Ведь имеет же Валентина Петровна на Любу какое-то влияние. Конечно да! Иначе он и думать не мог. Иначе просто и быть не могло — так ему подсказывал опыт собственной семьи.

К сестре-то он и направился, будучи в очередном увольнении и пользуясь тем, что Любу пока еще не выписали из больницы.

Звонок на двери был все так же неисправен. "Ох, недотепы! — в сердцах подумал Николай. — Ну, ничего, когда я здесь буду хозяином — все по-другому пойдет!" Пока что исправлять звонок он не считал нужным. "Пускай убедятся, что без мужской руки в доме все равно им, двум бабам, не обойтись!" Постучал в дверь.

На стук никто не отозвался. Он постучал сильнее и дольше, чем в первый раз. Реакция была та же самая — гробовое молчание за дверью. Дома никого не было.

Он вышел на улицу и стал думать, что же делать дальше. Но мысли не приходили. Не приходили, кроме одной — ждать. "А вдруг Валентина Петровна опять в командировке?" Могло быть и такое. Но не уходить же вот так — несолоно хлебавши. И Николай уселся на лавочку под липами. Надо ждать. Ждать хоть до конца увольнения.

Под липами на него накатили сомнения: и чего сн возится с этой неврастеничкой. Ведь сколько помнит ее, так это одни сплошные дрязги, недомолвки, раздоры. Вечно она чем-то недовольна, вечно ставит его в положение нищенствующего просителя. А спрашивается — почему? На каком основании? Чем он хуже других? Хотя б того же самого Сереги? Николай не мог ответить на эти вопросы. До сих пор он все терпеливо сносил: упреки, ссоры и даже небольшие скандалы. Во имя чего? Неужели он настолько втрескался, что совсем гордость потерял, готов бежать за ней сломя голову, лишь бы только пальцем поманила? Он всегда утешал себя одной мыслью, что уж коли выйдет она за него замуж, тогда и капризам всем конец, там-то уж он повернет все по-своему!

Теперь он начинал сомневаться в этом. Он вспомнил их знакомство, когда он чуть ли не на коленях вымаливал от нее хоть каких-то знаков внимания. А ответом был лишь холодный взор. Он навсегда запомнил ее тогдашние слова: "Много вас таких!", слова сказанные не с озлоблением, ни с пренебрежением, а с каким-то отталкивающим равнодушием. Он помнил все. Но тогда он сумел настоять на своем — уж слишком приглянулась ему девушка, а упорство ее счел даже за большой плюс — такая себя в обиду не даст, постоит за себя! Потому и в армию он уходил совершенно спокойный за нее — не подведет, будет ждать, тосковать, писать письма красивые. А вышло так, что все то, на что он потратил столько сил, времени, нервов, для другого оказалось вполне доступным — хватило одного вечера в институте.

Николай знал обо всем. И его унижало это. Если раньше он закрывал глаза на все, то теперь, сидя на лавочке, его будто окатило, словно прозрение наступило. От злости он даже выругался негромко вслух.

Но было это лишь минутной слабостью. Через какое-то время вернулось душевное равновесие. Природное упрямство, умение добиваться цели взяли верх. Нет, уж он-то от своего не отступится, чего бы это не стоило ему. Во всяком случае сейчас. А там жизнь покажет.

Николай даже встал со скамейки, распрямил плечи. Дух борьбы, соперничества вновь переполнял его.

И встал он вовремя — из-за угла вынырнула нескладная фигурка Валентины Петровны. Любина сестра шла торопливо, ссутулившись под тяжестью двух сумок с продуктами. Николая она не видела.

Тот быстрым шагом направился навстречу женщине, еще с ходу приветствуя ее официально, хотя и были они давно знакомы и звали друг друга просто по именам:

— Добрый день" Валентина Петровна!

Женщина вздрогнула от резкого окрика, приостановилась — А я вас как раз и дожидаюсь, — с ходу начал Новиков, перехватывая сумки в свои руки, — как же вы такие тяжести носите, Валентина Петровна, ведь надо беречь себя. Он не успел договорить.

— Здравствуйте, здравствуйте, Николай, — женщина пришла в себя и даже сделала попытку отобрать сумки назад, ей это, конечно, не удалось. — А я вот, от Любочки только, так что вы уж извините, что ждать заставила.

— Пустяки: солдат спит — служба идет, — попытался сострить Николай, понял неуместность своей остроты и смолк на секунду.

— Пойдемте к нам, я вас покормлю, чаем напою. — Валентина Петровна выглядела посвежевшей, бодрой.

Николай отказываться не стал, только плечами повел, будто в недоумении — какие обеды, мол, да чаи могут быть?

Когда они поднялись по лестнице вверх, подошли к дверям, Николай услужливо проговорил:

— А звоночек у вас совсем никудышный, его сменить нужно. Если вы разрешите, так я в следующий раз прямо этим и займусь?

Валентина Петровна, роющаяся в сумке в поисках ключей, поглядела на него удивленно:

— Ну, что вы, не утруждайтесь, как-нибудь обойдемся. Кто к нам ходит-то? Только вы да… — она осеклась, склонила голову вниз, к сумочке, пряча лицо.

Ключи наконец-то нашлись. Затянувшееся молчание кончилось.

— Ну, вот мы и дома, — оживленно проговорила женщина. — Сейчас я быстренько сготовлю чего-нибудь. А вы, Коля, проходите пока в Любину комнату. Посидите немного, отдышитесь — замучила я вас сумками своими?!

Николай сделал игриво обиженное лицо. Повесил фуражку на крюк, отметив про себя, что и вешалку давненько поправить надо бы.

— Возьмите там почитать что-нибудь, — на ходу бросила Валентина Петровна и устремилась на кухню.

— Да не беспокой-тесь вы, ради бога! — проговорил ей вослед Новиков. — Ведь не есть же я к вам пришел! — Потом решил, что, пожалуй, повернул слишком круто, добавил: — А вот от чайку с печеньем вашего приготовления не откажусь, — и разулыбался, хотя хозяйка видеть его не могла.

В Любиной комнате было прохладно, чистенько, видно, старшая сестра в отсутствии младшей решила основательно заняться уборкой. Это Николаю понравилось — порядок есть порядок, и он должен быть во всем.

Читать он не стал. А присел у стола на старый потертый стул и уставился в окно. С чего начать разговор, он так и не решил.

Валентина Петровна с подносом, на котором стояли чашки с чаем и печенье в вазочке, появилась минут через восемь и сразу засуетилась вокруг стола.

— Ну вот, сейчас мы и почаевничаем, сейчас, садитесь поудобнее.

Николай в немом восхищении развел руками — угощение было отменное: насчет всяческих печений и варений Валентина Петровна была большой мастерицей. Новикову даже расхотелось говорить о чем-то, захотелось просто посидеть, поблаженствовать над чаем и закусками.

— Давайте, выкладывайте, Николай, с чем пожаловали, ведь не ради же меня, старой погремушки, столько времени на лавочке просидели? Ну?

— Какая же вы старая, — протянул Николай, — молодая, — он разулыбался, — и очень-очень симпатичная женщина.

— Оставим комплименты, — прервала его хозяйка.

— Да, я пришел, конечно, из-за Любы. — Николай отставил чашку, — вы сами понимаете, что сейчас все должно решаться.

— Почему же именно сейчас?

— Время пришло, — коротко отрезал Новиков, — через два месяца я буду вольный стрелок. А там… я в первую очередь с вами поговорить хотел, а с Любой у нас все обговорено.

— Как же так? — Хозяйка брови приподняла от удивления. — Я только от нее, и… она, простите, про вас ни словечка мне. Что за тайны мадридского двора?!

Но Николая не так-то просто было сбить с толку.

— Вы ведь знаете, в каком Люба сейчас состоянии, — утвердительно сказал он, — у нее другое на уме. Но нам с вами надо смотреть вперед. Вы, как старшая сестра, должны понимать всю серьезность положения.

— А, кстати, почему вы к ней не зашли?

— Любе сейчас тяжело, ей не до посетителей. Но это пройдет. Надо быть готовыми.

— Нам с вами?

— Да, именно нам с вами.

— Я что-то или совсем из ума выжила, или просто ничего не понимаю, — Валентина Петровна тоже отставила чашку и с любопытством уставилась на Новикова.

Тот взгляда не отвел.

— Люба не может сейчас решать, — твердо сказал он, — поэтому делать это придется нам с вами. А потом вы поможете мне, вы подготовите ее к нашему совместному будущему, как к делу совершенно неизбежному.