Рассмотрим отмеченные события подробнее. В последних числах ноября 1947 г., сразу после того, как Спиру покончил с собой, Тито поручил послу Югославии в СССР В.Поповичу срочно поставить перед Сталиным проблемы, касающиеся Албании. У Поповича состоялись две беседы (4 и 7 декабря 1947 г) со Ждановым. В ходе них посол, указав на большую помощь Албании со стороны Югославии, вместе с тем высказал претензии албанцам по поводу ответных поставок. Прозвучало обвинение в адрес Н. Спиру в деятельности, наносившей ущерб КПА, а также дружеским связям советских и албанских специалистов в Албании. В сущности с югославской стороны была проявлена озабоченность, как бы развитие советско-албанских экономических отношений и усиление роли советских специалистов в Албании не стали противовесом осуществлению тесной связи албанской экономики с югославской и не помешали «патронизирующей» роли Югославии во внутреннем развитии и внешнеполитической ориентации Албании. Это подтверждается мемуарами Джиласа[49] и материалами заседания Политбюро ЦК КПЮ 1 марта 1948 г.

Попович полагал, что советское руководство реагирует на югославское обращение полностью положительно. События, однако, развивались иначе. Советский ответ состоял в приглашении в Москву югославского ответственного осведомленного представителя. М. Джилас, прибывший в Москву в январе 1948 г., по его воспоминаниям, встретил со стороны И.В.Сталина неодобрение случившегося. «Из-за вас кончают с собой в Албании члены Центрального Комитета! Это неприятно, очень неприятно» — заявил Сталин и, не став выслушивать объяснения югославского представителя, продолжил: «У нас нет особых интересов в Албании. Мы согласны, чтобы Югославия объединилась с Албанией — и чем скорее, тем лучше».[50] Если верить воспоминаниям М. Джиласа, а также сохранившейся в югославском архиве посланной Джиласом из Москвы в Белград 19 января 1948 года шифрограмме, в которой он кратко информировал о беседе, состоявшейся в ночь с 17 на 18 января, Сталин согласился не только с преимущественной югославской ролью в Албании, но и с последующим объединением Югославии и Албании, предупреждая лишь от чрезмерной торопливости и рекомендуя соблюдать тактическую осторожность в отношении Албании. Однако здесь встает весьма сложный вопрос: отражало ли это истинную позицию И.В. Сталина или было всего лишь тактикой по отношению к югославскому руководству?

Как указывает Л.Я. Гибианский «доступные нам документы не содержат хоть сколько-нибудь определенных данных в пользу того или иного предположения».[51] Вместе с тем обращает на себя чрезвычайно интересное обстоятельство: хотя проект телеграммы был составлен М. Джиласом по поручению И.В.Сталина и передан в тот же день советской стороне, ни текст шифрограммы, ни какой-нибудь его измененный вариант, ни вообще какой-либо текст на эту тему Советское правительство так и не направило в Белград.

В те дни положение Албании осложнилось гражданской войной в Греции. С юга раздавались требования «исправить» греко-албанскую границу, «возвратить «Северный Эпир». Усилились вооруженные провокации на границах Греции с Албанией, Болгарией и Югославией. Увеличился поток беженцев-партизан. Югославия в той ситуации была единственной дружественной страной, через которую шло сообщение с внешним миром. Пользуясь этим, белградские политики добивались фактического присоединения Албании к Югославии и с этой целью искусственно создавали обстановку неуверенности и страха, запугивая албанцев тем, что они не смогут противостоять агрессии англо-американских империалистов и греческих монархистов. И это им во многом удавалось.[52]

В январе 1948 г., по мнению Д.С.Чувахина, «произошло событие, которое могло кончиться для Албании потерей независимости».[53]

19 января М. Джилас с энтузиазмом телеграфировал в Белград о казалось бы полном согласии обеих сторон по поводу Албании. И в тот же день И.Тито послал Э.Ходже шифрограмму с просьбой разрешить передислокацию в район города Корча 2 пролетарской стрелковой дивизии под предлогом греческой агрессии (вторжения). Уже на следующий день Э.Ходжа ответил согласием, хотя впоследствии говорил об ошибочности этого шага, потому что последний мог существенно обострить обстановку на уже и без того накаленном театре военных действий. Согласно воспоминаниям Джиласа, мысль о направлении югославских войск в Албанию стала созревать в партийно-государственном руководстве Югославии еще раньше, по крайней мере с конца 1947 г. По утверждению Джиласа, это было связано с тем, что Тито, особенно в виду всей истории с Н. Спиру, боялся, как бы советская сторона не «обвела» Югославию и не перетянула Албанию из-под их влияния в сферу собственного контроля. Впрочем, пока не известны документальные материалы, которые бы позволили точно проверить утверждение Джиласа.[54]

Надо сказать, что Советское правительство узнало о намерениях югославов только 21 января 1948 г. от посла СССР в СФРЮ А.И.Лаврентьева и позже от Э.Ходжи.

В своей книге «Титовцы…» Э.Ходжа пишет, что в конце января 1948 г. в Тирану прибыл генерал Д. Купрешанин и доставил послание И.Тито от 26 января 1948 г., в котором тот конкретизировал югославские предложения. О содержании такого обращения Э.Ходжа поставил в известность И.В.Сталина, который в ответном послании сообщил, что не видит какой-либо опасности и возможности нападения на Албанию греческой армии. Советское правительство, узнав об албанско-югославских переговорах, сообщало Белграду, что оно отрицательно смотрит на действия югославов. Инцидент был исчерпан, но не прошел бесследно для албано-югославских и советско-югославских отношений, а также для развития внутриполитической ситуации в Албании.

В воспоминаниях Д.С. Чувахина зафиксирован момент его возвращения в Тирану, что произошло незадолго до того, когда советское руководство ознакомило «братские» компартии с содержанием своего письма в адрес ЦК КПЮ от 27 марта 1948 г.

Запись двух бесед посланника с Э.Ходжей в начале марта свидетельствует о том, что лидеры КПА стояли на противоположных позициях, но можно было почувствовать, что Э.Ходжа раздосадован тем, что он вынужден выполнять «непродуманные решения» югославов в ущерб «старшему брату» — СССР. Он чуть ли не открытым текстом, считает Н.Д.Смирнова, говорил Д.С. Чувахину: да разберитесь вы там в Москве с югославами, кто из вас здесь в Албании главнее, а пока я и политбюро будем слушаться указаний из Белграда.

В Москве «разобрались» и довели до сведения Э.Ходжи содержание письма ЦК ВКП(б) к югославскому руководству. Албанский лидер высказал полную солидарность с выдвинутыми в письме обвинениями и заявил, что оно «откроет глаза братским партиям на истинную позицию Белграда по отношению к СССР».[55]

Опубликование резолюции Информбюро 29 июня 1948 г. способствовало тому, что на XI пленуме ЦК КПА, состоявшемся в сентябре 1948 г. произошел пересмотр всей линии партии. По докладу Э.Ходжи была принята развернутая резолюция, в которой группа Дзодзе-Кристо была осуждена, а также подвергнута суровой критике политика Югославии в отношении Албании. Решения VIII пленума, осудившие Н. Спиру, были квалифицированы как «ошибочные, антиалбанские, антимарксистские и антисоветские». На I съезде КПА 8-22 ноября 1948 г. критика группы Додзе продолжалась. Посол Д.С. Чувахин, видя такое положение, решил внести в центр предложение — поручить ему встретиться с Э.Ходжей «и обратить его внимание на необходимость несколько унять рьяных борцов против Дзодзе-Кристо и заняться планами развития страны.» Ответ был однозначен — не вмешиваться.[56]