– Сесть на это?

Больше в парке Уэно они никого не видели, хотя и скакали какое-то время в сторону зеленой стены, постепенно приобретавшей черты очень не японского леса.

– Но мы же должны быть в Токио, – запротестовала Кумико, когда они въехали в лес.

– Здесь все обрывками, – сказал Колин, – хотя вполне могу представить, что если поискать, то отыщется и какой-нибудь Токио. Однако, думается, я знаю точку выхода...

Тут он стал рассказывать ей о 3-Джейн, о Салли, об Анджеле Митчелл. И все это было очень странным.

На дальней стороне леса деревья казались просто огромными. Наконец они выехали на поле, заросшее высокой травой и полевыми цветами.

– Смотрите, – сказала Кумико, увидев сквозь ветви высокий серый дом.

– Да, – отозвался Колин, – оригинал находится где-то на окраине Парижа. Но мы почти на месте. Я имею в виду точку выхода...

– Колин! Ты видел? Женщина. Вон там...

– Да, – сказал он, не давая себе труда повернуть голову, – Анджела Митчелл...

– Правда? Она здесь?

– Нет, – ответил он, – пока еще нет. И тут Кумико увидела планеры. Очаровательные, похожие на стрекоз конструкции подрагивали на ветру.

–– Вам туда, – сказал Колин. – Тик отвезет тебя назад на одном из...

– Да ни за что, – запротестовал сзади Тик.

– Это ведь очень просто. Как будто работаешь с декой. Что в данном случае одно и то же...

С Маргейт-роуд прилетели раскаты смеха и пьяные голоса, за которыми последовал звон бутылки, разбившейся о кирпичную стену.

Зажмурив глаза, Кумико неподвижно сидела в кресле и вспоминала, как планер взмыл в голубое небо и... и что-то еще.

Зазвонил телефон.

Глаза девочки тут же распахнулись.

Выпрыгнув из кресла, она промчалась мимо Тика, оглядела стеллажи с оборудованием в поисках телефона. Нашла его наконец и...

– Домосед, а, домосед, – сказала Салли издалека; ее голос пробивался сквозь мягкий прибой статики, – что там у вас, черт возьми, происходит? Тик? С тобой все в порядке, приятель?

– Салли! Салли, где ты?

– В Нью-Джерси. Эй. Детка? Детка, что происходит?

– Я не вижу тебя, Салли! Экран пустой!

– Я звоню из автомата. Из Нью-Джерси. Что у вас случилось?

– Мне столько нужно тебе рассказать...

– Давай, – сказала Салли, – это ведь моя монетка.

Из высокого окна в дальнем конце чердака было хорошо видно, как горит ховер. Тут до Слика донесся все тот же многократно усиленный голос:

– Вы думаете, это чертовски весело, а? Ха-ха-ха, и мы того же мнения! Мы думаем: в вас, ребята, просто тонны сраного веселья, так что давайте теперь повеселимся вместе!

Ничего не видно, только пламя над ховером.

– Мы просто уйдем, – сказала Черри у него за спиной, – возьмем воду, какую-нибудь еду, если она у вас есть. – Глаза у нее были красные, лицо залито слезами, но голос звучал спокойно. Слишком спокойно, на взгляд Слика. – Давай, Слик, что нам еще остается?

Слик обернулся к Джентри, ссутулившемуся на своем стуле перед проекционным столом. Сжимая руками виски, тот вглядывался в белую колонну, вздымающуюся посреди привычной радужной путаницы киберпространства Муравейника. С тех пор как они вернулись на чердак, Джентри ни разу не пошевелился, даже слова не произнес. Каблук левого ботинка Слика оставлял на полу нечеткие темные следы – кровь Пташки; он наступил в лужу, когда они пробирались через цех Фабрики.

– Не смог сдвинуть с места остальных, – сказал вдруг Джентри, глядя на лежащий у него на коленях пульт дистанционного управления.

– Просто у каждого свой пульт, – ответил Слик.

– Пора спросить совета у Графа, – сказал Джентри, бросая пульт Слику.

– Я туда не пойду, – ответил Слик. – Иди сам.

– Нет необходимости, – отозвался Джентри, набирая что-то на встроенной в верстак клавиатуре. На мониторе возникло лицо Бобби Графа.

Глаза Черри широко распахнулись.

– Да скажите же ему, – начала она, – что ему скоро хана. Так и будет, если его не отсоединить от матрицы и не отправить прямиком в реанимацию. Он умирает.

Лицо Бобби на мониторе застыло. За его спиной резко обозначился фон: шея чугунного оленя, высокая трава с пятнами белых цветов, толстые стволы старых деревьев.

– Слышишь, ты, сукин сын? – заорала Черри. – Ты умираешь! В легких у тебя все больше и больше жидкости, кишечник не работает, сердце летит ко всем чертям... От одного твоего вида меня блевать тянет.

– Джентри, – сказал Бобби; его голос из крохотного динамика в боковой панели монитора был едва слышен, – я не знаю, какой тут у вас расклад, ребята, но я организовал небольшую диверсию.

– Мы так и не проверили мотоцикл. – Черри обняла Слика за плечи. – Даже не пошли посмотреть. Может, он на ходу.

– Что это значит – “организовал небольшую диверсию”? – освобождаясь от ее рук, спросил Слик и уставился в монитор.

– Я еще работаю над этим. Я ввел новый маршрут в программу автоматического грузовоза “Борг-Уорд”, который недавно вылетел из Ньюарка.

Слик оторвался от Черри.

– Ну что ты сидишь, сделай хоть что-нибудь! – заорал он Джентри.

Тот поднял глаза, но в ответ лишь медленно покачал головой. Слик почувствовал первые признаки приближающегося синдрома Корсакова – отшелушиваясь, теряли очертания и исчезали крохотные частички памяти.

– Он не хочет никуда идти, – ответил за ковбоя Бобби. – Он нашел Образ. А теперь просто хочет посмотреть, во что все это выльется. Каков будет конец. Есть люди, которые едут к вам. В некотором смысле друзья. Они освободят вас от “алефа”. А я пока по возможности займусь этими сукиньми детьми.

– Не собираюсь я тут торчать, чтобы смотреть, как ты подыхаешь! – взвыла Черри.

– А тебя никто и не просит. Мой вам совет – выбирайтесь отсюда. Дайте мне двадцать минут, и я отвлеку их от вас.

Никогда еще Фабрика не казалась такой пустой.

Пташка лежит где-то в цеху у стены. Слик не переставал думать о спутанном ожерелье из ремешков и косточек у него на груди: перышки и разнокалиберные ржавые часики – все давно стоят, все показывают разное время... Дурацкое захолустное дерьмо. Но Пташки больше нет. “Пожалуй, и меня скоро не будет”, – подумал он, ведя Черри по шаткой лестнице. Все не так, как раньше. И нет времени вывезти автоматы – во всяком случае, без платформы и чьей-нибудь помощи не обойтись; он уже решил, что если уйдет, то сюда больше не вернется. Фабрике и так уже никогда не стать прежней.

Черри несла пластиковую канистру с четырьмя литрами фильтрованной воды, сетку с нечищеным арахисом и пятью упаковками сухого супа “Биг-Гинза” – это было все, что ей удалось разыскать на кухне. У Слика было два спальных мешка, фонарик и молоток.

Кругом было тихо, только ветер гремел рифленым металлом и шаркали по бетону их башмаки.

Слик и сам в точности не знал, куда он пойдет. Думал, что отведет Черри до фермы Марви и оставит ее там. Сам же, наверное, вернется, чтобы посмотреть, что случилось с Джентри. А она через день-другой найдет кого-нибудь, кто подвезет ее до любого городка Ржавого Пояса. Сама она, правда, про это еще не знает. Единственное, о чем она способна сейчас думать, – как отсюда убраться. Ее, похоже, одинаково пугала перспектива увидеть как смерть Бобби Графа, так и тех людей, что окружили Фабрику. Но Слик ясно видел, что Бобби все равно нет дела до того, умрет он или нет. Возможно, Бобби решил, что он просто останется в “алефе”, как и 3-Джейн. Или ему вообще на все наплевать; бывает, что с ума сходят и так.

Если он собирается уходить насовсем, думал Слик, свободной рукой направляя Черри через темноту, нужно бы пойти глянуть на прощание на Судью, на Ведьму, на Трупожора, на обоих Следователей. Правда, тогда ему придется сначала вывести Черри, потом вернуться... Но даже думая об этом, он знал, что это бессмысленно, что нет времени, что ее в любом случае нужно вывести...