Обратный путь трудным был. У меня за плечами доспехи Верного и Лакхи, две головы (да, я не сказал, вторая – того старикашки, что чуть не упокоил меня. Все молодые ребята, а ему лет пятьдесят и ритуальная татуировка над бровями: видная шишка, значит). Седьмой совсем потух, сзади все плетется. Я, конечно, лапу перевязал, но я же не целитель. В общем, мы ночуем чуть ли не на том же месте, где их вечерняя стоянка была. Там как раз родник есть поблизости, но они, дурачье, его не нашли. Впрочем, так бы их и подпустил к воде…

Наутро Седьмой окончательно расхромался. Гружу его Лакхи на спину. А что – Лакхи раза в два тяжелее меня, а он, наоборот, вдвое легче. Вот и считай. Почти как на лошади получается. А Пятый – в порядке, как не было ничего.

Одним словом, к своим мы добираемся лишь следующим вечером. Нас, конечно, уже похоронили, Ребята виснут на мне всем скопом, так что я живо оказываюсь на земле. Даже заплечный мешок снять не дали. Очень трогательная сцена, чуть второй раз не разнюнился. Особенно меня достал Массажист – я месяца три назад у него занимался, когда курс кончал, и время от времени кого-нибудь из псов приводил, если помощь требовалась, но особой дружбы у нас не было (какая дружба – он мне в деды годится). А он, оказывается, больше суток не спал, когда все, кроме нас, вернулись, не ел и молился. Всемогущему.

Головы и отчет, конечно, отнес в Управление – это сразу, в тот же вечер. Потом меня наши в бассейн потащили и драили меня там до темноты: я, как выяснилось, до того устал, что сам даже мочалку держать не могу. Я думал уже завалиться, но Гети и Вигр не ушли, и мы с ними едва ли не всю ночь протрепались. Гети тоже пса потерял, своего Восьмого из средних. Это его первая потеря, а он нас всех моложе на столько же, на сколько я был младше Морни (хватит!) – совсем еще пушистый. Какой там сон! Все нам Восьмого расписывал. Почти до утра утешали мальчика. Я вообще зеленый стал, как листик: третью ночь не сплю. Почему третью – ну, позавчера караулил, а вчера не мог из-за… (хватит, я тебе говорю!)

Нас на этот раз в каком-то роскошном доме поместили. Летняя вилла, наверно, – со внутренним двориком, бассейном, паровой баней и прочими красотами. Выхожу утром и вдруг – топот, лай… Пленных ведут.

Ой, много их, оказывается. Я-то думал, что на этот раз в плен не брали. А конвоируют их курсанты Школы Внутренней Службы. Это они себя так называют, мы их – проще: «стража». Все черные: и стражники-люди, и стражники-псы, только псы еще с рыжими подпалинами. Не люблю я их – ни тех, ни других. Одинаковые они. Сильные они и цепкие они, но все же волчья это работа, не собачья и не человеческая. Соответственно, и мозги у них с вывихом – иных в эту Школу и не берут. Меня раз арестовали, жабы. Ни с того ни с сего – вдруг пес ихний сзади подлетел, сбил с ног, поранил даже. И эти двое тут как тут, руки закручивают. Ну, тут Группа налетела, я ее едва удержал, и то уже после того, как эта троица вдоволь земли наелась. Стоят передо мной бледные-бледные (даже пес, кажется, побледнел). Подозрительным я, видите ли, показался. Испугались, спрашиваешь? Не то слово, там аж запахло кое-чем.

А пленные все идут и идут. Ну, я ничего, я их теперь уже спокойно видеть могу. Не то что сразу после того похода. Когда мы у них повторно Нику отбили, я первым делом сбегал к себе домой, а потом ворвался в лагерь, куда ларских колонистов поместили (из их новой колонии), и резал, резал, пока не полегчало немного. Спасибо Наставнику – прикрыл меня, а то бы недолго и под трибунал. Официальная гуманность, чтоб ее об стенку… Пленных, значит, не положено… Что? Да человек десять в тот раз! Были ли среди них женщины? Были. И из малышни тоже кто-то под руку попал. Нет, тогда я ни о чем таком не думал. У меня вообще в тот день одна мысль была, одно воспоминание: «мама! отец! братики!..»

Ладно. Чего уж теперь бредить. Не я один такой.

Рабство Ближайший Друг отменил сразу после того, как стал Ближайшим Другом, но суть этой отмены, по-моему, никто, включая меня, не понял. Правда, выбор у пленных (а из своих – у осужденных преступников) все-таки сейчас будет: либо строительные работы (чем не рабство?), либо Испытания. Причем средний пленный, если за ним других дел не числится, на строительстве должен пахать пятнадцать лет, а на Испытаниях – пять. Если доживет, в чем сомневаюсь. Но все равно многие согласны, рвутся даже! А что – кормят лучше, издевательств поменьше. Официально их вообще нет, но мало ли чего нет официально… Если, упаси Всемогущий, я бы под трибунал попал, то и сам бы это выбрал.

Ну, дальше все идет как ожидалось. Рассредоточили нас на границе Западного округа (это Оремон, значит, Западным округом сейчас называется… Впрочем, сами виноваты: что ни говори, а Лару они продались). Несем охранную службу, но ночами – стычки с оремонскими бандами, редкие и успешные. Время от времени нас повзводно отзывают и дочитывают курс лекций.

Сейчас как раз практические занятия по тактике – Испытания. Стрелковые, без Групп. Оказывается, специально для Ведущих разработали новый лук-баллисту, легкий и складной, с двойным стременем вместо ворота. Не очень-то дальнобойный, но за триста шагов пробивает щит ларского образца и солдатскую кожаную куртку вместе с ее содержимым. Как всегда, в этом мы удостоверились на добровольцах из пленных.

Рубеж перехода в атаку был тридцать шагов, а не шестьдесят, как обычно, но это нормально: он скорострельней, чем общевойсковой с воротом. Их задача была дойти до этой метки двумя отрядами: глубокой колонной и в рассыпном строю. Ну, оба раза они и не дошли, хотя в рассыпном целиться труднее. Отличное устройство – будь у меня такой, я бы их в первый же день без всякой погони перещелкал. Правда, это опытные образцы…

А между прочим, – вот усовершенствуют лук-баллисту, или ручные огнестрелки появятся, или развалится Империя Лар (ну, это навряд ли), – и что же? Мы все сразу ненужными станем?

Вигр в последнее время странным стал. Нет, это в нем не власть переваривается – он ведь давно сержант и лучшего сержанта я, по правде, не желаю. Это от ума, наверное, – он умный, из образованной семьи, а в Школу попал, как и я. Но много он на себя берет, я его сейчас уже обрывать начал: «Не смей! Не желаю слушать!» Ох, нарвется… А ведь он все-таки мой самый близкий друг, единственный, кому я могу довериться полностью, вплоть до головы. Неужели взрослеем, и пути расходятся? Но цель-то у нас одна? Или нет? Он теперь со здешней молодежью связался, благо в Оремоне «общий» знают (а у нас уже начали забывать, по-никански говорим). Сам я не видел, но ребята рассказывают, что один из них – хиленький такой, головастик, даже к нам сюда приходил. Гети по этому поводу гнусно хихикнул, за что получил от меня в ухо. Я эти намеки отметаю сразу: Вигр не такой человек. А вот как бы он ненароком не сболтнул лишнего… Если кто-нибудь стукнет, могут привлечь по делу «о разглашении»..

Впрочем чушь. Вигру я верю, как себе… больше, чем себе. И думать о друге, «а не выдаст ли он военную тайну» – подло. Иначе это не друг.

Да, я забыл – меня к награде представили, наверное, на днях выдадут. За что, спрашиваешь? Ну, нам не объявят, но должно быть определили, кто эти двое. Могли бы и объявить, кстати, – по крайней мере, мне. Секретность, чтоб ее три раза об стенку…