Еще один из братьев Васнецовых — Петр стал агрономом. А двое других, Виктор и Аполлинарий, останутся навсегда в первом ряду русской живописи. Покидая родной край, кто-то из вятичей ехал, как Покрышкины, на восток, в Сибирь, кто-то, как Васнецовы, — на запад, покорять Петербург и Москву.

О картинах, образе мыслей, пристрастиях, домах художников Васнецовых можно сказать — здесь русский дух, здесь Русью пахнет... Виктор Михайлович и жил в Москве особо, в построенном на земле подворья Троице-Сергиевой лавры деревянном доме, соединявшем в своей конструкции и крестьянскую избу, и княжеский терем.

Братья-художники появились в искусстве, когда в Европе, да и в России все более популярным становится декадентство, этот, по определению А. М. Васнецова, «элегантный и подчас заманчивый цветок с подозрительным трупным запахом разложения». У Аполлинария Михайловича, пристально наблюдавшего в долгих поездках художественные столицы Европы, вызывали отвращение уже господствующие там циничные «приемы аферы и рекламы». Васнецовы же пришли из Вятки как посланцы древней Святой Руси. Аполлинарий завоевал широкую известность полотнами «Тайга на Урале. Синяя гора», «Кама», «Горное озеро. Урал». Эпические пейзажи Урала, напоминавшие Вятский край, были особенно близки художнику. Он, как говорили знатоки и ценители, показывал среду, где могли жить такие исполины, как Илья Муромец, Иван Сусанин. Кстати говоря, М. К. Покрышкина вспоминала, что среди пейзажей друга их семьи художника В. В. Мешкова Александру Ивановичу особенно нравился «Сказ об Урале» — гористый таежный простор, суровая цветовая гамма, много неба и воли... А ведь одним из учителей Василия Васильевича Мешкова был именно А. М. Васнецов!

Особенно мощное воздействие на отечественное искусство оказал Виктор Михайлович Васнецов. Для многих он стал любимым художником детства, творцом живописного мира былин и сказок.

На винтовой лестнице, ведущей наверх, в его мастерскую, можно видеть шлем, кольчугу, щит, меч и секиру русского воина, подаренные художнику сотрудниками Исторического музея.

Уже из XXI века становятся зримы в живописи I). М. Васнецова не только древнерусские былинные мотивы, но и пророчества веку двадцатому, веку небывалых потрясений и битв.

«Один в поле воин». К этой картине отнесены строки В. А. Гиляровского:

Эти слова вполне можно применить к описанию вылетов на разведку капитана Александра Покрышкина в дни отчаянной осени 1941 года. Ненаписанную повесть о тех тяжелейших вылетах летчик хотел назвать «Один во вражьем небе»...

«Битва Ивана-царевича с трехглавым Змеем». На этом не так часто публикуемом в репродукциях полотне на лице богатыря еще не видно победного торжества, перелома еще нет, закат багров, белеют на камнях черепа погибших, застыла в ожидании участи царевна...

«Ковер-самолет». Царевич с суженой в стремительном полете над русскими дебрями. Тонкая нежность, поэзия и в красных облаках, и в соединении рук влюбленной пары. Наверно, картина вполне может быть иллюстрацией полета Александра и Марии Покрышкиных на У-2 весной 1944-то, когда наконец соединились их судьбы, и летчик, уже майор и дважды Герой, доставил молодую жену в родной полк.

«Витязь на распутье». Уже постаревший богатырь вглядывается в слова на вещем камне. Но ничто не сулит легких путей... Вечереет. Черной тенью реет ворон над пустынным полем, где лежат лишь человечий и конский черепа среди поросших мхом валунов.

Гениальное стихотворение написал А. А. Блок после того, как увидел полотна В. М. Васнецова «Гамаюн» и «Сирин и Алконост» (по древнерусским поверьям — сказочные птицы с человеческими лицами) на персональной выставке живописца в Академии художеств, в феврале 1899 года. Эти стихи можно ставить эпиграфом к истории грядущего века.

...Предвечным ужасом объят, Прекрасный лик горит любовью, Но вещей правдою звучат Уста, запекшиеся кровью!..

Трагедия России, революционное столкновение отразилось в 1905 году и в отношениях братьев-художников. Аполлинарий Михайлович был демократом, жертвовал средства в Московский комитет РСДРП на памятник Борцам за свободу, а Виктор Михайлович состоял в Союзе русского народа, оформлял книгу, посвященную жертвам революционного террора. Года два братья после особенно резкого спора не общались, но потом общее, родовое, в их взглядах взяло верх...

Возможно, речь о Вятке заходила у А. И. Покрышкина в беседах с Вячеславом Михайловичем Молотовым, сподвижником И. В. Сталина, председателем Совета народных комиссаров, наркомом и министром иностранных дел. В 1970–1980-е годы дачи маршала авиации и государственного деятеля находились по соседству в Жуковке. Писатель Ф. И. Чуев, издавший позднее книгу «Сто сорок бесед с Монотовым», описал одну из встреч Молотова с Покрышкиным, которые уважительно относились друг к другу. Как говорил Чуеву Молотов: «Мы вятские, ребята хватские! Отец у меня был приказчиком, конторщиком... А мать — из богатой семьи. Из купеческой... И Рыков, и Киров из Вятской губернии... Мы с Рыковым из одной деревни, два Предсовнаркома и оба заики... Отец — Михаил Прохорович Скрябин. Приезжал ко мне, когда я уже работал в ЦК. По церквам ходил... Не антисоветский, но старых взглядов». Город Нолинск, где четыре класса учился будущий нарком, в 1940– 1957 годах носил название Молотовск.

Писатель В. Крупин называет Вятскую землю исторически наиболее благоприятной из всех земель России. Вятка не знала разрушительных ударов стихии, здесь и сейчас более высокий уровень нравственности, крепче семьи, не тот размах пьянства и других пороков. «Почему так? — задает вопрос писатель и отвечает: — По Вятской земле вот уже 600 нет год из года идет Великорецкий крестный ход. Его называют Вятская Пасха. Он длится как раз неделю, светлую седмицу». Каждый год верующие несут икону святителя Николая на реку Великая. Перед Первой мировой войной шли 24 тысячи православных, в годы хрущевских гонений на церковь — не более 30 богомольцев, шедших по ночам, тайком от милиции. В наши дни этот Крестный ход указом патриарха объявлен общероссийским.

Можно сказать, что образ святителя Николая сопутствует Покрышкиным от переселения из Вятки в город Новониколаевск до последней квартиры маршала авиации в Москве. В ближайшем к его дому на Большой Бронной храме Иоанна Богослова северный придел — святителя Николая. В 1990-е годы храм был восстановлен, сюда приходила помолиться о упокоении души воина Александра Мария Кузьминична Покрышкина...

В заключение рассказа о Васнецовых приведем слова из воспоминаний «Маска и душа» Ф. И. Шаляпина о его друге В. М. Васнецове; «Этот замечательный, оригинальный русский художник родился в Вятской губернии, родине моею отца. Поразительно, каких людей рождают на сухом песке растущие еловые леса Вятки! Выходят из вятских лесов и появляются на удивление изнеженных столиц люди, как бы из самой этой скифской почвы выделанные. Массивные духом, крепкие телом богатыри... Вот эта сухая сила древней закваски жила в обоих Васнецовых».

Видится здесь и Ксения Степановна — мать Александра Ивановича, совершенно неграмотная крестьянка с вятским оканьем в речи. Как обращалась она иногда в разговоре к жен», сына: «Марусенька, пошто эдак-то?» Редкую силу духа передала она так похожему на нее лицом знаменитому сыну. И сын, советский генерал и коммунист, никогда не препятствовал ходить ей, истово верующей, в церковь и держать в московской квартире иконы. Если кто-то из братьев начинал подсмеиваться над матерью, Александр Иванович говорил: «Прекрати! Не смей трогать мать. Она верующий человек, пусть она и будет верующей». Мария Кузьминична вспоминала, как в почти 60-летнем возрасте возвращалась мать с рынка в свою избушку с двумя тяжелыми мешками со свежескошенной травой для кормилицы — коровы Малютки. Запомнили Ксению Степановну люди настойчивой по характеру: раз сказала — все! Больше никакого мнения быть не могло...