Больно до слез. Почему он не понимает?

- Нет. Замуж я не хочу, и ты это прекрасно знаешь!

Знает, но продолжает, раз за разом мучить своими предложениями и видит ведь, что мне это не нравится, но все равно не отступает. Упрямец!

- Сима? Серафима...

А я отвернулась к окну, руки на груди сложила, в одну точку уставилась - не дозовешься теперь, пытайся не пытайся. Впрочем, все как всегда, а ему остается только оставить меня остывать в одиночестве. Пройдет час, который покажется обоим бесконечным, и мы помиримся, просто сделаем вид, что никакой ссоры и в помине не было, и все будет хорошо...

...ровно до следующего предложения.

Проснулась я от странного ощущения: в спальне кто-то был, кто-то посторонний. Я это чувствовала, я это знала, тем не менее, гостю моему очень успешно удавалось прятаться во тьме, скрываться в тенях, отбрасываемых предметами, а может незнакомец и вовсе был невидим.

- Кто ты? - чтобы не разбудить спящего рядышком Влада, мне приходилось шептать. - Покажись.

Ничего не происходило.

Я ощущала на себе его леденящий душу взгляд, я чувствовала его боль, его страх, и прекрасно знала, что за всем этим последует, мне уже и раньше доводилось сталкиваться с подобным.

- Покажись, я прошу тебя!

Так горько, так грустно, и на секунду мне даже показалось, что еще чуть-чуть, совсем немножко и грусти этой я не выдержу.

Закричу.

Или заплачу.

А может, и вовсе умру от разрыва сердца, ведь столько вселенской печали для сердца одного это слишком.

Секунды тянулись.

Гость мялся. Балансировал на грани меж светом и тьмой. Призрак. Да необычный, обычные ко мне не являются, только души утопленников, да и то не все, иначе жить нормально я не смогла бы.

- Покажись...

И он показался, засиял подле меня, рядышком совсем - руку протяни и дотронешься.

Маленький мальчик года два, может, три, но это сейчас. При жизни ему могло быть меньше или больше, он вполне мог бы быть подростком или взрослым, даже стариком - призраки не имеют возраста, какими захотят такими и являются.

Этот решил показаться таким.

- Маленький, миленький, где ты? - спросила я шепотом, изо всех сил стараясь не спугнуть заблудшую душу.

Призрак ответил пульсацией. Яркой. Режущей глаза. Подобно кадру старой киноленты, он то проявлялся, то исчезал, смотрел глазами грустными и, кажется, плакал, но за сиянием слез на его призрачных щеках мне было не разглядеть.

Я пошевелилась.

Призрак безмолвно охнул и резко схлопнулся. Исчез. Через секунду в комнате появился мерцающий шар. Продолжая пульсировать, он медленно подплыл к моему лицу, ослепил, я зажмурилась. А когда открыла глаза вновь, голубоватое сияние шло уже из прихожей. Приглашает, зовет за собой. И светит ярко, значит, и тело его должно быть неподалеку. Как бы не в моем любимом озере! Придется пойти, иначе не отстанет, так и будет донимать, да и жаль бедняжку, мается.

Встала, оделась, крадучись вышла из дома. Влад не проснулся - и то хлеб, а то как бы я объяснила ему свои ночные гуляния?

Темный берег. Луна в облаках. Пучки пожухлой травы и кусты голые. Колдую, взываю к воде, и она откликается. Быстро. Легко.

Выносит на берег сверток.

Сердце колотится словно бешеное, ладони вспотели, колени трясутся. Не хочется подходить, но надо - мое озеро, моя ответственность. Развернула мокрую грязную ткань. Выдохнула. Ребенок крошечный, верно, недоношенный.

Маленький утопленник.

Ручки, как веточки, тоненькие, кожа прозрачная, что стекло, хрупкость бесконечная и белизна, синевой отдающая. Чей-то сын нелюбимый, необласканный. А ведь мог бы стать для кого-то лучиком света в темном царстве, звездочкой путеводной, смыслом всей жизни.

Но вот он здесь.

Горько.

В носу защипало. Губу пришлось закусить.

- Маленький, - дрожащими пальцами его по реденьким волосенкам погладила со всей нежностью, на которую только была способна. Призрачный силуэт, мерцая, вновь проявился неподалеку. Сейчас мальчишка выглядел старше лет на десять, был тщедушен и худ, вот только глаза его призрачные теперь горели нешуточным умом и смотрели на меня строго. Испуганным он больше не был, а скорее был просто печальным.

Несчастный ребенок, который даже к свету отправиться не может, потому что не назван. И я не стану его задерживать, хотя могла бы, многие русалки, знаю, так и делают, не от природного жестокосердия и эгоизма, а от одиночества, от невозможности завести детей собственных.

Но я же не вполне русалка, и сердце мое еще бьется, и душа моя еще не очерствела, потому...

- Егорка, я назову тебя - Егорка, - утерла слезы рукавом плаща. - Ступай с миром, Егорка, и не держи ни на кого зла, а то в следующей жизни беспокойным будешь.

Мальчишка с серьезным видом кивнул. И ушел, напоследок ослепив холодным светом.

Сверток я оставила на берегу, и на обратном пути все же решилась на звонок. Не в полицию, нет, с полицией связываться, ой, как не хотелось, мне и прошлого раза хватило с лихом. Помучили меня тогда изрядно, затаскали по кабинетам и даже допрашивали не раз, как будто это я была преступницей, а не та сумасшедшая, что утопилась с ребенком в моем озере. А ведь мне тогда и так не сладко пришлось, когда та, больная на всю голову девица, ко мне в призрачном виде заявилась, а тут допросы еще... Вот так и не захочешь помогать родной полиции.

Но сейчас-то все будет проще, теперь-то я стала старше и опытнее, и у меня есть Люська, которая из любой беды непременно выручит.

Ей и звонок.

Пальчики замерзшие слушались плохо, но все же телефон в кармане найден был, и он звонил, видимо, уже не в первый раз.

Влад. Наверно, он проснулся и меня в кровати не нашел, а затем и в квартире, а я ведь ушла и даже записку ему не оставила. Ох... Поспешила, не подумала, и теперь он будет сердиться.

И переживать будет.

Будет. Все равно будет... И я нажала на отбой. Позвонила Люське, та ответила сразу, очевидно нынче ночью не спалось и ей. В суть проблемы подруга вникла сразу, мне посочувствовала и заверила, что куда нужно позвонит, и все-все решит, благо знакомых у нее всяких разных в достатке имеется.

Вопросов не будет.

Вот и хорошо, остается только вздохнуть с облегчением, и пожелать душе малыша удачи в новой жизни.

И идти оправдываться и каяться.

Что ж не впервой.

Влад обнаружился у подъезда, он стоял под фонарем в одном свитере, без куртки (в такую-то холодину!) и обеспокоенно всматривался в темноту. Хмурился. И сжимал в руке телефон.

В последний раз шмыгнув носом, и, вжав шею в плечи, я выступила из тьмы на свет. Мужчина, заметив меня, резко выдохнул и нахмурился еще сильнее.

Несколько шагов на встречу и...

- Где ты была? - спросил вкрадчиво.

- Гуляла. Кошмар приснился, вот и решила выйти, голову проветрить.

- А меня почему не разбудила? - сердится, взъерошенный весь, аки мокрый воробей, волосы торчком и глаза сонные.

- Ты так сладко спал, жаль было будить.

- А телефон почему не брала?

- Он на беззвучном был, - соврала.

- И звонок сбросила, разумеется, случайно.

- Разумеется, - вот только допроса мне сейчас и не хватало. -  Пойдем в дом - холодно.

И обогнув его по дуге, вошла в привычный полумрак подъезда. Поплакать бы сейчас в подушку, но при Владе нельзя, возникнут вопросы, на которые я ответить не смогу, не соврав. А врать любимому мне совсем не хочется.

- А звонила кому?

- Ну, ясное дело, любовнику, кому я еще могла звонить в три ночи! - бросила язвительно. Конечно, не стоило быть с ним такой резкой, он ведь не виноват, что у меня все наперекосяк и настроение на нуле.

- Серафима, - протянул строго.