А материальной-то сущности цепляться стало не за что! Вот и рухнула…

— Говорили: поможет… — проскулила потерпевшая.

— Будь дом поновей, помогло бы, — утешил Глеб. — Обычно астралу освящение только на пользу. — Вздохнул, развел руками. — Ну не тот случай, хозяюшка… Потолок-то ваш отрицательной энергетикой сплошь изъеден — можно сказать, на ней одной и держался. Вот поэтому, прежде чем зло изгонять, — поучительно добавил он, — еще посмотреть надо: а ну как без него все вразнос пойдет? Примеров-то — уйма! Боролись с дедовщиной — развалили армию, боролись с криминалом — развалили Россию, Это ж все равно как стержень вынуть…

— И что теперь? — заранее кривясь, спросила страдалица. Портнягин посмотрел на нее с участием.

— Ремонтировать надо…

Пересекая двор, ученик чародея отметил, что скорбного мурла на краю крыши уже не наблюдается. Никто не цепенел в укоризненной позе и не изображал собой печную трубу.

— Ну и чего они приходили? — полюбопытствовал Глеб, прикрывая за собой входную дверь.

Старый колдун Ефрем Нехорошев в халате и шлепанцах горбился на табурете у стола, нацелив крючковатый нос прямиком в граненый стакан, наполненный до половины чем-то прозрачным. Глеб даже испугался на миг, что расстроенный посещением контрразведки учитель махнул рукой на принципы и решил запить в неурочный день. Но нет, приглядевшись, Портнягин с облегчением заметил в прозрачной жидкости нечто желтое. Стало быть, не спиртное было в стакане. Разбавлять чем-либо водку старый колдун почитал святотатством.

Под столом у самых шлепанцев чародея оскорбленно вылизывался серо-белый котяра Калиостро.

Кудесник прервал созерцание, покосился на ученика.

— Чего приходили, говоришь? — вяло переспросил он. — Сам же слышал: порчу снять. Да и поболтать заодно…

— Знакомый?

— Кто?

— Ну, приходил который…

— Капитан-то? Откуда!

— С чего тогда взял, что капитан?

— А. то не видно, что ли?

Портнягин с упреком посмотрел на учителя. Вреднющий все-таки норов у старикашки. Хлебом не корми — дай голову поморочить!

— Кстати, и о тебе спрашивали, — скрипуче добавил Ефрем. — Перед крытым рынком вчера стоял?

— Стоял, — с недоумением признался Глеб.

— Головой качал?

— Ну, допустим…

— Допустим! — вспылил кудесник. — Соображать надо, что делаешь! А ну как не дай Бог рухнет завтра? На кого свалят, а?

Покряхтел и снова уставился с недовольным видом в граненую посудину. Рядом на газетке лежала раздавленная яичная скорлупа. А в стакане, надо полагать, плавал желток. Портнягин успокоился окончательно.

— Назначен к нам из Суслова, — покашливая, хмуро известил Ефрем, — генерал Пехотинцев.

— Знаю, — равнодушно отозвался Глеб. — В газете читал. Колдун недовольно пожевал губами.

— Политическую карьеру ладит…

— Тоже знаю…

— И что затевает — знаешь?

— Охоту на ведьм? — усмехнувшись, предположил Глеб. Кудесник насупился.

— Не на ведьм, Глебушка. Не на ведьм. А на нас с тобой. Так-то вот…

— Не по-онял!

— Крайний нужен, — с досадой пояснил Ефрем. — Лиц московской национальности в Баклужино, почитай, уже не осталось, а крыши как падали, так и падают! Тротуары уползти норовят! Сразу всех колдунов обвинить — кишка слаба. Значит, на кого-то одного спихнуть надо. А мы с тобой люди тихие, в политику не лезем, никто за нас в случае чего не вступится…

— Думаешь, никто?

— А вот помяни мои слова! Еще и порадуются втихомолку…

— Такой и статьи-то нет, — тонко заметил знающий Портнягин. — За колдовство.

— Еще бы тебе на каждый чих по статье писано было! — фыркнул кудесник. — Статей не напасешься! Сажают-то — как? Гангстера — за неуплату налогов, матерщинника — за разглашение государственной тайны. Глядишь, и нам какую-нибудь статью подберут…

— Что шьют? — прямо спросил Глеб. — Тротуары?

— Тротуары… — передразнил колдун. — А зыбучие бетоны не хочешь?

Секунду Портнягин стоял неподвижно, сведя губы в бублик, словно собираясь присвистнуть. Трудно сказать, много ли сведений выцедил из Ефрема порченый капитан, но можно было побиться об заклад, что сам Ефрем выцедил из капитана куда больше. Знать бы еще, каким образом…

Глеб приблизился к столу, машинально заглянул в стакан. Методика собирания негативной энергетики на сырое куриное яйцо была неплохо изучена юным чародеем- Сажаем порченого на стул лицом в иконы и с молитовкой начинаем катать яйцо вокруг головы по часовой стрелке, потом без отрыва спускаемся спиралькой вдоль хребта, поскольку порча, как известно, больше всего любит наматываться на позвоночный столб, после чего перебираемся на руки, на ноги. Затем, опять же с молитовкой и осторожненько, чтобы, Боже упаси, не поранить желток, бьем яйцо, выпускаем его в стакан с водой, а там смотрим, что получилось.

— Хм… — озадаченно сказал Портнягин.

Обычно после сбора негатива желток идет в пупырышку, появляются так называемые «черви», а хитросплетение нитей белка образует либо подобие гроба, либо церкви с крестом. В данном случае ничего похожего не наблюдалось.

— Да порчи-то, сам понимаешь, не было никакой, — видя недоумение ученика, нехотя пояснил старый колдун. — Это я у него с башки информацию яйцом скатал…

Глеб оторопело воззрился на учителя. Нет, до таких высот ремесла еще, конечно, ползти и ползти. Повторно — теперь уже с умыслом

— Портнягин заглянул в стакан, но, разумеется, ни генерала контрразведки, ни коварных его замыслов так и не узрел.

Обычное дело: только-только покажется; будто вы уже с наставником на равных, как вдруг он такое отчинит, что затоскуешь и поймешь, насколько ты далек от идеала.

— Плохи наши дела, Глебушка, — уныло признал старый чародей.

— Сильно плохи. Ну да ладно, придумаем что-нибудь. А ты поди пока желток в унитаз выплесни. Какие слова при этом говорить — помнишь?

— Проверь! — вскинулся обидчивый Глеб.

— Не надо, — буркнул колдун, но все-таки опять не удержался: — Только руки, слышь, не забудь по локоть вымыть, — сварливо добавил он. — Холодной водой. А то не дай Бог нацепляешь всякого. Информация, она ведь иной раз хуже порчи…

— А крестили его как? Порченого…

— Капитана-то? — Колдун сунулся носом в стакан, всмотрелся. — Лавром крестили…

«Именем Господа нашего Иисуса Христа, приказываю тебе, сатана, — выливая желток в унитаз, бормотал Глеб. — Уйди прочь со своими бесами и духами от раба Божьего Лавра, аминь…»

Затем повернулся к раковине и ополоснул посудину, продолжая бормотать: «Мою я не стакан, а раба Божьего Лавра от его болезней, неприятностей, испуга, переполоха, призора, злого разговора. Как этот стакан чист, так и раб Божий Лавр…» — ну и так далее.

Разделавшись с жидким носителем информации, Портнягин переступил порожек тесного совмещенного санузла, однако вовремя спохватился и, вернувшись, тщательно вымыл руки по локоть. Холодной водой. Тем более что другой и не было.

— Много там еще у тебя вызовов? — угрюмо осведомился Ефрем, дождавшись возвращения Глеба.

— Два, — сказал тот. — А поговорить ты со мной обо всем этом не хочешь?

Кудесник нахохлился.

— Чего там говорить-то? — буркнул он. — Расстраиваться только…

В задумчивости Портнягин вышел со двора и двинулся в направлении площади Жанны Д'Арк, хотя оба оставшихся на сегодня клиента проживали — один на Божемойке, второй и вовсе на Лысой горе. «Подождут», — поколебавшись, решил Глеб и, миновав памятник жертвам инквизиции, направился к «Старому барабашке».

Навстречу попалась группа бритоголовых подростков: пара славян, кавказец и мулат. Юные расисты подозрительно взглянули на рослого прохожего и с недовольным видом расступились, пропуская. Во-первых, ясно было, что с таким лучше не связываться, во-вторых, охотились они в основном за лицами московской национальности, легко опознаваемыми по более упитанному выражению и общей наглости черт.