Поль взглянул на покосившийся стенд по ту сторону осиротевшего центрального сектора. Его спас пустяк — несколько сантиметров… Ноги снова обмякли, он присел на край ближайшего постамента.

— Господин Лагайм, здесь сидеть нельзя! — напряженной скороговоркой напомнил Гредал. — Все разнесли, невзирая на кощунство… Это же Сад Славы, а вам такое сочетание слов ничего не говорит! Здесь даже дышать полагается с уважением. Все разгромили… — он с угнетенным видом посмотрел на валяющееся в сторонке позолоченное дерево, нагнулся, подобрал с пола уцелевший хлиоритовый лист, инкрустированный золотыми буквами: «Самоотверженность». — По Самоотверженности ногами ходим…

— Поль, попробуй засечь Лиргисо, — не обращая на него внимания, попросил Стив.

Поль попробовал.

— Не могу. Опять заэкранировался.

Новый парик придавал Лейле сходство с дикаркой: черные и сиреневые пряди разной длины, часть волос распущена, часть заплетена в косички, длинная челка затеняет глаза, и там, в зарослях, мерцают непроницаемые зрачки, ядовито алеют ресницы-тычинки.

— Ты каждый день меняешь парики, — Саймон постарался улыбнуться, как учил Эмми. Он все еще надеялся расположить к себе эту заносчивую девицу с замашками вредного подростка. — Интересно, какие у тебя волосы на самом деле?

— Зеленые. Ты же видел.

Она уселась на стол, неосознанно копируя манеры Эмми.

— А какие они от природы?

— Кажется, каштановые. Ну и гадость!

— Что — гадость? — растерялся Клисс. — Каштановые волосы?

— Твоя улыбка.

— Я не тот, кто вам нужен. Наймите кого-нибудь другого, а меня оставьте в покое.

Опрометчивое высказывание. Если догадки Саймона верны и тут затевается какая-то криминальная авантюра, никто его просто так не отпустит.

— Понимаешь, подрастерял я сноровку, пока сидел, — он снова улыбнулся, на этот раз виновато. — Постараюсь сделать для вас все, что в моих силах, но я уже не тот, сама видишь. Красивый у тебя парик. Почему ты меняешь их каждый день?

— Хочу, чтобы у меня были всякие волосы, — Лейла мотнула головой, вокруг нее взметнулся блестящий черно-сиреневый вихрь. — Я столько времени об этом мечтала! Иногда мне кажется, что все окружающее — сон, и я в любой момент могу проснуться. Хочется побольше успеть до того, как меня разбудят, — девушка нахмурилась, на ее лице мелькнуло злое, болезненное, безнадежное выражение. — Эмми сказал, что со временем это у меня пройдет.

— Ты, похоже, считаешь его очень умным? — прищурился Саймон.

— Да уж он поумнее тебя, — отрезала Лейла. — Не делай такую морду, а то прямо по ней же и получишь.

Хинар, наверное, где-то неподалеку, по ту сторону двери. Если что не так, Лейла сразу позовет желтокожего мерзавца. Лучше с ней не конфликтовать.

— После тюрьмы у меня плохо с мимикой, — объяснил Клисс. — Я разучился адекватно реагировать, я же восемь лет находился в изоляции.

— Ну, так учись заново, иначе свою работу не выполнишь, — ни проблеска сочувствия, на редкость черствая девчонка. — Хочешь, я расскажу тебе про Дину Вански?

— Про какую Дину Вански?

— Это была моя самая близкая подруга. У нее были кости, как студень, — помнишь, я говорила?

Лейла смотрела из-под своей дикарской челки, неприязненно насупившись, словно Саймон, забывший, кто такая Дина Вански, совершил непростительную ошибку.

— Я уже вспомнил, — он постарался изобразить искреннюю заинтересованность. — Да, расскажи. Я не знал, что бывают такие случаи, непосильные для медицины.

— У Дины еще до рождения видоизменилась костная ткань, из-за того, что ее мать облучилась на Асклобе. Врачи советовали аборт, но Вански не согласились, они очень хотят попасть в свой рай, а считается, что после абортов туда не пускают. Когда Дина родилась, на нее сразу надели специальный костюм с экзоскелетом, за счет государства. В первые годы ее возили по всяким медицинским институтам, но ничего сделать не смогли, это не поддается лечению. Потом родители уехали вместе с Диной в Восточную Хардону, у них там вилла на берегу моря. Хм, вилла! Старая кирпичная хибара с гаражом и куцым садиком, Вански еще и часовню рядом соорудили, Дину заставляли каждый день там молиться. И она делала вид, что молится, а сама такие слова шептала… Я обещала Эмми, что не буду грязно выражаться вслух, а то бы процитировала, что она говорила богу своих родителей в этой паскудной часовне!

Девушка замолчала, налила в стаканчик апельсиновой санды, отпила несколько глотков. Она каждый раз приносила с собой напитки, но Клисса никогда не угощала.

— Ей все время твердили, что она должна радоваться — мол, бог ее любит, поэтому она родилась не такой, как все, и за свои страдания без проблем попадет в рай. И еще говорили, что она должна молиться за всех остальных, поскольку молитвы увечных и убогих обязательно будут услышаны, а она единственная на весь Ниар увечная и убогая, больше таких нет. Однажды Дина сказала, что они могут засунуть свой рай в зад…

Лейла запнулась и опустила глаза, это укрепило Саймона в подозрении, что скрытая аппаратура для слежки здесь точно есть.

— В общем, именно так она и сказала, — продолжила Лейла, — и еще кое-что в том же духе. Тогда у нее на полгода отобрали интероператорский шлем и отключили от Сети ее комп, хотя Сеть — это единственное хорошее, что у нее было. От тоски Дина чуть не свихнулась, но потом придумала, что делать: притворилась, что кается, и после исповеди ей опять разрешили гулять в Сети.

— Наверное, там вы с ней и познакомились? — предположил Саймон.

— Да, — не стала отрицать Лейла. — Потом оказалось, что мы живем рядом, от поселка ленинцев до виллы Вански шесть километров. Там пустынное побережье: серый песок, скалы, птицы, заросли плавницы, все время свистит ветер… У Дины было инвалидное кресло, и она часто гуляла одна, в сопровождении робота-санитара. Знаешь, как она выглядела? Руки и ноги тонкие, как ножки вон того стула, а шея чуть потолще моей руки. Без фиксирующего воротника Дина не могла бы держать шею вертикально. У нее не было ногтей, вместо них тонюсенькие полупрозрачные пластинки, едва отрастали и сразу ломались, — Лейла взглянула на свои длинные ногти, покрытые сиреневым лаком. — Кожа нездорово белая и до жути тонкая — чуть что, выступала сукровица. У Дины были серые глаза и жидкие бесцветные волосы, зато черты лица ничего, правильные. Ты слышал о топ-модели Моне Янг? Дина была на нее похожа, причем без всяких пластических операций — как замученное паразитами растение похоже на здоровый экземпляр. Дине постоянно было больно. Она принимала лекарства, и все равно оставалась приглушенная боль, рассеянная по всему телу — ты, не знаешь, что это такое, а Дина не знала, как может быть иначе.