

Несчастливцев (про себя) . Женщина, прекрасная женщина. (Подходит к Аксюше.) Ты женщина или тень?

Аксюша . Братец!

Несчастливцев . А! Я вижу, что ты женщина. А я желал бы теперь, в эту прекрасную ночь, побеседовать с загробными жителями.

Аксюша . Братец!

Несчастливцев . Много тайн, много страданий унесли они с собой в могилу. Душа моя мрачна, мне живых не надо. Мне нечего говорить с живыми! Мне нужно выходцев с того света! Прочь!

Аксюша . Братец, и я много страдала, и я страдаю.

Несчастливцев . Ты?

Аксюша . Я. Я очень несчастна.

Несчастливцев . О, если ты несчастна, поди ко мне, поди на грудь мою.

Аксюша прилегает к нему на грудь.

Я два раза тебе брат: брат по крови и брат по несчастию.

Аксюша (опускаясь на колени) . Братец, я виновата.

Несчастливцев (поднимая ее) . Нет, нет, не передо мной! Можешь ли ты быть виновата? Ты, такая юная, такая прекрасная? И перед кем же? Что я? Я отребие, обноски человечества.

Аксюша . Я виновата передо всеми, перед собой! Я люблю…