В сгущающихся сумерках вновь запахло кровью и смертью. За час я обошёл все окрестности, но наткнулся только на заброшенный лагерь оккультистов. Я поворошил золу с осколками обгоревших детских костей, надеясь, что хоть как-то получится засечь противника, но лагерь, судя по всему, был заброшен уже несколько дней. Тогда, не выбирая никакого особого направления, я углубился в лес.

Ночь вышла муторной и грязной. Я убил трёх слухачей, двух нюхачей и полдюжины прячущихся на заброшенной ферме людоедов. Допросив одного из людоедов, я узнал, что о приближении нашей армии знали за неделю, и почти все, кто мог бояться нашего гнева, разбежались. Вероятно, местный сброд будет ждать исхода битвы в Белой Роще, а уж потом решать, возвращаться или нет.

Пусть добыча и была скудной, но я порядочно наломался, таская трупы. Плевать, что здесь никого не осталось, кто-то всё равно вернётся. А значит, нужно оставить возвращающимся знак. Из людоедов я составил гирлянду и повесил её на дереве объявлений на пересечении двух лесных дорог, а служителей Культа подвесил на тракте, чтобы их смогли увидеть союзники. Чёрт знает, что за игру я затеял и с кем играл. Вероятно, хотел побесить Судью. Острая неприязнь по отношению ко мне выливалась в ответную злость от меня. Я не собирался никому ничего прощать и, тем более, подставлять другую щёку для удара.

Ночевал опять в обозе, у знакомого возницы. В этот раз он вякать не стал.

День вновь начался спокойно. Армия плелась по пустующей дороге со скоростью хромой черепахи, а я сходил с ума от скуки. В этом занятии мне очень сильно помогал Комок, принявшийся сочинять очередную оду Тьме по принципу стихотворения про Джека, построившего дом. Этот стих мне как-то рассказывала Тёма, уж очень он ей нравился, и от этого мне становилось только хуже. Не знаю, из каких глубин моего подсознания выудил Комок. Вскоре испортилась дорога — весенний паводок затронул несколько лесных речушек, и те совершенно размыли тракт, превратив его в подсыхающее грязевое болото.

В конце концов, я плюнул на всё и решил выйти на охоту засветло. К тому же, меня посетила мысль о том, что человеческий сброд может активизироваться днём, пока прячутся оккультисты. Я быстро обогнал разведчиков, всё так же идущих впереди армии, и углубился в лес.

Днём лес жил. Более или менее. Я встречал птиц и зверей. Пришествие Культа даже принесло им благо — все ночные хищники были убиты и съедены, в том числе и те, которых призвала магия. Впрочем, одержимые жрали и дневных существ ничуть не меньше ночных хищников.

Где, интересно, все эти звери прячутся ночами? Впрочем, тысячи инстинкты, выведенные тысячами поколений, у них должны быть. Я даже какое-то время наблюдал за бегающими по дереву белками, удивляясь этому чуду. Под деревом лежала груда полуразложившихся трупов, что давно стало обыденной картиной.

Я собрался уже уходить, когда трупы зашевелились. Я подготовил дюжину Клинков и принялся ждать того, кто из неё появится.

Из-под трупов выбрались двое детей, самых грязных и оборванных, которых я когда-либо видел. Мальчик лет десяти и шестилетняя девочка. Парень осторожно свернул кусок брезента, которым они укрывались, лёжа в груде гнилого мяса, спрятал его в помятый туесок на своём боку и, поддерживая едва идущую девочку (она сильно хромала на левую ногу), заспешил куда-то в сторону севера. Меня, находящегося под действием Скрытности, они не видели.

— Ничего, — шептал парень, — пара недель и мы дойдём до земель, которые очистила Судья. Пара недель, и мы найдём маму…

— Мама умерла, — пустым голосом ответила девочка и, после долгой паузы, добавила: — Есть хочу.

— Найдём еду в лесу. Обязательно найдём.

— А те мертвецы, под которыми мы спали?

— Слишком гнилые. Мы найдём лучше. Может, я убью белку…

Они ушли из поля моего зрения, хотя слышал я их ещё долго. Они совершенно обыденно обсуждали чудовищные вещи — каннибализм, убийства, пытки. Всё это они видели последние месяцы своей короткой жизни. Они привыкли к этому. Я ничем не мог им помочь — у меня и крохи еды не было — но им не требовалась помощь, они научились выживать самостоятельно.

Кто из них вырастет, если они выживут? Ребята вроде тех, что я убивал последние пару ночей? Или вполне нормальные люди, которые смогут справиться с этими воспоминаниями, не дать им свести себя с ума?

Я, совершенно растерявшийся, ещё стоял какое-то время на месте, но потом всё-таки выбросил ненужные сейчас мысли из головы и двинулся дальше. Перед этим я услышал победный крик парня, убившего камнем зазевавшегося зайца.

Если эта парочка будет держаться тракта, они спокойно доберутся до ближайшего города…

Я выругался в голос и бросился за ними.

Лучше уж я спасу двоих детей, чем схожу на охоту за людьми.

Когда я вырос перед ними будто из-под земли, парень вполне профессионально запустил в меня камнем, который я остановил Теневым Щитом.

— Я — слуга Судьи, — сказал я со всей убедительностью, которую смог вложить в голос. — Сейчас её войско идёт на юг по тракту, чтобы покарать Гниющего. Пойдёмте со мной, и я устрою вас в обоз, где вы ни в чём не будете нуждаться. Ногу девочки вылечат.

Дети смотрели на меня с недоверием. После долгой паузы я догадался, наконец, снять маску и выдавить из себя улыбку.

— Жряки не разговаривают, — прошептал парень девчушке, видимо, имея в виду одержимых. — И многоглазые — тоже.

— Я боюсь его…

Я мог увести их силой… нет, не так. У меня была возможность увести их силой, но я не мог этого сделать. Эти дети пережили слишком много, и я не хотел их пугать лишний раз.

— Вот, — я показал знак Судьи, — это дала мне сама Судья. Я… я вроде у неё в гвардии. Ты же знаешь, что такое гвардия, парень?

— Знаю. И знаю, что ты — пришлый. Я видел пришлых. Трое жили с нами, их мама приютила. Сказала нам, что это наши новые папы. Другие не доверяли пришлым, но мама сказала, что всё в порядке. Что они будут нас защищать. И знаешь, что?

— Что?

— Они нас не защитили. Один сгнил заживо от Чёрной болезни, когда сошёл снег, и убил двух других, мама осталась, чтобы их закопать, а нас отправила к Судье.

— Мама тоже заболела, — вставила девочка. — У неё палец отвалился, вот этот, — она показала мне указательный палец правой руки.

— Тебе это приснилось, — быстро сказал парень.

— Нет. Я видела, когда она обнимала меня.

— Я сильнее тех троих, и я смогу вас защитить, раз те трое не смогли, — пообещал я. — И я покажу вас Судье.

Судья — магическое слово. И, в конце концов, это были дети. Пусть и выжившие благодаря таким недетским вещам, как каннибализм и прятки в трупах.

— Веди нас к Судье, — распорядился парень после недолгого раздумья.

— Я сделаю лучше. Я вас отнесу.

Я подхватил детей на руки и, растворившись в Тени, потащил их к обозу. Девчонка завизжала, но уже через секунду я различил в её крике восторг. Парень помалкивал. Ему было страшно, он понимал куда больше девчушки.

В километре от уже располагающейся на ночлег армии я наткнулся на Эшка с двумя другими разведчиками. Ну, или они наткнулись на меня. В общем, я так торопился, что не заметил одного из них и свалил с ног, тем самым выйдя из Тени.

Мне в лицо уткнулся наконечник стрелы, но, увидев детей, Эшк сразу опустил лук.

— Кто это? — ошарашенно спросил он.

— Дети. Я нашёл их в куче трупов.

— Мы там прятались, — внесла ясность в наш разговор девочка. — В них тепло ночью, главное, укрыться брезентом и высунуть нос наружу. Вот так. — Она показала, как нужно держать голову, когда прячешься среди мертвецов.

— И ты нас в лесу нашёл, — добавил парень.

— Раньше, — поправил я его, — просто не знал, что делать с вами.

— И что ты сейчас с ними собираешься делать? — спросил Эшк.

— Несу в обоз, чтобы покормить. А ты сходи за Гаей — у девчонки гнилая рана на ноге.

— Понял.

Мы разделились.

Знакомый обозник встретил меня с той же кислой миной, но, увидев детей, испытал тот же шок, что и мы с Эшком. Кого-кого, а уж двух обычных ребятишек в этом проклятом месте никто не ожидал. Но парень быстро пришёл в себя. Он засуетился, расстелил мешки, приволок детям какой-то еды и, главное, воды. Я же пока рассматривал рану девочки. Выглядела она скверно — колено пострадавшей превратилось в багрово-коричневую шишку с двумя нарывающимися гнойниками.