25

Рэстис Шорднэм был глубоко поражен услышанным. Все высказывания профессора он выслушал, правда, внимательно, но скорее по обязанности и из вежливости, чем с настоящим интересом. Заявление же Нотгорна о том, что им найден принцип бессмертия, прозвучало для Шорднэма, как гром среди ясного неба. Первой мыслью было: "Старик спятил!" - но он тут же сообразил, что имеет дело с ученым, имя которого во всем мире произносят с глубочайшим уважением, и немедленно отбросил это нелепое подозрение. Профессор стоял перед ним прямой, высокий, со скрещенными на груди руками и, вонзив в него свой огненный взор, ждал, что он скажет. - Не знаю, правильно ли я вас понял, ведеор профессор, - заговорил наконец Рэстис, взволнованно теребя свою кудрявую бороду. - Но если вы вправду нашли такое средство, которое избавит человека от смерти, то это, конечно, великое дело... Впрочем, должен вам признаться, лично меня эти вопросы никогда особенно не волновали, и гордость моя нисколько не страдала, если я думал порой о неизбежности смерти. Мне кажется, ведеор профессор, что люди привыкли умирать и не видят в этом большой беды. Другое дело наладить хорошую жизнь и прожить ее так, чтобы не было обидно. А бессмертие?.. Вы, конечно, слыхали про Гух-Норб? Это такая человеческая помойка, прилепившаяся к Марабране. Ну скажите, ведеор профессор, зачем бессмертие тем беднягам, которые уже докатились до Гух-Норба? Им бы хоть с десяток лет пожить по-человечески, и на том спасибо!.. - Нет, Шорднэм, вы неправы, вы смотрите слишком просто! - с воодушевлением возразил Нотгорн, очень довольный тем, что тема заинтересовала бородатого гиганта. - Ваши социальные идеи делают вам честь. Но это лишь часть проблемы. Подумайте вот о чем. Человек создал собственный сложнейший мир, которого не существовало в природе, - мир своих духовных интересов. Все полнее уходя в этот мир, человек чувствует себя в нем хозяином и властелином. Здесь он сам бог и творец. Он мыслью проникает в бесконечность времени и пространства. Он открывает законы мироздания и создает вещества, неведомые природе. Он воздвигает и неустанно дополняет сокровищницу эстетических ценностей. Он строит города и чудо-машины. Он проникает на дно океана, в недра планеты, в загадочные бездны космоса. Наконец, он создает новые моральные, духовные ценности и ставит их выше жизни. Он готов уже поверить в свое всемогущество, несмотря ни на что. Но бывают минуты, Шорднэм, когда человек горько оплакивает свое ничтожество, бессилие и отчаяние. Смерть не находит отклика в его сознании, и любое напоминание о ней поднимает в нем бурю самого решительного протеста. Смерть со всеми ее внешними атрибутами - трауром, торжественной музыкой, пантеонами, надгробными памятниками - вызывает чувство покорности и благоговения лишь у тех, кто еще влачит на себе ветхий сундук религии. У тех же, кто в гордости и свободомыслии своем отшвырнул это притупившееся оружие вторичного сознания, нет и не может быть согласия со смертью. Вместо покорности верующих - "бог дал, бог взял" - в людях неверующих поднимается яростный протест, гнев, бунт, хотя и бессильный, но глубоко справедливый. Уход из жизни человека, накопившего за семь-восемь десятилетий огромные духовные богатства, способного дать обществу еще много и много ценного, исторгает из сознания человека яростное "почему?". Лишенное адресата, это "почему" повисает в воздухе, как горький риторический вопрос, и остается в сознании, как ядовитое вещество. И это понятно. Умерший человек, даже если он оставил потомству огромный и ценный плод своего труда, уносит с собой бесчисленные неповторимые богатства: свой талант, свой опыт, свое мастерство, свои знания, навыки, идеи, мечты... Для спасения этих богатств я и предпринял свой пятидесятилетний труд. Уверенность в возможности сохранить эти богатства в сочетании с беззаветным творческим трудом на благо человека устранят необходимость во вторичном сознании, отнимут у трупа религии последние живительные соки... Теперь вам понятно, Шорднэм, насколько важно человеку обрести бессмертие? - Понятно ли мне? Да, теперь мне это понятно! - вскричал Рэстис, уже всерьез увлекшийся беседой с ученым. - Но ведь сохранить эти самые богатства, про которые вы говорите, совсем не значит сохранить самого человека! Какое же это бессмертие?! Нотгорн невольно улыбнулся горячности своего молодого слушателя, который вначале отверг необходимость бессмертия, а теперь так категорически за него вступился. - Погодите, Шорднэм, не волнуйтесь. Вы опять все упрощаете. Вам если скажешь "бессмертие", то непременно подавай его в самом что ни на есть конкретном виде, чтобы человек жил всегда со своей бородой и персональными мозолями. Но не надо забывать, что сознание человека, будучи компактным целым, состоит по сути дела из множества признаков, которые являются продуктом общественного порядка и не могут рассматриваться как индивидуальная собственность отдельной личности. Это своего рода коллективное накопление ценностей, которые складываются в форме личности и которые только вместе с данным организмом дают индивидуальное сознание. Жизненные функции можно продлить до двухсот и даже трехсот лет, но, по непреложным законам нашей биосферы, отдельный организм должен рано или поздно состариться и умереть. Со смертью организма перестает существовать и сознание. Но что останется смерти от этого сознания, если у нее вырвать все его признаки? По сути дела ничего, кроме износившихся тканей. О чем же жалеть?' - Но ведь эти ткани и были человеком!!! - Не совсем. Представьте себе старый, источенный червями бочонок, содержащий превосходное вино. Бочонок и вино составляют одно целое, однако ценность их несоизмерима. Рачительный хозяин переливает отличное вино в новый крепкий бочонок, а старый сжигает. Стоит ли ему жалеть о том, что он нарушил этим единство старого бочонка с вином? Не стоит, ибо ценность этого единства относительна, а ценность самого вина безусловна. Вино в новом бочонке создаст новое единство, еще более совершенное, чем прежнее. Так обстоит дело и с сознанием человека... - Позвольте, ведеор профессор! А кого вы подразумеваете под словом "хозяин"? - Хозяин - это человеческое общество, которое само по себе и так бессмертно. Вас это устраивает? - Пожалуй, да... - В таком случае я буду продолжать. Долгое время человек представлялся физиологам, так сказать, сплошным бочонком, а содержимое, это наше вино, представлялось просто одной из функций. Пятьдесят лет назад я задался целью найти в бочонке драгоценное вино и нашел его, Шорднэм! Я обнаружил в мозгу микроскопические клетки необычной структуры. Я назвал их ментогенами, так как они-то и оказались носителями всех решающих признаков человеческого сознания. Но я не только обнаружил вино, я изобрел и способ, как переливать его в новые сосуды. Я создал прибор ментранс, с помощью которого можно производить обмен ментогенами между двумя организмами. Опыты над животными дали блестящие результаты. Однако этого было мало. Необходимо было проверить все на человеке. На днях мне удалось осуществить такой эксперимент, но... В общем, пока что я не знаю причин этого явления. Вместо передачи признаков сознания у меня получилась передача всего сознания целиком. То ли ментранс недостаточно тонко работает и вместе с ментогенами захватывает и другие клетки мозга, то ли самый процесс усвоения организмом новых ментогенов сопровождается у человека временной заменой личности - не знаю. Так или иначе, но пока что у меня получилось то, что сторонники религии без стеснения назвали бы переселением душ! - И эти люди живы, ведеор профессор?! - К сожалению, не оба... - Как?! Одного из них вы убили вашим экспериментом? - Что вы, Шорднэм! Разве я похож на убийцу? Один из них был просто больным стариком, которому оставалось жить считанные часы. Он умер вскоре после эксперимента, но сознание его до сих пор живо в другом объекте опыта. - А где он, этот другой? - Он сбежал от меня... Впрочем, будет лучше, если я расскажу вам всю эту историю подробно. И Нотгорн рассказал Рэстису Шорднэму обо всем, что произошло в его доме за последнюю неделю. Он умолчал лишь о единоборстве с абом Бернадом, в результате которого настоятель ланкского храма бога единого оказался заточенным в тело орангутанга. Профессору не хотелось в самом начале производить на Шорднэма впечатление чудовищного колдуна, а сознание аба в теле обезьяны - такой табак даже для этого могучего бородача мог оказаться слишком крепок.