24 "Степан Никитич Андрейчик и мальчик Рума уехали далеко, но, полагают, не надолго" С тех пор, как из гостиницы "Скандинавия" уехали Ливен, Силера, Эрик Свенсон, Хьюз и Ирина Ветлугина с мужем, прошло десять дней. Асю мать отослала к себе на родину, в Чернигов. И только дед Андрейчик и Рума продолжали жить все в той же гостинице и в том же номере. Старик часто отлучался из дому. Он каждый день бегал по каким-то своим таинственным делам и приводил в номер молодых техников, вместе с которыми часами копошился над левыми рукавами двух водоходов, разложенных по всей комнате в разобранном виде. Молодые техники отнимали у левых рук водоходов набор инструментов и приспосабливали их для каких-то иных функций. Наведывался дед Андрейчик и к председателю Чрезвычайной комиссии и к следователю Померанцеву. - Как вы думаете, за что крестовики убили строителя подводного штаба Варенса? - спросил он однажды Померанцева, когда тот познакомил его с показаниями Золтана Шайно. - Не знаю, - ответил следователь. - У меня такое впечатление, что мой подследственный вряд ли и сам знает, что у них там произошло. - А я знаю... Померанцев недоверчиво поглядел на старика. - Интересно! Скажите. - Извольте. Рума ушел от крестовиков через тайный шлюзовый ход, в котором, по словам его отца Маро, обитала какая-то таинственная женщина. Маро знал ее имя, но ни он, ни Рума в секретной комнате никогда эту женщину не видели, хотя и умели проникать в шлюз, чего не умели прочие крестовики. - Да, я это знаю со слов Румы, - сказал Померанцев. - Имя женщины? - Лилиан. Мальчик слыхал это имя от отца. Вы правы, Степан Никитич. - Так, - дед Андрейчик прищурил один глаз и продолжал с видом фокусника, разъясняющего секрет своего искусства: - Теперь слушайте дальше. Варенс, когда строил штаб, сделал один тайный выход, специально для атаманши апостольских шпионов, на тот случай, если дела у апостола совсем испортятся, - чтобы она могла, бросив апостола и всех своих сообщников, вовремя удрать из штаба. Индейцы и техники, которые строили штаб, были убиты. Вы это знаете. Те индейцы, которых оставили в живых, ничего не знали о тайной лазейке. После смерти Варенса оставался, следовательно, один-единственный человек, который знал об этом секретном ходе, - красивая немка Лилиан. Но как ни хитра Лилиан, все же она обмишурилась, оставив в живых одного индейца, отлично знакомого с устройством тайного хода и притом самого смышленого из всего племени. Факт. Я в этом уверен. - Вы имеете в виду отца Румы, Маро? - спросил Померанцев. - Да, его. - Я спрашивал мальчика через Грасиаса, но он ничего не говорил мне о взаимоотношениях Варенса и Лилиан. Дед Андрейчик расхохотался. - Ну, еще бы! Откуда ему знать обо всех фортелях апостольской разведки? Относительно Варенса это так... плоды моих собственных размышлений. Тот, кто хорошо помнит мастера высшего класса провокации, красивую немку Лилиан, тот знает, как умеет маскироваться и на что способна эта обольстительная дама. - Возможно, что вы и правы. Но... не во всем, - сказал Померанцев. - Да, кстати. Я собрался завтра еще раз побеседовать с вашим приемышем. Можно к вам зайти часов в пятнадцать? - Нет. Померанцев удивленно глянул на старика. - Почему? - Завтра мы с Румой будем далеко отсюда. - Как?! - Так. - Значит, вы все-таки получили разрешение Чрезвычайной комиссии на эту свою экспедицию? - Получил. А вы откуда о ней знаете, товарищ Померанцев? - Да вы же при мне с председателем беседовали. - А-а! Дед Андрейчик пошевелил усами, помолчал и стал собираться. - Получил. - И сколько людей идет с вами? - спросил следователь. - Нас будут провожать человек пятьдесят проводников-добровольцев. Но до конца пойдет со мной один Рума. - Почему один Рума? - Это очень рискованное дело. Мы с Румой его придумали, и мы вдвоем только и имеем право рисковать собой. А кроме того... там, где пройдут два человека, там не пройдут четыре. Понятно? - Понятно. Следователь уже с явным уважением смотрел на старика. - Ну, что ж, желаю вам успеха... - Благодарю. - Передайте привет красивой немке Лилиан. - Незамедлительно. - При первом же знакомстве с нею вас, Степан Никитич, ждет большой сюрприз. - Факт. И не один. Я в этом не сомневаюсь. - Но об этом сюрпризе вы все-таки не догадываетесь. - И не берусь догадываться. - Вы меня перещеголяли в своей догадке насчет смерти Варенса, а я вас перегнал по части личности самой красивой немки, - загадочно улыбаясь, сказал Померанцев. Старик внимательно взглянул на белокурого следователя. - Если эти данные могут способствовать моей экспедиции... - Очень мало, - сказал Померанцев. - Но я вам все же скажу. Вы знаете, кто такая красивая немка Лилиан?.. - Знаю. Квалифицированная шпионка, стоявшая во главе апостольской разведки. Померанцев расхохотался. Отсмеявшись, он поманил к себе пальцем деда Андрейчика: - Красивая немка Лилиан... Следователь наклонился к уху старика и, щурясь от удовольствия, прошептал несколько слов. Дед Андрейчик вытаращил глаза от изумления и с минуту смотрел на следователя недоверчиво: - Шутите, молодой человек? - Честное коммунистическое... - От кого вы это узнали? - А это, видите ли, - Померанцев улыбнулся, - это тоже... плоды собственных размышлений. - Так вы думаете, что красивая немка Лилиан... Аха-ха-ха!.. Вот это здорово! Дед Андрейчик хохотал, похлопывал себя по бедрам, приседая и всхлипывая от восторга. Наконец успокоился и сказал серьезно: - Я это проверю. Если окажется, что вы правы, я буду считать вас очень сообразительным юношей. Хотите? - Очень хочу, - с жаром сказал Померанцев. Они пожали друг другу руки и разошлись.

* * * Целую ночь после этой беседы дед Андрейчик обучал вместе с молодыми техниками Руму, как управлять скафандром-водоходом. Утром старик и мальчик исчезли из гостиницы. Местному корреспонденту радиогазеты "Юманитэ", который явился утром раньше всех своих коллег, чтобы разузнать у деда Андрейчика, не слышно ли чего нового о Юре, портье сказал: - Степан Никитич Андрейчик с мальчиком Румой просили отвечать всем, кто их будет спрашивать, что они уехали далеко, но, полагают, не надолго...

25 Манометр показывает давление в тридцать атмосфер Занесенный снегом и вечным льдом маленький остров Брусилова сиротливо стоял в сырой каше берегового припая. Пасмурный безветренный день и тишина делали крохотный островок еще более сиротливым и хмурым. Тихо было в воздухе над островом, тихо и сумрачно было в воде у его берегов. Вода подле острова Брусилова, покрытая тяжелой корой битого и рыхлого льда, казалась непроницаемой, как огромная лужа выплеснутого и застывшего чугуна. На дне Ледовитого океана, в четырех километрах от острова Седова, у берегов маленького, соседнего с ним островка Брусилова было абсолютно темно. Дневной свет терялся где-то вверху, на глубине ста метров, а здесь, на самом дне, на многие десятки метров вглубь и вширь стояла непроницаемая тьма. И тем не менее в этот день по дну моря на глубине в триста метров мимо подводных скал острова Брусилова пробирались люди. Они не видели друг друга, они только знали, что их пятьдесят человек, что идут они вперед сквозь холодную коричневую мглу, все время вперед. Малейший звук в воде отдается десятикратным грохотом, но высокие металлические подошвы скафандров были защищены толстыми каучуковыми пластинками, и шаги могучих водоходов глохли тут же, в песчаном грунте. Люди осторожно обходили последнюю подводную скалу, стоявшую на их пути у острова Брусилова. Во главе отряда шли трое. Огромные скафандры этих троих были связаны прочным тросом-кабелем, который был для них телефонным проводом и тем, чем является веревка для привязанных друг к другу альпинистов. Внезапно кабель-трос обмяк и упал на дно: три передовых подводных путешественника стали сходиться. На миг из трубчатой руки одного скафандра брызнул сиреневый луч, осветил вместе с серой мутью какую-то обалдевшую от света, полуслепую рыбешку и остановился на огромном металлическом шлеме. В иллюминаторе шлема неверно обрисовалось темное лицо Румы, усталое и сонное. В сиреневом свете аргона оно казалось лицом мертвеца. Затем луч погас, и Рума услышал чуть приглушенный телефоном голос деда Андрейчика: - Ну как, парень? Идешь? Рума шевельнул плечами в своей броне, обвел глазами тьму, обступившую его со всех сторон, и сказал по своему обыкновению в два слога: - И... дешь... Затем луч скользнул в сторону и осветил лицо женщины в другом иллюминаторе водохода. У женщины были строго сдвинуты брови, она смотрела перед собой не моргая, словно силилась услышать далекий шум. Это была океанограф Татьяна Свенсон. Вместе с дедом Андрейчиком и Румой она шла впереди подводного отряда. - Через десять минут я отцеплю твой кабель, Таня, и мы с Румой дальше пойдем одни, - говорил дед Андрейчик. - Ты меня слышишь, Таня? - Слышу, - сказала Татьяна, глядя широко открытыми глазами в сиреневый пучок света. Затем между женщиной и стариком произошел следующий разговор: - Сигнал я тебе подам только в случае серьезной опасности. Понятно? - Да. - До того - никаких сигналов: ни вы мне, ни я вам. Понятно, Таня? - Да. - Эта часть дна тебе знакома? - Да. - Своим радиокомпасом я приведу тебя и твоих людей к себе, если понадобится. - Хорошо. - Нитроманнитом пользуйтесь только в крайнем случае. Лучше обойтись без взрывов. - Хорошо. - Пошли! Луч погас. Кабель вновь натянулся, и подводные путешественники двинулись вперед. И тотчас же, как только шевельнулись автоматические ноги водохода, в шлеме над головой у Румы кукушкой закуковал радиокомпас: - Ку-ку!.. Ку-ку!.. Ку-ку!.. Компас куковал размеренно, однотонно, но Рума с удовольствием прислушивался к нему. Стоило только ему направить водоход на несколько метров в сторону, влево или вправо, и кукование подводного радиокомпаса замирало. Это означало, что он уклоняется от правильного пути. О Руме нельзя было сказать, что он устал от ходьбы, ибо шел не он, а тот непроницаемый автомат, в котором он был заключен. И тем не менее Рума устал от ходьбы. Уже около пяти часов мальчик шел вместе со своим водоходом. Ничто не стесняло его в этом металлическом человеке, защищающем тело от тысячетонного давления. Электролизующий воду аппарат исправно обогащал воздух внутри скафандра кислородом, но постоянная ритмическая встряска утомляла и усыпляла Руму. Все чаще стал затихать голос радиокукушки, и Рума не замечал этого. Просыпался он от тонкого телефонного окрика: - Кабель порвешь! Рума! Никак, заснул?!. Рума не понимал всех слов деда Андрейчика, но сразу соображал, в чем дело, и ступнями ног энергично выворачивал ходовые рули водохода. Радиокукушка начинала вновь куковать. Наконец Рума услышал шепот у себя над ухом: - Стоп! Тш-ш-ш... Радиокомпас умолк. Несколько секунд весь отряд стоял неподвижно, окутанный серой мутью, слабо различая друг друга. По-видимому, море над ним очистилось от льда, а небо - от облаков, потому что муть вокруг из коричневой превратилась в белесую. - Здесь мы вас оставим, Таня, - сказал дед Андрейчик, и тотчас кабель, соединяющий его скафандр с водоходом женщины, упал на дно. - Рума! Близко... хижина... апостола... - услышал Рума голос деда Андрейчика. Эти слова сразу прогнали всю сонливость маленького курунга. - Хи-жина... Апо-Стол... - шепотом повторил он, вглядываясь в темную громаду базальтовой скалы, смутно видневшуюся впереди. - Ход... - тихо произнес дед Андрейчик у Румы над ухом. - Где ход?.. Где аранга?.. - Аранга... - так же тихо повторил Рума. С минуту мальчик напряженно вглядывался сквозь иллюминатор в темную стену, смутно маячившую перед ним. Затем его водоход решительно двинулся вперед. Он шел, чуть дотрагиваясь металлической клешней до бородавчатой, скользкой от серых мхов стены. Мальчику очень хотелось пустить впереди себя сильный луч аргонового рефлектора, но он вовремя вспомнил, что ему категорически запрещено зажигать свет здесь, у самой подводной крепости крестовиков. Несколько раз дотронувшись клешней до какого-то большого бугристого камня и обойдя его вокруг раза три, Рума уже уверенней повел водоход вперед. Дед Андрейчик двигался вслед за ним. Так они шагали несколько минут. Наконец старик заметил, как окружавшая его серая муть потемнела, - расплывчатая громада скалы нависла над головой: они входили в подводный грот. Дед Андрейчик пошел в темноте наугад, время от времени окликая Руму по телефону. Оба водохода шли с самой минимальной скоростью. В просторном шлеме водохода перед глазами у деда Андрейчика прикреплены были часы и компас, но старик не хотел зажигать свет, чтобы узнать, сколько времени они шли внутри скалы. Грот, по-видимому, превратился уже в подводный тоннель. Внезапно он услышал голос Румы: - Ходи... верх... нога... верх... "Лестница... ступеньки", сразу сообразил старик и осторожно пошарил внизу стальной ногой водохода, - нога стукнулась о камень. Водоход медленно поднимался по невидимой лестнице, как подводная статуя Каменного гостя. Тьма окружала его со всех сторон, и человеку, заключенному в скафандр, опасным и чудовищно коварным казался тот таинственный Дон-Жуан, к которому в гости он вел свою стальную статую. - Ходи... ла?.. - услышал дед Андрейчик осторожный вопрос Румы. - Ходила, ходила, - весело ответил старик и в тот же миг заметил вдали и вверху небольшое светлое сиреневое пятно, будто где-то там, в конце лестницы, брезжил хилый пучок света. Дед Андрейчик вгляделся в пятно. - Там... - сказал Рума. Да, там, впереди, был свет. Теперь старик ясно видел грандиозные очертания поднимающегося впереди по ступенькам водохода Румы. Свет все больше усиливался. Дед Андрейчик уже различал грубо отесанные ступени под ногами и корявые базальтовые своды тоннеля, покрытые коричневым мхом и полипами. Но откуда исходил свет, понять он не мог. Едва передвигая трубоподобные ноги, то укорачивая, то выдвигая их, осторожно всходили по лестнице два стальных гиганта, окруженные плотной массой зеленоватой воды. Так они дошли до бокового хода, из которого пробивался яркий сиреневый сноп света. Передний водоход остановился и поднял свою руку, похожую на дуло гаубицы. Из руки выдвинулась короткая трубка с мушкой на конце. Второй водоход тоже грозно выставил свою левую руку, внезапно превратившуюся в пулемет. Так они стояли в трех шагах от бокового входа минуты две и вдруг разом рванулись вперед, прямо в сиреневый омут аргона... Несомненно, это была комната, комната-бассейн, доверху наполненная светом и до половины - водой. Несколько гранитных ступенек вели наверх, к узкой стальной площадке, сооруженной перед входной дверью этой комнаты на уровне воды. Дверь над площадкой ломалась и искажалась водой. Но даже со дна бассейна было видно, что она необычайно массивна и сделана, по-видимому, из толстых листов стали, так же как и стены этой странной комнаты. Рума, как только ввел свои водоход в бассейн, тотчас же направил указующим жестом свою руку-пулемет прямо в дверь над площадкой. Дед Андрейчик с минуту подождал, огляделся вокруг и только тогда повел свой водоход по ступенькам к площадке. За ним двинулся Рума. - Стой!.. - сказал старик, когда они вышли из воды и ступили на площадку. Он кивнул в своем иллюминаторе на дверь: - Смотри... - Смо-три... - повторил Рума и зверски вытаращил глаза на дверь. - Кто войдет... стреляй. - Вой-дет... Стре-ляй... - тяжко дохнув, сказал мальчик. Дед Андрейчик направил свой водоход к манометру, висевшему на стальной стене. - Ого! - тихо сказал он, глядя на круглый бесстрастный лик прибора. Давление в тридцать атмосфер! Факт любопытный. Значит, мы на глубине в триста метров. Отлично, отлично! - Рума! - окликнул старик мальчика по телефону. - Можешь опустить пулемет. В эту спрессованную атмосферу вряд ли кто сунется. Руку!..- сказал он, видя, что Рума его не понимает. Мальчик отвел дуло с мушкой от двери. Водоход деда Андрейчика сделал поворот: старик, вертя головой в своем скафандре, озирался, как человек, всю жизнь проработавший в машинном отделении старинного парохода и вдруг внезапно попавший в моторное отделение новенького злектрохода. Значит, вот эта стальная комната и есть секретный шлюз? Какие-то рычаги, манометр, стальные стены, стальной потолок и площадка. И все? Маловато! Оставалось предположить, что все движущие механизмы этого секретного шлюза находились по ту сторону стен, здесь же было только самое необходимое: манометр, рычаги, толстые осветительные трубки в потолке да вот эта, несомненно подвижная, площадка. Но как же все-таки пробраться, пользуясь этой секретной лазейкой, в штаб-храм Шайно? Вряд ли эта толстенная дверь откроется, если по ту сторону шлюза давление нормальное. Да и выйти из скафандра нельзя, пока давление не будет понижено. Высокое давление удерживает воду на уровне площадки и не дает ей залить весь этот шлюз до потолка. Но смерть от удушения ждет того, кто хоть на несколько секунд подвергнется такому давлению без скафандра. Рума внимательно наблюдал сквозь свой иллюминатор за дедом Андрейчиком. Он видел беспокойные взгляды старика и наконец понял, чего хочет его спутник. Рума тотчас же вспомнил, что нужно сделать для того, чтобы эта комната впустила человека в другую, и что для того, чтобы выпустила. Об этом долго, очень долго говорил ему отец Маро перед тем, как уйти от людей племени Апо-Стол. Он сам, Рума, ушел через эту комнату, когда отец Маро не вернулся. Тогда он долго подглядывал за сыном Апо-Стол Золтаном и наконец утащил у него "тяжелую одежду". Отец сказал, что без "тяжелой одежды" в эту комнату нельзя входить: можно умереть. Это была другая одежда, не такая, как сейчас на нем, та одежда сама не ходила. Рума ушел через эту самую комнату, и он знает все, что здесь надо делать... Мальчик повел свой водоход к стене, из которой торчали растопыренные пальцы пяти рычагов, захватил левой клешней крайний рычаг и откинул его вверх. Площадка, на которой стояли оба водохода, поехала вместе с ними, выдвигаясь из стены и накрывая собой поверхность воды в бассейне. Через несколько секунд вместо бассейна, из которого они вышли, появился сплошной стальной пол. - Факт замечательный! - сказал дед Андрейчик. Он был в восторге: просто и остроумно. Теперь в эту комнату не ворвется вода, если даже и понизить в ней давление. Конечно, это была кажущаяся простота: где-то там, за стеной, очевидно, скрывались замаскированные сложные механизмы, но принцип сам по себе превосходен. Покойник Варенс был не только прекрасным подводным строителем, но и талантливым механиком. Размышления деда Андрейчика прервал Рума. - Одина, - сказал мальчик и, захватив клешней другой рычаг, чуть перевел его вверх. - Два... одина... Стальной потолок отполз вверх и замер на месте. Старик взглянул на манометр и только свистнул: стрелка показывала давление в двадцать атмосфер. Дед Андрейчик никогда не поверил бы, если бы ему раньше сказали, что он попадет в комнату, в которой потолок будет сжимать и разрежать воздух, словно поршень в обыкновенном цилиндре. Но это было так. Приходилось верить. Старик с интересом посмотрел на Руму: понимает ли он, какие чудеса творит в эту минуту?.. Лицо у маленького индейца, отчетливо видимое сквозь иллюминатор, было потным и озабоченным. Он старательно переводил рычаг с одного деления на другое, соблюдая, очевидно, до малейших подробностей указания своего отца. - Быть тебе, последнему из племени "Золотая улитка", советским инженером, - тихо и серьезно сказал дед Андрейчик. В эту минуту ему очень захотелось потрепать смуглого мальца по кудрявой черной голове. Но Рума ничего не понял; он мотнул головой и отпустил рычаг, поднимающий потолок. Манометр показывал нормальное давление. Дед Андрейчик быстрым движением открыл у себя над головой в шлеме теменной клапан. Случайно он взглянул на дверь и застыл. Массивная, тяжелая плита двери медленным, угрожающим движением уползала в стальную стену, приоткрывая вход в смежную комнату...