Фристедт немедленно принял решение.

Он и Аппельтофт начнут с проверки номера телефона, займутся чтением иностранных отчетов о терроризме и содержанием документов в папке Б-16, которые, очевидно, связаны с самыми последними делами Фолькессона. Необходимо также узнать у Нэслюнда о заседании в обеденный перерыв за день до убийства. А Карл Хамильтон пусть поговорит с израильским начальником службы безопасности. Это нетрудно, просто надо позвонить туда.

Пятью минутами позже Карл уже снял очередное напоминание о штрафе с лобового стекла, скомкал его и выбросил. А затем отправился в сторону Эстермальм, к израильскому посольству на Торстенссонсгатан.

К зданию самого посольства вело несколько ступенек, а входная дверь напоминала дверь в обычную квартиру. Изнутри же она была прочно укреплена бронированным железом, и, войдя, надо было сначала пройти через металлический детектор, а затем через небольшую закрытую переднюю. Вахтер в джинсах и пуловере жевал резинку. Над ним висела видеокамера.

– Документ, плииз, – поздоровался он и нажал кнопку. Затем, едва взглянув на пластиковую карточку с маленьким государственным гербом, большим и указательным пальцами перевернул ее в воздухе. Карл едва успел схватить ее на лету. В обычных случаях такое поведение могло бы спровоцировать его на ответные действия.

Охранник отдела безопасности нажал кнопку служебного телефона, что-то, сказал на иврите и затем большим пальцем через плечо указал на закрытые двери. Карл подошел к ним и остановился, полагая, что они заперты. Так оно и было.

Вскоре замок щелкнул, и по другую сторону двери стоял низкорослый мужчина лет тридцати пяти. И опять жвачка. Пригласив гостя кивком следовать за собой, мужчина сначала запер дверь, а потом спустился в короткий коридор, где, не стучась, открыл другую и указал Карлу пальцем внутрь комнаты, а сам пошел дальше по коридору, так и не сказав ни слова.

Значит, это комната Шуламит Ханегби. Карл настроился увидеть молодого офицера, но, войдя, удивился. За захламленным письменным столом сидела женщина. Карлу показалось, она была его ровесница или даже помоложе. В комнате больше никого не было. Па книжной полке за спиной женщины лежал автоматический пистолет "узи", калибра 9 мм, со вставленной обоймой, на предохранителе; ремень совсем изношенный – оружием явно пользовались достаточно долго.

Женщина была голубоглазая, черноволосая и очень красивая; волосы туго схвачены на затылке в своего рода "лошадиный хвост", засунутый под воротник зеленого пуловера, выжидательная улыбка. Конечно же, Карл Хамильтон был потрясен, и, конечно же, в свою очередь, и он был объектом ее пристального внимания.

– Я не думал, что ты[15] – женщина, – извиняющимся тоном сказал Карл и сел.

– Ну, что ж это за "приоритетное дело"? – спросила она, не обратив внимания на слова Карла.

Карл коротко объяснил. Итак, начальник "Бюро Б", ответственный за борьбу с терроризмом, связанным, между прочим, с Ближним Востоком, убит сегодня утром, что, очевидно, уже известно, не так ли? Хорошо. А позавчера, согласно записям, найденным в его сейфе, он имел контакт с Шуламит Ханегби, которая в какой-то форме о чем-то предостерегла его, и далее из записей следовало, что это предостережение касалось предстоящей в ближайшее время враждебной операции, обозначенной "план Далет". Итак, что такое "план Далет"?

Слушая Карла, Шуламит Ханегби вытащила "лошадиный хвост" и стала накручивать его на палец кольцо за кольцом. Лицо ее оставалось бесстрастным. Когда Карл кончил говорить, она только вздохнула, вытащила из кучи бумаг на письменном столе пачку сигарет и вопросительно взглянула на Карла, тот покачал головой. Она зажгла сигарету, подошла к окну и посмотрела на улицу. Карл отметил, что она встала не прямо перед окном, а у гардины, дабы не оказаться удобной мишенью. По-видимому, это вошло у нее в привычку. Она молча смотрела вдаль. Карл ждал. Вопросы были предельно ясными и не нуждались в уточнениях. Наконец она отошла от окна, села за письменный стол и, сделав сильную затяжку дурно пахнувшей сигаретой, посмотрела Карлу прямо в глаза и ответила:

– Мы, израильтяне, не слывем слишком большими бюрократами. Но, насколько я понимаю ситуацию, я просто не имею права отвечать на твои вопросы. Полагаю, ты, конечно, вправе как сотрудник шведской службы национальной безопасности задавать их, вправе спрашивать, кого хочешь и о чем хочешь. Но наши контакты должны поддерживаться по обычным каналам, то есть через начальника "Бюро Б". Sorry[16], но это так.

– Да, но тогда мой начальник должен отправиться к твоему начальнику и повторить все вопросы, потом мой начальник вернется от твоего начальника ко мне и моим коллегам, занимающимся расследованием дела, и 24 часа, черт возьми, уйдут только на формальности. Ты это имеешь в виду?

– Практически да. Согласна, это не очень оперативно.

– Ну? И что?

– Я в сложной ситуации. И ничего больше сказать не могу.

– Но это же правда?

– Что?

– Что ты его предостерегала?

– Возможно, я могу оказаться в таком положении, когда вынуждена буду все отрицать. Но и ты, и я, мы оба понимаем, что если Аксель, – я действительно огорчена тем, что с ним случилось, он был достойным мужчиной, – но если Аксель сделал такие записи, о чем я очень сожалею... то... с моей стороны было бы глупо отрицать это.

– От кого ты предостерегала его? От палестинцев?

– Это по меньшей мере ясно. Но я не могу отвечать на твои вопросы.

– А следовало бы. Представь себе обратную ситуацию. Разве ты не возмутилась бы поведением шведского полицейского, если бы он отказался тебе помочь?

– Мне трудно представить себе такую ситуацию по многим причинам.

– Что значит "Далет"? Это название местности или что?

– О'кей, я отвечу тебе. "Далет" на иврите значит буква Д. "План Далет" означает кратко "план Д".

– А кто разрабатывал "план Д"?

– Sorry. Так нельзя, я больше ничего не скажу.

Карл сидел молча и смотрел ей в глаза, ее внешность мешала ему сосредоточиться, и все же он пытался разглядеть хоть малейшую реакцию на свои слова. Положение становилось абсурдным.

– Мы пытаемся найти убийцу, – начал он снова.

– Я очень хорошо это понимаю, – ответила она с таким спокойным выражением лица, что оба они замолчали на некоторое время. Карлу вдруг захотелось сорвать эту бесстрастную маску.

– Не поужинать ли нам сегодня вечером? Домашняя свиная отбивная или что-нибудь еще?

Она улыбнулась, потом рассмеялась, посмотрела на стол, убрала волосы, и лицо ее вновь ожило.

– Именно сейчас это вдвойне неподходящее предложение.

– О'кей, пусть будет баранья отбивная.

Она чуть-чуть подумала, явно не о бараньей отбивной, а затем спросила его домашний адрес. Он положил перед ней свою визитную карточку и ушел.

Второй раз за день он выбросил квитанцию о нарушении правил парковки, сел в машину и влился в ряд V-8, направляясь в сторону Страндвэген.

Эта израильтянка знала что-то чрезвычайно важное, но не хотела рассказывать об этом. Она предостерегала Фолькессона от палестинской операции, называемой "план Далет", но вполне возможно, что так окрестили ее сами израильтяне. Хотя она и сообщила об этом шведской службе безопасности, дело оказалось столь секретным, что объяснить что-либо израильтянка отказалась. Что-то тут не стыковалось.

Конечно, можно использовать дипломатические каналы, но время идет, шансы убийц возрастают; "план Далет", не исключено, вот-вот будет осуществлен, а "фирма" так и не знает, когда, где и как это произойдет. Кстати, почему ему пришла в голову мысль об ужине? И что она имела в виду, прося его домашний адрес?

Карл Хамильтон вошел к Нэслюнду, даже не постучавшись. Нэслюнд, говоривший по телефону, сделал ему жест, означавший нечто среднее между "катись к черту" и "садись". Карл предпочел второе и сел. Телефонный разговор касался сегодняшних событий, но человек на другом конце провода явно был не из "фирмы", поскольку время от времени Нэслюнд повторял: "Я не это имел в виду", "Именно так и нельзя толковать это", "Да-да, примерно что-то в этом роде" и так далее. Значит, он говорил с журналистом. Карл демонстративно посмотрел на часы, и Нэслюнд, которому уже надоели объяснения, извинился: ему, мол, надо на очень важное совещание, но позже он позвонит.