Час минуть не успевает, как Сон девицу в княжество свое погулять пригласил, а во дворе уж гомон стоит, перестук копыт, крики, да мат богатырский. Ольга как была лохматой, так в сени и выскакивает, поглядеть, что случилось. Через щелочку в ставнях запертых, хорошо видать, как во дворе двое всадников, у отца ее что-то требуют, перекрикивая друг-друга, как купцы на торжище.

— Княжич скоро прибудет, а переправа закрыта! Пошли кого, кто с лодкой управится, пусть по реке перевезут. — Один из конных приказывает, бровь сурово к носу сводя, что б жестом тем молодость лет, да не опытность в делах командных сокрыть. Не боится батюшка Олюшкин, ратника юного, что щеками кругл, не как воин бравый, но теленок близ матери росший. Головой устало качая, с тоской в голосе крестьянин всадников прибывших спрашивает:

— Кого же я тебе, милый человек, в подручные дам, коли вся земля Псковская ночь сию гуляла? Дань Купале отдавая, костры жгли, да милости выпрашивая, хороводы водили, в реке купались, мед хмельной распивая? Никто до лодки той и не дойдет, не то, что править ее!

А Ольгу любопытство живьем поедает, на сына княжеского поглядеть, страсть, как хочется. Так ли пригож Рюрикович, как в народе сказывают? Али привирают, что б болтовней пустой умы девичьи смущать? А коли охота, чего бы не взглянуть? И решение скорое приняв, выбегает девица из сеней, тараторкой вокруг батюшки крутясь, краем глаза на воинов смотрит:

— Пусти, я сплавлюсь! Я ж лодку с пяти лет правлю, помогу княжичу, пока люд по домам отдыхает!

Отец, хоть не рад раскладу такому, а при всадниках, что посему видать оживились, слова Ольги услыхав, отказать не может:

— Иди, горе мое, ток гриву свою причеши, а то не ладная совсем! — Рукой не довольно махнув, отпускает мужчина дочь не покорную мужчинам в провожатые.

Убегает Ольга, пятками босыми сверкая, что б через минуту пред очами всадников в чистом сарафане и косой заплетенной предстать. Вспомнив, что гостей не приветствовала, в пояс кланяется, да только не покорно, как должно деве деревенской, а залихватски, что приличиями не пристало. Лишь вздыхает отец, грезя, что исправится, повзрослеет, да поумнеет дитя его когда-нибудь. Ведь невестой уж ходит, а все как мальчишка по двору носится. Плюнув под ноги себе досадливо, в сени мужчина уходит, чтоб рожей своей не довольной, всадников не смущать.

Ольга же, время за зря не тратя, к реке Великой припускает, за конями булатными не поспевая. От бега быстрого сарафан задирается, колени девичьи, да голени тонкие открывая. Один из всадников от отряда отстав, Ольгой любуется, но опомнившись, что дитя перед ним еще, а не женщина, вновь коня пришпоривает, о чем-то себе улыбаясь.

Хороша девица Олюшка.

На другом берегу Великой стоит княжич Игорь, ногой нервно притопывая. Не желая терпеть ожидания долгого, все суровей становиться юноша. Увидав, что лодка причаливает, злобу свою, в слова обличая, на прибывшего вымещает:

— Что не мог поскорее управиться? Аль плетей захотел, деревенщина?

Не пугают слова злые Ольгу, с любопытством княжича разглядывая, улыбается ему искренне, да локон длинный на палец накручивает. Хоть и выглядит свиристелкой мелкой, а мысли вовсе не девичьи, в голове у бесовки крутятся: "Как хорош, да пригож сын княжеский, до рукава его, что ли дотронуться?"

Тут и княжич уже замечает, что девица перед ним, а не сельский мальчонка, как поначалу привиделось. А приглядевшись, улыбается довольно, отмечая, что ладная девка, можно будет в пути развлечься. Лишь от берега в лодке отчаливают, княжич к Ольге все ближе двигаясь, по-хозяйски руками горячими колени девичьи поглаживает, да слова не приличные на ухо шепчет. Грозно брови к переносице сводит девушка, да веслом на мужчину замахивается, в гневе своем, весь страх да робость пред княжичем растеряв. Но, опомнившись, кому отпор дать пытается весло в воду назад опускает, от Игоря подальше двигаясь, с жаром речь свою начинает:

— Зачем смущаешь меня, княже? Может, я молода и не знатна, но уж лучше я в реку кинусь, чем стерплю над собой поругание!

Отпору такому изумляясь, ведь доселе баб не согласных не видывал, Игорь руки убирает, да иначе на девушку смотрит. Хороша и с задором девица, такая любому мужу честь сделает. И пред смелостью девушки преклоняясь, с уважением большим, чем до разговора этого было, к ней обращается:

— Ты откуда явилось, чудо?

— Да вон, рядом в Выбутах, живем мы. — Нехотя отвечает Ольга. Нет желанья беседовать с юношей, что как к вещи к бабам относится.

— Как зовут тебя, красна девица? — Улыбается Игорь, щек надутых девицы не замечая. Та ж, как мышь, что, в подпол забравшись, да кота встретив, понимает — бежать вроде некуда, но спрятаться больно хочется.

— Ольга я, княже. — Отпускает гнев девушку, на смену смятение принося, как бы и впрямь топиться не пришлось, что б на дом свой беды не накликать. Молва народная судачит, что суров да злопамятен Игорь, неужто спустит ей то, что веслом ударить пыталась?

— Ты варяжских кровей что ль будешь? Не серчай на меня, красавица. Молод я, да и горяч бываю, не подумал, что не по нраву придусь. Не держи сердца, Ольюшка, а то от обиды уж щеки раздулись как у хомяка по осени. — Улыбаясь устами безусыми, Игорь Ольге глазом подмигивает. Успокаивается девушка, настроение княжича поймав, понимает, что не будет тот из-за мелочи такой месть кровавую вершить. С облегчением вздохнув, рассмеялась, думая, как детям будущим рассказывать станет, что самому сыну Рюрика, коленки свои трогать не дозволила. Но на случай всякий, решает не болтать больше должного, от того побыстрей в сторону берега лодку направляет. И лишь весла осушив, сразу прочь кидается, не желая рядом с Игорем оставаться, так как никому, и себе в частности, признаться не хочет, что по нраву ей княжич пришелся. С лицом от смущения багряным, да весельем каким-то нервным, к дому девушка прибегает, издали видя, как мать коров с утреней дойки гонит. На оклик родительский не отозвавшись, Ольга в избу мышкой заскакивает, что б в сенях, за печкой старой посидеть о своем подумать. Эх, была бы подруга верная, что б все выслушав, ни кому б не трепалась, но не стоит о княжиче сплетничать, коли жить спокойно хочется. А мечтать, да по грезить на сон грядущий уж никто ей не помешает. Ни заметив как мысли плавно в крепкий сон перетекают, на волнах забвения в царство Дремы уплывает, где мечтами к Игорю возвращается.

В то же время, на пригорке близ реки Великой, сидит князь Олег с воспитанником своим Игорем, да разговоры ведут не простые.

— Пора тебе, княжич, жениться. Уж четверть века минула, а ты все бирюком ходишь. Не долог мой век, скоро тебе княжество принимать, да державу поднимать, а коли один без жены будешь, тяжело придется. Любому семени землица нужна, что бы росток пустить и сильнее стать. А покуда одинок, любой ветер вдаль унесет, памяти о тебе не оставляя.

— Думал я об этом, только где ж ее найти, что бы сердцу люба, да глазу отрадна? — Вздыхает княжич, головой качая. Правильно Олег говорит, да что толку, коли не трогают сердца мужское дочери боярские, что подле него хвостами крутят.

— Не об том, Игорь, ты думаешь. Жене опорой стать надобно, оттого в бабе ум, да силу разглядывай, а уж люба — не люба дело десятое. Сыновей народите и прирастете друг другу через них.

— А ведь встретил я такую девушку сегодня, Олеже! Востроносая, да зеленоглазая. Забавная, словно зверек иноземный, но не это главное. Думал я повеселиться с девушкой деревенской, а что? Мила, да пригожа, да и я бабам люб, только отворот поворот получил. — Смеется Игорь, вспоминая, как воинственно очи горели девчонки, когда, честь свою сберегая, веслом на сына княжеского замахивалась. Никогда еще ранее, не пытались девицы от него средствами подручными обороняться. Чаще он от них прятался. — Я еще тогда подумал, что баба такая опорой любому мужу станет. С ней и в войне и в мире покойно будет. Горда, смела и неприступна.