Мысль о Порфире заставила ее улыбнуться. Свифт же, приняв это за приветствие, в ответ просиял от радости.

Он предложил ей ленч в Сан-Франциско: мол, на служебном вертолете они домчат туда в момент. Она отказалась, настояв на том, чтобы приготовить ему миску чудного швейцарского супа и разморозить в микроволновке кубик ржаной водки.

Глядя, как Хилтон ест, Энджи задумалась о его сексуальной жизни. Несмотря на то что ему было далеко за тридцать, продюсер производил впечатление мальчика-вундеркинда, не достигшего половой зрелости. Возникавшие время от времени слухи приписывали ему по очереди все возможные из известных сексуальных наклонностей и еще несколько, которые, по ее мнению, существовали лишь в воображении сплетников. Все это казалось Энджи маловероятным. Она знала Свифта с тех пор, как попала в “Сенснет”. Когда она появилась, он уже успел упрочить свое положение в верхних эшелонах производства, был одним из воротил в команде Тэлли Ишэм. Естественно, что "такой человек не мог не проявить профессиональный интерес к дебютантке. Если вдуматься, то это, пожалуй, Легба подсунул ее продюсеру: взлет его карьеры был слишком уж очевиден, хотя сама она тогда, наверное, могла и не понимать этого, оглушенная блеском и постоянной сменой статистов и декораций на подмостках “Сенснета”.

Бобби, который тут же решил, что ему этот человек не нравится, ощетинился врожденной враждебностью барритаунца по отношению к любой власти. Но ему удавалось это скрывать ради ее карьеры. Свифт же встретил их разрыв и отъезд Бобби с явным облегчением.

– Хилтон, – сказала Энджи, наливая ему чашку чая на травах, который он предпочитал кофе, – что может задерживать Робина в Лондоне?

Свифт поднял глаза от дымящейся чашки.

– Думаю, что-то личное. Может, нашел себе нового друга.

Для Хилтона Бобби всегда был “другом” Энджи. “Друзья” же Робина имели тенденцию оказываться молодыми атлетами. Сглаженные эротические эпизоды в их стимах с Робином монтировались из дополнительного метража, подготовленного Континьюити, который потом основательно обрабатывали Рэбел и его команда по спецэффектам. Энджи вдруг вспомнила ночь, которую они с Робином провели вместе в каком-то доме на южном побережье Мадагаскара, его пассивность и его терпение, ветер, бьющийся в стену дома. Это была первая и последняя их попытка, и Энджи подозревала, что Робин просто боится, что физическая близость развеет иллюзию, которую с таким совершенством проецировал стим.

– Как он отнесся к моему решению лечиться? Он тебе что-нибудь говорил, Хилтон?

– Думаю, он в восторге.

– А мне передали, будто он рассказывает всем и каждому, что я сумасшедшая.

Хилтон закатал рукава полосатой рубашки и распустил галстук.

– Да у Робина даже в мыслях такого не может быть, не то что на языке. Я знаю, как высоко он тебя ценит. А слухи, они и есть слухи. У нас в “Сенснете”...

– Хилтон, где Бобби?

Взгляд его карих глаз будто остановился.

– А разве с этим не покончено, Энджи?

– Хилтон, ты знаешь. Ты должен знать. Тебе положено знать такие вещи. Скажи мне.

– Мы его потеряли.

– Потеряли?

– Его потеряла служба безопасности. Ты права, конечно: после того как он тебя оставил, за ним, насколько это было возможно, велось тщательное наблюдение. Он вернулся к прежнему образу жизни, – сказал Свифт с оттенком удовлетворения.

– И что же это за образ?

– Я никогда не спрашивал, что вас свело, – ответил продюсер. – Естественно, служба безопасности провела расследование в отношении вас обоих. Он был мелким преступником.

Энджи рассмеялась:

– Он даже на такое не тянул...

– Для человека ниоткуда, Энджи, у тебя были исключительно ловкие агенты, настоящие профессионалы. Тебе ведь известно, что ключевым условием твоего контракта было включение в команду Бобби Ньюмарка.

– Бывали и более странные условия, Хилтон.

– И он получал оклад, как твой... компаньон.

– Мой друг.

Неужто Свифт действительно покраснел? Он отвел глаза и уставился на свои руки.

– Оставив тебя, он уехал в Мексику, точнее – в Мехико-Сити. Естественно, служба безопасности отслеживала все его передвижения. Мы не любим терять из виду тех, кто слишком много знает о личной жизни наших звезд. Мехико... там все очень запутано... Мы точно знаем, что он, судя по всему, пытался вернуться к своей предыдущей... карьере.

– Делать деньги на информации, мошенничать через киберпространство?

Он снова поднял на нее глаза.

– Он встречался с кое-какими людьми, промышляющими в этой области, известными преступниками.

– И?.. Продолжай.

– Потом он... словно растворился. Исчез. Ты хоть как-то представляешь себе, что такое Мехико-Сити для тех, кто соскользнул за черту бедности?

– А он нуждался?

– Он стал наркоманом. Согласно самым надежным нашим источникам.

– Наркоманом? И что же он потреблял?

– Я не знаю.

– Континьюити!

Хилтон едва не пролил чай.

– Здравствуй, Энджи.

– Бобби, Континьюити. Бобби Ньюмарк, мой друг, – глядя в упор на Свифта. – Он уехал в Мехико-Сити. Хилтон говорит, что он там подсел на что-то. Наркотик, Континьюити?

– Извини, Энджи. Это засекреченная информация.

– Хилтон!

– Континьюити, – начал было тот, но закашлялся.

– Здравствуй, Хилтон.

– Служебный канал, Континьюити. У век имеется такая информация?

– Источники службы безопасности описывают пристрастие Ньюмарка как нейроэлектронное.

– Не понимаю.

– Что-то вроде, гм-м, “проводочков в голове”, – предположил Свифт.

Энджи внезапно захотелось рассказать Свифту, как она нашла наркотики и движок.

Тише, дитя, спокойнее. Голова наполнилась пчелиным гудением... давление изнутри.

– Энджи? Что с тобой? – Он приподнялся со стула, протягивая к ней руку.

– Ничего. Я... расстроена. Извини. Просто нервы. Ты тут ни при чем. Я собиралась рассказать тебе, что нашла киберпространственную деку Бобби. Но ведь ты уже об этом знаешь, правда?

– Может, тебе что-нибудь принести? Воды?

– Нет, спасибо, но если ты не возражаешь, я ненадолго прилягу. У меня есть кое-какие идеи насчет съемок на орбите, так что мне бы хотелось твоего совета по...

– Конечно, конечно. Подремли, а я пока пойду погуляю по пляжу, мы поговорим потом.

Она наблюдала за ним из окна спальни, смотрела, как коричневая фигурка, делаясь все меньше и меньше, удаляется в направлении Колонии, сопровождаемая маленьким терпеливым “дорнье”.

На пустом пляже он казался ребенком и выглядел таким же потерянным, какой я она себя чувствовала.

Когда поднялось солнце – электричества все еще не было, – чердак Джентри залил утренний свет. Зимнее солнце смягчило очертания консолей и проекционного стола, выявило фактуру корешков старинных книг, заполнявших прогнувшиеся фанерные полки вдоль западной стены. Джентри, не переставая говорить, мерил шагами чердак, петушиный хвост светлых волос подскакивал всякий раз, когда он резко разворачивался на каблуках своих черных ботинок. Возбуждение Джентри, похоже, успешно противостояло остаточному действию Черриных снотворных дермов. Сама Черри сидела на краю кровати, наблюдая за ковбоем, и время от времени бросала осторожные взгляды на показатели датчика зарядки батарей, укрепленного на краю носилок. Слик пристроился на колченогом стуле, который он раскопал где-то на Пустоши. Импровизированная набивка из скомканной рваной одежды была обтянута прозрачной пленкой.

К облегчению Слика, Джентри на этот раз опустил привычную белиберду по поводу Образа и прямиком окунулся в свою теорию об “алефе”. Как всегда, стоило Джентри завестись, он использовал такие слова и конструкции, что Слик лишь с большим трудом понимал, о чем идет речь, но он по опыту знал, что ковбоя лучше не прерывать. Фокус состоял в том, чтобы выловить из общего потока фраз подобие смысла, пропуская непонятные куски.