Но о пожаре. Я же все пытаюсь начать рассказывать о пожаре. Это очень важная для меня история. И не только потому, что после пожара нас привезли сюда, в нашу тюрьму. После пожара я встретила людей, за которых борюсь. И жизнь которых придает смысл жизни моей.

Это был один из тысячи серых однообразных дней. Начались занятия в нашей школе, которая примыкала к зданию, где мы жили. Чтобы до нее добраться, нам нужно было лишь пересечь унылый захламленный дворик между двумя строениями — школой и спальным корпусом. В моем классе было может человек двадцать пять. Я ни с кем особенно не дружила, в то время я была очень замкнутым ребенком. Иногда мне кажется, что единственным моим желанием в те годы было заснуть и никогда не просыпаться. В мире сна было больше жизни и больше красок, чем в окружающем меня реальном мире. Мне хотелось остаться там. Но неизменно наступало утро и холодный кафель умывалки, и вязкая каша, размазанная по тарелке, и серые лица моих сокамерников… Немного спасали книги, давали мне картинки для миров, что я рождала во сне, из них я узнавала о ДРУГОЙ жизни, но книги читать было больно. Закрывая последнюю страницу, я чувствовала крылья за спиной, хотела выпорхнуть из сумрачной клетки на свободу, но ЧТО была свобода? Мне было страшно… Наверное, настоящий мир не для меня. Я не такой человек как все, быть может есть смысл в том, что я живу здесь, а не там. Быть может книги — это разноцветные сказки, чтобы не сойти с ума. И там, за стенами детского дома такая же серость и однообразие. Лица людей, приходящих извне не были особенно счастливыми. Ах, я выдумывала миллион отговорок для себя, но истина — я готова признать это — истина крылась в том, что я БОЯЛАСЬ. Я была слишком маленькой. По природе своей дети, я так считаю, желают быть под присмотром. Под любым. Только бы не одни. Я не пыталась сбежать, но я прощаю себе это малодушие. То, что не можешь сделать ради себя, вполне возможно, сделаешь ради кого-то другого.

Но вернемся в тот день. Последний день в детском доме. Это была осень, в школе начались занятия. Утром мы дежурно пересекали двор и заходили в такую же пропахшую казенщиной, как и спальный корпус, школу. Я сидела за одной партой с Викой. Тогда мы не были близки, ни капли. Просто соседка — и все. Ви тоже жила на своей волне. У нее были огромные мечтательные глаза, все время отсутствующие и какие-то неземные. Темные кудряшки выбивались из наскоро заколотых волос и смешно торчали в разные стороны. Ви была грустной. Она вполне могла бы быть моим отражением в зеркале. Во всяком случае, ее взгляд. Думаю, она тоже жила в своих снах. У нее тоже был СВОЙ мир. И в обществе друг друга мы совершенно не нуждались. Однажды, уже живя здесь, я спросила у Вики о той нашей жизни. Что она помнила, и как ко всему относилась. Каково же было мое изумление, когда она сказала, что не помнит детский дом вообще, не помнит даже пожар. Какая-то странная метаморфоза памяти… Все мы спасаемся по-своему. Получается, клетка терзала ее даже больше чем меня. Будет ли помнить Вика этот второй чудовищный дом, если мы выживем… Или ее память вновь милосердно задернет шторы?

Пожар начался внезапно. Я знаю, что это звучит странно, но вот, его не было, и вот, он есть. Какой-то резкий запах, треск за дверью, дым, огонь… Учительница дико заорала и кинулась к выходу, схватив ближайших детей. Через минуту в дверях была уже форменная свалка! Огонь бушевал в коридоре, наверное источник был где-то там и оставались считанные минуты, а может и секунды, чтобы проскочить к лестнице. Надеюсь, кто-то успел… Раздался звук, будто там обвалилось что-то тяжелое. В коридоре оглушающе орали, просто разрезающий уши визг. Я оцепенела. Продолжала сидеть за партой, и обезумевшими глазами пялилась на входную дверь, из которой клубами валил дым. По классу метались еще несколько человек. Кто-то разбил окно и выпрыгнул. С каждой секундой я терялась в какой-то нереальности происходящего. Я знала, что скоро умру, и тело мое отзывалось не паникой или желанием действовать, а ватной полусонной расслабленностью. Боже, я просто ЗАСЫПАЛА!!! Мальчик, я знала, что его зовут Руслан, что-то закричал мне, но я не слышала. Смотрела, как выпрыгивают из окна оставшиеся дети. Руслан махал мне руками, кашлял и тер глаза, но мне даже в голову не пришло пошевелиться. Краем угасающего зрения я заметила, как он, перескакивая через парты и стулья, бежит ко мне. Потом звонкий хлопок, и я включаюсь. Разъедающий глаза и горло дым, крики из коридора, паника — все это тут же обрушилось на меня, и я закричала от ужаса, разрывая горло завизжала!

Руслан чем-то выбил ближайшее ко мне окно и крикнул в ухо "Прыгай!". Второй этаж… это не очень высоко, но высоты я боялась больше чем огня. Высоты я боялась БЕЗУМНО! Я попыталась вырвать свою руку от Руслана, он показался мне врагом, кем-то, от кого нужно спасаться! От неожиданного этого напора, Руслан выпустил меня, и я тут же стала ломиться через перевернутую мебель назад. Еще секунда, и мне удалось бы сбежать, но он успел перехватить меня. "Прыгай же! Мы сгорим!!!" Мальчишка был рослым и сильным для своего возраста, обхватив мою тонкую ручку, он затянул меня на подоконник. Успевшая уже глотнуть хорошую порцию угарного газа, я почти перестала сопротивляться. Я даже не заметила той секунды, когда мы прыгнули. Краткий миг полета и тут же удар, отдающий в голову. Руслан оттащил меня дальше от здания и упал рядом со мной на траву. Мы лежали и смотрели на небо. На желтые листья клена у нас над головой. Крики людей, вой пожарной машины, звон разбивающихся стекол — ничего этого больше не существовало. Мы были свободны. В эти несколько минут мы были свободны, как никогда. Ни до, ни после. И это было как в книгах.

Я повернула голову и сказала ему в самое ухо:

— Ты спас мне жизнь. Теперь моя жизнь принадлежит тебе.

Он ничего не ответил. Он слышал, но ничего не сказал.

Спустя несколько лет, когда мы лежали под одним одеялом, пытаясь друг друга согреть, спасти от холода более страшного, чем зима за стенами нашей новой тюрьмы, я спросила его, помнит ли он пожар.

— Да, конечно, — ответил он.

— Почему ты спас меня? Мы были чужими, мы никогда не интересовались друг другом, вообще никем не интересовались. Почему же?

— Я не спасал тебя. Просто я не хотел никого оставлять за собой.

— Как это?

— Когда я собрался прыгать, я обернулся. И увидел тебя. И я понял, что никогда не забуду эту картину — маленькая девочка, которая через минуту сгорит. Мне стало страшно. Страшно, что это будет сниться, ты понимаешь? Так что я спасал не тебя.

— А спас меня. И помнишь, что я сказала тебе потом…

— Твоя жизнь не принадлежит мне, это не правильно. Жизнь человека не может никому принадлежать.

Я молча поцеловала его ладонь и оставила возле своих губ. Руслан обнял меня, прошептал в самое ухо:

— Знаешь, иногда мне кажется, что лучше бы мы сгорели.

В ту минуту мне захотелось плакать. Я через столько прошла, через такие страдания, о которых не пишут даже в самых страшных книгах, но заплакать мне захотелось впервые. Потому что я не стала для него тем светом, каким он стал для меня. Ведь никогда больше, с того самого пожара, я не желала заснуть навсегда. Через что бы не пришлось мне пройти, я хочу жить, жить, пока сохраняю его дыхание. В этом мире, где существует ОН, есть место и для меня.

После пожара нас, тех кто остался, поселили в другой интернат. Я очень боялась, что меня оторвут от Руслана, но, как оказалось, зря. Еще до того как он спас меня, мы были уже связаны чем-то нехорошим. Потому что из нового интерната нас забрали троих — меня с Русланом и еще мою маленькую соседку по парте Вику. Нас увела женщина с каменным лицом. Два дня мы провели в больнице, в одной палате, где успели получше познакомиться. За эти дни нас несколько раз осматривал доктор, один и тот же. Обследовался каждый сантиметр нашего тела. А сколько крови выкачали для разных анализов — это вообще не передать. Вечером второго дня нам дали новую одежду, хорошую, не такую, в какой мы ходили в интернате, и привели в кабинет того самого врача, который нами занимался. В кабинете кроме нашего доктора был еще один мужчина. Крупный, с уставшим лицом, человек средних лет. В черном строгом костюме. Едва мы вошли, он стал пристально разглядывать нас. Руслану и Вике сказали сесть на кушетку, а меня подозвали к столу. Человек в черном притянул меня к себе, взял за подбородок и стал разглядывать мою голову, поворачивая ее то в одну сторону, то в другую.