И снова Барклай де Толли не оставляя меня в покое и после того, как монография о нем вышла в свет. Он представлялся мне фигурой трагической и величественной, каким видел я его и Пушкин, и многие современники, и немалое число наиболее непредвзято мыслящих потомков.

В моей жизни Барклай занимал особое место: еще в 1959 году, в книге "Памятники Славы" я, кажется, первым из русских историков поместил изображение памятника, поставленного на месте смерти полководца, случившейся неподалеку от Инстербурга, в имении Штилитцен 14 мая 1818 года. После этого я несколько раз приезжал в Штилитцен (теперь называющийся поселком Нагорный) в помещичий дом, чудом уцелевший во время последней войны, но уже сильно поврежденный его нынешними обитателями - рабочими совхоза, рассказывал им о Барклае, об Отечественной войне 1812 года. Рабочие слушали со вниманием, обещали беречь дом, но время и бесхозяйственность брали свое - некогда крепкий, толстостенный каменный дом ветшал и постепенно превращался в руину.

Я ходил в Обком партии, потом в Управление Культуры Облисполкома, писал в "Калининградскую правду", везде мне сочувствовали, проявляли полное понимание, однако дальше слов дело не шло. Не изменяется положение и теперь. А более счастливые современники Барклая -фельдмаршалы Кутузов и Веллингтон, Блюхер и Шварценберг, не говоря уже о шведском короле Бернадотте и императоре Наполеоне, увековечены во многих музеях, а места их смерти являются предметом национального почитания. Обойденный посмертной славой, Барклай и при жизни был обделен народной любовью, что позволило Пушкину написать о нем такие строки:

О, вождь несчастливы! Суров был жребий твой:

Все в жертву ты принес земле тебе чужой.

Непроницаемый для взгляда черни дикой,

В молчанье шел один ты с мыслию великой,

И в имени твоем звук чуждый не взлюбя,

Своими криками преследуя тебя,

Народ, таинственно спасаемый тобою,

Ругался над твоей священной сединою

И тот, чей острый ум тебя и постигал,

В угоду им тебя лукаво порицал....

О, люди! Жалкий род, достойный слез и смеха!

Жрецы минутного, поклонники успеха!

Как часто мимо вас проходит человек,

Над кем ругается слепой и буйный век,

Но чей высокий лик в грядущем поколенье

Поэта приведет в восторг и в умиленье!

Я почувствовал себя таким поэтом, пришедшим и " в восторг и в умиленье", и написал исторический роман о жизни Барклая "Верность и терпение". Название романа повторяло его княжеский девиз, полученный им от императора Александра I-го после взятия Парижа.

В этом романе, состоящем из 26 глав, три посвящены боевому пути Барклая в Пруссии. Наиважнейшим эпизодом кампании 1805-1807 годов, никогда не привлекавшем внимания историков и романистов, было знакомство Барклая с историком античности Бартольдом Георгом Нибуром, рассказавшем раненому русскому генералу о войне персов со скифами, когда армия царя Дария была погублена необозримыми пространствами Скифии, на которых были выжжены все хлебные поля и селения, а колодцы либо отравлены, либо засыпаны. Этот "Скифский план" и лег позднее в основу стратегии Барклая в войне Двенадцатого года.

Роман был издан московским издательством "Армада" в 1996 году, затем сразу же переиздан, а еще через год - в 1997-ом, когда Москве исполнилось 850 лет я опубликовал книгу "Московские градоначальники", в которой были помещены 50 биографических очерков главноначальствующих первопрестольной от губернатора Тихона Никитича Стрешнева, двоюродного брата Петра I -го, вступившего на пост московского губернатора в 1709 году до генерал-лейтенанта Сергея Константиновича Гершельтана, оставившего генерал-губернаторское кресло в 1909 году, - ровно через 200 лет после Стрешнева. Среди этих 50 сановников был и Иван Васильевич Гудович, граф и фельдмаршал, 35-й московский главноначальствующий, в молодости учившийся в Кенигсбергском университете.

В 1999 году вышли в свет еще две мои книги, где Восточная Пруссия и Кеигсберг также фигурируют, как места, связанные с важными историческими событиями, происходившими в России.

В первой из этих книг, названной "Самодержцы. Любовные истории царского дома", содержится три новеллы, действие которых происходит, как и в прежних, В Кенигсберге и Приблатике. Эти новеллы называются: "Герцогиня Курляндская", "Эрнст-Иоганн Бирон" и "Император Александр и королева Луиза". Я поместил их в "Русско-Прусских Хрониках", ибо и они составляют несколько страниц истории нашего края.

В 1999 году вышла в свет и моя последняя книга - "Мудрость мира", в которой представлены более трехсот великих людей Земли, среди них оказались и два профессора Кенигсбергского университета - Эммануил Кант и Иоганн Гердер. Краткие биографии этих мыслителей , а также наиболее яркие афоризмы, максимы и крылатые слова я также помещаю в "Русско-Прусских Хрониках".

Таким образом, Вашему вниманию, уважаемый читатель, предлагается 22 отдельных произведения, параграфа, главы, о происходивших некогда событиях в Восточной Пруссии и Прибалтике или же о некоем фантасмагорическом мире, который волею автора был исполненцем на улицах и в домах Кенигсберга и окружающей его территории.

Эти фрагменты чаще всего относятся к биографиям реальных исторических деятелей, но иногда жизнь моих героев целиком и надолго связана с Кенигсбергом, как например у герцога Альбрехта Гогенцоллерна и профессоров университета Эммануила Канта и Иоганна Гердера, иногда же в книге человеческой судьбы проходит всего лишь одной строкой, как, например, у герцога Бирона, или графа Гузовича. Замечу, что в книгу "Русско-Прусские Хроники" вошло далеко не все, что было посвящено мною истории Восточной Пруссии, а только то, что я считал наиболее интересным и значительным в моей журналистской и писательской биографии.

И, наконец, о судьбах членов нашей семьи, приехавшей в Кенигсберг осенью 1945 года. Моя бабушка умерла в 1959 году и похоронена в Калининграде на первом городском кладбище. Отец скончался в Москве в 1983 году. Мама, Слава Богу, жива и идет ей сейчас 91-й год. А сестра,- Елена Николаевна, которой я посвятил эту книгу, всю жизнь проработала в Калининграде, в газетах "Маяк" и "Калининградская правда". Там же живет и моя дочь - Ирина, и ее сыновья, а мои внуки - Олег и Андрей. И ко всему тому Калининград, воистину, является моим родным городом.

Теперь же, уважаемый читатель, позвольте перейти к изложению сюжетов из десяти, ранее написанных мною книг, о которых говорилось выше.

Только отрывки из них будут расположены не в той последовательности, как в предисловии, когда от этих книгах рассказывал я помере их выхода в свет, а в связи с хронологией событий, происходивших в истории.

И для того, чтобы новый порядок изложения не противоречил старому, я намерен помещать перед каждым отдельным фрагментом ту частичку предисловия, которая была посвящена именно этому фрагменту.

Желаю Вам, уважаемый читатель, полезного и приятного чтения.

Вольдемар Балязин,

Москва- Калининград, лето- осень 1999 года.

I СЛОМАНЫЙ МЕЧ:

РОССИЯ И ТЕВТОНСКИЙ ОРДЕН.

Научно- популярный очерк.

После защиты в 1963 году диссертации, я несколько раз переделывал ее текст, дополняя все новыми и новыми материалами, чтобы опубликовать книгу о политике Росси в юго-восточной Прибалтике в XV-XVI веках, "... но единственное тогда академическое издательство "Наука", хотя и принимало эти рукописи, но очередь их собственных ученых из Академии Наук была столь велика, что мне - "варягу" - надеяться было не на что. В конце- концов, лишь в 1993 году, Военное издательство Министерства Обороны приняло книгу, назвав ее "Сломанный меч: Россия и Тевтонский Орден".

От Автора

Немецкие рыцарские ордена появились в юго-восточной Прибалтике Пруссии, Латвии, Эстонии и на части территории Литвы -в начале Ж века. Они не могли бы долго продержаться на чужих территориях только силой оружия и террором против местного языческого населения. Поэтому с самого начала великий магистр Тевтонского ордена и магистры Ливонского ордена и ордена Меченосцев играли на межплеменных противоречиях, сеяли рознь среди различных этнических и конфессиональных групп, натравливали язычников на христиан, литовцев на поляков, поляков и литовцев на их соседей - русских. Выходя за ареалы своего расселения, руководители орденов учитывали и более крупные силы, действовавшие за пределами Прибалтики: Ватикан, Священную Римскую империю германской нации, Польшу, Данию, Швецию и Россию.