Мецке сказал что-то шкиперу. Тот подозвал одного из японцев.

Киселев, было задремавший, удивленно открыл левый глаз, быстро посмотрел на мецке, словно услыхал что-то важное, но тут же опять задремал и даже захрапел.

Матросам известно, что Киселев крещеный японец. Он все торчит около мецке и притворяется, что спит. Адмирал не зря послал его с Аввакумовым.

Киселев японец свой, очень товарищеский. Он понял, как мецке сказал шкиперу: «Надо сейчас показать эбису[3], что наблюдение за ними ведется!» Шкипер это же повторил японцу Иосида.

Голый до пояса, с сединой вокруг лысины, маленький и тощий Иосида, словно скелет, затянутый в пергаментный мешок, – кости так и лезли из кожи, – подошел к Ваське, показал на солнце и стал объяснять, что пора сменяться.

Аввакумов распустил пояс и рыгнул.

Сразу же мецке и старшинка вежливо улыбнулись и поклонились ему. У мецке в руках появилась глиняная бутылочка. В толстую рюмку с наперсток он налил сакэ и подал Аввакумову.

Японцы гребли стоя, на каждом весле по двое, лицом к носу. Судно скорости не теряло. Седой полуголый Иосида, сменяя Ваську, несколько раз показал осторожно на люк. Он улыбался, мигал таинственно и кивал своей страшной, похожей на череп голой головой, и черные огоньки его зрачков сверкали из почерневших глубоких глазниц. Васька ему очень нравился, – может быть, таких славных, веселых и добрых людей никогда еще не видел.

Букреев нажал ногой на люк, и крышка приподнялась. В глубине кубрика, среди множества набросанных вещей, чьи-то быстрые руки развязывали мешок с плотничьим инструментом. Это мешок Аввакумова.

Букреев спрыгнул. Человек выскользнул из-под его рук, как ящерица. Васька знал, что у японцев принято шпионить за каждым, но он полагал, что назначенный для этого мецке сидит наверху, курит и пьет сакэ.

На палубе японцы, падая на весла, качались. Им известно, что иностранцев сопровождает мецке и что кроме него на судне есть еще один тайный шпион. Этот мелкий, «местный» шпион должен точно изучить все вещи в мешках у матросов и представить список по начальству.

Он спрятан в одном из шкафов, куда моряки складывают одежду и обувь, соломенные подстилки, на которых спят. Он очень маленький, как земляной паук, похожий на тех, у кого японцы, по легенде, в древности отвоевали острова.

Иосида знает, что он сам теперь на всю жизнь, как цепью к бревну, прикован к тайной полиции. Иосида тоже был среди рыбаков, спасенных русскими. Два года назад и он прибыл с Линденбергом в город Симода. Он, как и все его товарищи, знающие иностранный язык, должен помогать тайным властям. Иосида, как и старшинка, знал по-русски. А старший мецке по-русски не знал. Не понимал по-русски и тайный шпион, спрятанный в трюме.

Торговля с эбису откроется, строгость и надзор вреда не принесут, очень любезно будет принята всякая купеческая компания иностранцев, выгоды нам очень приятны. Русские, как и американцы, сердечно приветствуются. Но каждый, кто имел дело с эбису, на всю жизнь попадал под наблюдение, как будто сам был эбису. И так будет впредь!

«Хотя, может быть, это вранье? – полагал Иосида. – Не хочется верить, что следить будут за тобой всегда».

Шестеро морских солдат эбису теперь поняли, что за ними наблюдает не только приставленный шпион с саблей, который все записывает и улыбается. Есть еще другой, более ужасный, который ползает в глубине судна, как червь, и ускользает, как ящерица...

Васька успел сорвать с себя ремень и пряжкой оттянул метнувшегося в щель человека.

– Крысы у вас! – сказал он, воротясь наверх и застегивая ремень. – Сгрызут весь рис. – Букреев грубо дернул за рукав мецке. – Крыса рис ела... – Матрос кивнул на люк и, растопырив пальцы, показал обеими руками, какого размера крыса.

– О-о! – обмер полицейский.

Ветер подул. Подняли черный знак на парусе – напоминание о вечном покорстве и справедливости. Весла убраны.

– Хороший народ японцы! – сказал Букреев, укладывая голову на скатке шинели, и стал рассказывать, как он, по совету Иосида, достал шпиона пряжкой по спине.

– Все не так, как у людей! – сказал Аввакумов.

Потом Васька вскочил, подошел к Иосида и вдруг хлестнул его ладонью по лысине. Тот задрожал и поклонился.

– Спасибо! – сказал он по-русски.

– А в Симоде есть гора, – говорил Берзинь, вытягиваясь во весь рост на кормовом настиле; узкое, острое лицо его сморщилось от слепящего солнца, – называется «Лежащая Женщина». Эх, хороший городок!

– А сначала было строго! – подтвердил Васька, устраиваясь рядом с товарищем.

– После землетрясения старший лейтенант послал команду на берег, в помощь пострадавшим, а все пошли бардак исправлять, – сказал Аввакумов.

Янка Берзинь вдруг прыснул.

– Велел идти строить городское управление... Да ошиблись, получилось, что попали не в городское управление! Смыто все было начисто, но фундамент остался. Еще так дружно работали.

– Американцам надо сказать, что магарыч с них полагается, – сказал молодой матрос Маточкин.

– Адмирал богомольный, знай себе крестится, старый пень... Он еще удивлялся: почему, мол, Симоду открыли по договору для американцев? Как, мол, они согласились: порт мал да плох. А Симода стоит на оконечности полуострова Идзу. Дойдут моряки до Симоды, и надо ждать в порту перемены ветра. А в Симоде для моряков есть все, что желательно.

– Тут и выворачивай карманы, – заметил Аввакумов.

– А Хэда? – спросил Дементьев.

– Хэда – деревня!

– В Хэде мужики. Значит, темная нищета или кулаки. Там от людей добра не жди.

– Как я ничего не заметил? – сказал молодой матрос.

– Покланяются и зарежут, – флегматично заметил Берзинь.

Он захрапел.

Глядя, как русские дружно залегли, мецке Танака подумал: «Все идет правильно, никаких упущений!»

Иосида подошел к Букрееву, ласково глядя, показал себе на лысину.

– Меня? – спросил он.

– Да, тебя! – ответил Васька.

– За что?

– Доносчику первый кнут!

Аве, старшинка корабля с черным знаком секты Дзэн на парусе, управляя кормовым веслом, думал, что благословение высших сил одинаково обращено ко всем и поэтому он должен стараться для хозяина Ота и заботиться о русских.

Он знал, какие опасности будут подстерегать русских, пока они в Японии. Тайная полиция любит русских и заботится о них. Когда, построив корабль, они счастливо уйдут из чужой страны на родину, то поступят под наблюдение своей собственной полиции. Все произойдет совершенно так же, как с пятью японскими рыбаками, возвратившимися из России.

Молодой матрос с худым лицом глядел вдаль, на сверкающий под солнцем гладкий простор океана.

– Эх, голомянь! – радуясь, как ребенок, воскликнул он.

– Ты что ругаешься? – спросил Дементьев.

– Разве ты по-русски не понимаешь? – недовольно отозвался матросик.

Берзинь во сне почувствовал, как что-то скользит легко и ласково у него на груди, словно пальцы умелого карманщика лезут за пазуху. Он открыл глаза и увидел над собой склоненную голову Иосида.

– Шаусмиги! – сказал он спросонья по-латышски. – Ка азиатиска сея![4]