Святослав появился, когда тумaн рaссеялся без следа. Переговаривалсь на ходу с не отстающим ни на шаг Сзскельдом, он подошел к воде, заглянул в лодью, кивнул одобрительно гoловой. После этого снял шлем и вложил eгo в руки воеводе. Красное корзно соскользнуло с его плеч на траву. Кольчуги под плащом не было. Отстегивая меч и передавая его вместе с поясoм Свенельду, Святослав сказaл, обращаясь к Веху:

— Негоже о мире говорить в ратном. Пусть видят ромеи, что без дурных помыслов идем к ним.

Волей-неволей всем пришлось последовать примеру князя — оружие должно было остаться здесь, на левом берегу Дуная.

— И-эх, зря вы это! — подосадовал издалека Радомысл.

Птицами взлетели вверх лопасти весел, дружно ударили о воду: теперь только она отделяла русичей от неизвестного. Ударялись о нос лодьи волны, разбегались по обе стороны ее деревянного тела. Грубая холстина не могла скрыть мышц, перебегающих волнами по плечам и рукам Святослава — гребли все, греб вместе со всеми и он — приближая миг встречи.

Начались переговоры шесть дней назад. Через день после битвы прибыло в Дорзстол ромейское посольство во главе, со священником Феофилом — Византийская империя просила мира. Долго сидел совет: послов слушая, думу думая.

С ответным визитом ходили на следующий день посланники русские во вражеский лагерь. Не было сил у ромeeв сбросить «варваров» в Дунай, не было сил и у русичей разжать кольцо осады, отбить легионы и вновь прибывшие свежие полки из далекой Сирии — перемирие было необходимо. Для начала сошлись иа том, что позволят ромеи славянам с честью похоронить своих павших воинов, справить тризны на их пепелищах, насыпать курганы. В ответ же русские должны отойти на левый берег реки, и после того встреча князя с императором определит условия мира.

Отгорели погребальные костры, успокоилась вода, взбаламученная тысячами тел, пришло время последних слов.

Солнце вздымалось по небосводу вверх, брызги искрились в его лучах. Берег приближался.

Неожиданно в глазах у Веха зарябило до боли — зто вынырнула из-за холма императорская свита в начищенных до зеркального блеска шлемах. Когда пыль, поднятая сотнями копыт улеглась, он увидел и самого Цимисхия. Тот был на белом коне, в пышном пурпурном облачении, расшитом драгоценными каменьями и надетом поверх золоченого с хитросплетенной чеканкой панциря. Свита выстроилась по правую и левую руки базилевса. За его спиной словно ряды частокола с железными набалдашниками стояла тысяча «бессмертных» — личная охрана Иоанна I Цимисхия.

— Правей бери, — негромко проговорил Святослав, не замечая пестрой суеты на берегу.

Лодья послушно скользнула вправо, туда, где прибрежный холм незаметно сходил на нет и пологий берег стлался почти вровень с темной поверхностью воды. Когда до отмели оставалось расстояние вдвое меньшее полета стрелы, Святослав приказал остановиться. Легкий речной ветерок чуть шевелил длинную, свисающую к уху прядь волос на его выбритой голове.

Лодья стояла так еще некоторое время, пока справившийся с замешательством Цимисхий не отдал распоряжения спуститься с холма. Свита засуетилась, не поспевая за своим хозяином, растянулась по берегу. Лишь «бессмертные», не выказывая ни удивления, ни растерянности, четко и слаженно передвинулись на сотню саженей правее, замерли.

Русичи вновь взялись за весла, расстояние сократилось вдвое.

— Я, Святослав, князь Киевский и всех земель русских, приветствую тебя базилеас Иоанн! — выкрикнул князь не вставая.

По мясистому лицу императора, заросшему до глаз черной-курчавой бородой, волной пробежало недоумение. Он внимательно вглядывался приплывшим в лица, стараясь пересилить охватившее его раздражение и определить: кто же сейчас обратился к нему?

Над головами свиты прокатился ропот, но Цимисхий взмахом руки пресек его. Опыт старого придворного подсказал ему — кто есть кто, и он заговорил, глядя на Святослава:

— И я рад приветствовать тебя, князь!

Толмач переводил не спеша, вдумываясь в каждое слово.

— Ты хорошо воевал, князь! — продолжил Цкмисхий. — Я счастлив, что вижу прославленного воителя?

— Я тоже искал с тобой встречи, базилевс! — отозвался Святослав и добавил тише: — Только раньше, из поля боя.

Вех переглянулся с гребцами, сдерживая неуместную сейчас улыбку.

— Я всегда желал быть твоим другом, Святослав. — Цимисхий снял шлем и держал его тепeрь в левoй руке, согнутой в локте на уровне груди. — Твой отец заключил договор много лет назад, и мы ЖИЛИ в мире…

— При отце Болгария была свободной, — ответил князь, — с тех пор много воды утекло, но я тоже хочу мира!

Свита императора оживилась, и Цимисхий окинул ее победоносным взглядом.

— Ты полуачишь его! Пусть все остается по-прежнему. Пусть купцы русские торгуют в Кокстаитинополе. Я велю не обижать их, принимать как лучших гостей. Пусть твой враг будет моим врагом; а мой — твоим! Разве не так поступали наши отцы и деды — и они иногда воевали друг с другом, но они всегда находили общий язык!

— Но ты хочешь, чтобы мы ушли навсегда из Болгарии, а твое войско осталось здесь?

— Да, князь! — Цимясам налился краской. — Что тебе Болгария? Обширность твоих владений сравниться может лишь с империей, вверенной мне Богoм. Кто может потягаться с нами? Так неужели же мы не поделим этoт мир, так чтобы обоим вдосталь места хватило?! Поделим! Но я хочу, чтобы ты не разорял и колоний наших в Таврии. Я о Херсонесе, князь, и прочих.

— Коли не будет от таврских кoлоний раззору землям Тмутараканского княжества — быть посему! Но с Болгарией, базилевc, не спеши — братьев по крови, землю свободную отдать тебе — не много ли?

— Подумай, княже. Империя вновь станет ежегодно посылать тeбе богатые дары, как было то прежде. А сейчас мы разрешаем тебе взять с собою всю добычу и веcь полон. Более того, я прикaжу выдать еды твоему вoйску столько, что хватит до caмoro Киевa — хлеба дам по две меры на воина. Пошлю гонцов к порогам днепрoвским, и твой путь назад будет свободен от печенегов. Это почетный мир!

Цимисхий остановился, чтобы перевести дух. Весь его вид говорил о торжестве — собственное кажущееся всесилие наполняло его сердце чванливой гордостью, щеки были раздуты, маслины темных глаз поблескивали.

— Ты так и не ответил мне, базилевс, — Святослав сложил руки на груди и смотрел прямо в глаза Цимисхию.

— О чем ты? — деланно удивился тот.

— О Болгарии! Я готов уйти, но и ты должен оставить эту землю.

— Не спеши, князь. Ты знаешь, что творится в стране: банды мятежников подрывают устои власти свыше данной. Ты сам государь и должен понять меня. Но я клянусь именем Христовым, что на болгарском престоле в Преславе будет сидеть болгарский царь.

Иоанн размашисто, задрав глаза к нему, перекрестился.

— Я клянусь, базилевс. Клянусь Перуном — если ты выполнишь свои обещания, нога русского воина не ступит во владенья твои.

— Я знал, что мы договоримся, князь! Сегодня же до полудня мои люди привезут тебе обоюдные грамоты для скрепления слов печатью. До поможет нам Бог в праведном деле нашем!

Сердце отказывалось понимать услышанное. Вех съежился. Неужели так и уйдут они из Болгарии? После стольких боев, побед и потерь? После того, как доказали свою несокрушимость? Все сидящие в лодье русичи с недоумением смотрели на Святослава. Но он был совершенно спокоен. "Неужели он верит этим обещаниям? — подумалось Веху. — Нет, этого быть не могло! Так что же?" — Хорошо, базилевс. Пусть грамоты будут составлены на двух языках: ромейском и русском. И пока ты будешь блюсти свою клятву, буду верен своей и я!

Святослав дал знак поворачивать лодыо и сам первым взялся за весла. Солнечным зайчиком сверкнула серьга в его ухе и погасла. Он низко нагнул голову, бугры мышц вздулись, напряглись в усилии, словно желая с места придать лодье быстрый бег.

Тихо прошептал Святослав сквозь густые темно-русые усы:

— Не получилось мира — всего лишь перемирие. Но нам надо уйти сейчас, чтобы вернуться позже. Мира не будет!