Я не могла даже плакать. Прижала ладони к лицу и замерла.
— Ты знал, что я хочу отравить вас?
— Мы все знали.
У меня перехватило дыхание. Я медленно отвела руки от лица. Мне показалось, что лицо мое стало каменной маской…
— Но… этого не может быть! КАК??!!!
— Ты же сама сказала только что. Есть души, которые жаждут смерти… потому что их ноша слишком тяжела. Есть души, которым пришло время начать все с нуля…
Я почувствовала, как по щекам моим полилось горячее. Я не плакала, ни один мускул не дрогнул на лице, но из глаз все текло и текло.
— Как…
Руслан будто обмяк. Кажется, силы совсем покинули его.
— Он всегда был одержим смертью. — Тихо произнес он. — Дима. Смерть казалась ему чем-то прекрасным и трагическим. Но он не хотел просто вскрыть себе вены или сунуть голову в петлю, нет, ему нужна была именно красота. Какая-то история, как ты говоришь. Когда он был подростком, он пытался каким-нибудь необычным способом убить себя, например, хотел принести себя в жертву богу — он находил единомышленников, забивал им голову своими безумными историями. Они устраивали алтарь в парке, на котором убивали животных, а потом, когда приходил час икс, украшали алтарь лепестками роз, зажигали свечи и готовились принести в жертву человека — своего вожака. Дима говорил, что его имя на самом деле Демон. И он, Демон, должен быть принесен в жертву богу, чтобы искупить грехи человечества. В первый раз это не удалось — кто-то из его приятелей предупредил милицию, и жертвоприношение не состоялось. В тот раз это сочли всего лишь игрой сатанистов и спустили на тормозах. Но вскоре он повторил это. Теперь уже без топора, как собирался в первый раз, а с помощью яда. Пока он бился в агонии, его приятели пели какие-то псалмы над его телом. И снова его спасли. На этот раз Дима оказался в психушке. Там не очень-то просто было красиво умереть. Он рассказывал, что мог, конечно, прокусить язык или убиться головой об стену, но это не было тем, к чему он стремился. Не было красоты… и истории. В лечебнице ему удалось убедить персонал, что он не опасен. Ты знаешь, он умеет быть очень убедительным — он умеет притворяться нормальным так виртуозно, что даже его безумные слова и выходки — тоже кажутся нормальными. У него есть дар… убеждения. Я точно тебе говорю. Гениальный дар убеждения.
Я не знаю сколько лет он провел в психушке, быть может его выпустили бы в конце концов, но ему стало невмоготу ждать и притворяться, мысли о смерти слишком изводили его. Домой он вернуться не мог и не хотел. Сдружился с какими-то бродягами и стал жить в районе вокзала. Жил и выдумывал новую прекрасную трагическую историю для себя. Но вся эта грязь и нищета, что окружала его — не очень-то вдохновляли, видимо, на подвиг. Он ждал чуда, знака, который даст ему бог. Он ждал, чтобы бог показал ему, как умереть. И чудо случилось. Ты же помнишь, к нам часто привозили девочек и мальчиков, которых вылавливали у вокзала. Наверное это было место экстренной охоты, когда срочно требовался материал для трансплантации, и некогда было искать здоровых чистых доноров. Молодежь обычно не успевает сильно испортить свое тело жизнью на улице. В те времена у нас наступил какой-то кризис. Я точно не знаю в чем была проблема. Здесь было странное затишье, почти ничего не происходило. В один из таких дней они и привели Диму. Выловили его на вокзале… Мы с Викой были очень несчастны после разлуки с тобой. Знаешь, ты писала, что я был смыслом твоей жизни, но ведь и ты была тем же для меня. Только ты держала меня на плаву. Тебя не стало, и я перестал вообще ощущать что-либо. Какая-то абсолютная апатия. Вике нужна была поддержка, она вообще человек по природе своей зависимый, но мне было не до нее. Мы превратились в два чужих друг другу корабля, что болтались посреди моря во время штиля. И тут появился Дима. Конечно сразу мы не обратили на него внимания — сколько их было таких. Но он оказался не таким, как все пленники. Не рыдал, не сидел забившись в угол, не расспрашивал нас робко о своей участи. Он был полон любопытства и какого-то радостного энтузиазма! Казалось, он пришел и само солнце забралось в наши комнаты вместе с ним… Конечно мы потянулись к нему. Жадно слушали его речи, такие странные… про бога, про искупительную жертву, про небеса… его глаза светились, когда он рассказывал нам свои сказки! Мы стали верить всему, что он говорил нам. Его слова придавали какой-то размытый, но важный смысл нашей жизни. Страдания, через которые мы прошли — превратились во что-то возвышенное и трагичное. Во что-то, угодное богу. Но не только из-за его красивых сказок мы так прониклись к этому человеку. Еще в самом начале, когда мы рассказали ему для чего его привезли сюда и что его ждет — он, вместо того, в ужасе метаться, как остальные, вдруг радостно рассмеялся. Да, сказал он, вот оно! Вот то, к чему я так долго стремился, чего я ждал! Нет ничего прекрасней, чем раздать свое тело жаждущим. Исцелить своим телом умирающих! Вот куда Господь вел меня все эти годы!
Он был счастлив, Элла! И это было… так необычно, так непохоже на все, что мы видели. Он показался нам святым. Не человеком, нет — СВЯТЫМ! После этого он мог уже вить из нас веревки. Разумеется, когда он сказал, что Вика предназначенная ему богом жена — Вика радостно кинулась в его объятия. Разумеется, когда он сказал, что те витамины, что кололи мне постоянно — это на самом деле сыворотка безумной ярости — я поверил и стал вести себя так, как полагалось после сыворотки безумной ярости. Он с воодушевлением ждал когда же придут, чтобы забрать его на органы. Расспрашивал нас о том, какие органы годятся для пересадки. Фантазировал о героических спасениях, которые благодаря ему произойдут. Рассказывал, как прекрасно будет, когда он растворится во множестве людей. Мы слушали его и надеялись, что когда-нибудь и нас тоже заберут, чтобы разделать и раздать другим по частям. И завидовали ему, потому что с ним это произойдет раньше. Время шло, дни тянулись, но Диму как будто забыли. Он приставал с расспросами к тете Лене, но та только разводила руками. Из телефонного разговора Доктора я понял, что они потеряли доверенного трасплантолога и никак не могут найти замену. Видимо, поэтому все и затягивалось с Димой. Дима скучал. Мы развлекали его рассказами о нашей жизни и о тебе. Наверное в наших рассказах ты тоже представлялась какой-то богиней и сверхчеловеком. Тогда я не обратил внимания, но теперь вспоминаю, что он живо интересовался всем, что было связано с тобой. Он говорил, что жалеет, что попал сюда слишком поздно, когда тебя уже не было. И если бы ему представилась возможность, говорил он, непременно познакомился бы с тобой лично. Он заразил нас своими безумными идеями, но мы заразили его мыслями о тебе.
Наверное, эта история так и закончилась бы, если бы трасплантолога нашли вовремя. Можно сказать, если бы трасплантолога нашли вовремя — нашим хозяевам крупно повезло бы. Они так и не поняли, что поселили у себя. Относились к людям как к скоту, всех стригли под одну гребенку. И не заметили бешеного животного. Им он казался чудаком, представляешь? Просто чудаком! И в конце концов произошло то, что должно было произойти. Чудак увидел яму. Для нас-то, ты понимаешь сама, яма была всегда чем-то привычным. Немного пугающим, но уже почти незаметным. Однажды нас вывели во двор, чтобы мы перетаскали дрова для камина — видишь, все пришло в такой упадок, что нам приходилось иногда выполнять какую-то постороннюю работу по дому — и Дима увидел яму. Остановился как завороженный. Схватился за сердце. Я думал, он потеряет сознание, но он воскликнул что-то и убежал в дом. Когда мы вернулись в наши комнаты, он сидел на полу и качался из стороны в сторону. Вика спросила что с ним — а он ответил, что увидел ЗНАК! Настоящий знак! Он ошибался и его предназначение не раздать себя людям — это чушь! Его привела сюда яма! Яма — вот его конечная цель! Он кинулся к нам и начал расспрашивать о яме. Что мы знаем? Что мы слышали? Мы знали и слышали лишь какие-то обрывки сказок. И, в конце концов, мы были уже взрослыми и подозревали, что это просто какая-то сточная дыра — не больше. Но Дима думал иначе! Ему хватило суток, чтобы придумать целую философию, связанную с нашей ямой во дворе. И мы снова поверили ему. Подумали — как мы раньше не могли понять, что яма так важна?! История Димы на этот раз звучала совсем уж безумно. Яма — это врата в преисподнюю, а наш дом — замаскированная охранная будка. Зло приходит в мир из ямы и уходит обратно когда пожелает. Все кто работают в доме — это слуги нечистого, которые следят за вратами. Там, в самой яме, внизу — есть ворота, которые можно закрыть, тогда зло не сможет больше выходить и разгуливать спокойно по нашему миру. Господь послал Диму сюда, чтобы закрыть ворота. Наверное он погибнет, выполняя это богоугодное дело, но эта будет красивая и достойная смерть. Ценой своей жизни запечатать зло в преисподней и очистить мир — не это ли достойный конец! Он снова был убедителен. Его горячность, вера в собственные истории конечно не могли оставить нас равнодушными! Говорю же — наш мир ожил и засверкал разноцветными красками, когда появился Дима. А его рассказы придали смысл нашей жизни. К тому же еще до появления Димы, мы смутно уважали таинственного господина Бога. Теперь же, вдохновленные Димой, мы готовы были за него умереть! Самое интересное, это то, что поведение тех, кто работал в доме, лишь убеждало в том, что говорил Дима. Мы стали пристально следить за людьми, которые появлялись в доме, а так же за теми, кто был здесь постоянно — обслуга, Доктор. И нам казалось, что люди эти и правда занимаются лишь тем, чтобы охранять яму! Например, то, что все они старательно делали вид, что не замечают яму — ведь это был явный знак того, что они ВСЕ ЗНАЮТ! Теперь, подогретые нашим безумным другом, мы в каждом слове, в каждом жесте этих людей стали выискивать знаки их служения яме и сатане. И мы находили эти знаки, поверь! Как же мы негодовали! Бог послал Диму сюда, чтобы Дима защитил интересы бога. Но нас с Викой он тоже послал, чтобы мы выросли в стане врага, изучили повадки этих коварных тварей и, наконец, нанесли решающий удар! Для Димы яма была знаком, для нас теперь знаком стал Дима. Ведь не зря же он ворвался в нашу жизнь, не зря принес нам эту благую весть о нашем высшем предназначении! Поверь, мы никогда в жизни не были на таком подъеме, как в те дни.