Но любое слово в защиту дамы, которую сестра считала своей непримиримой соперницей, только разгневало бы ее лишний раз. Алексиус решил прикусить язык ради Джулианы. Это меньшее, что он мог ради нее сделать.

Любуясь им со спины, Белинда механически наматывала кудрявую прядь на палец.

— Так о чем же вы говорили с ней в вестибюле? Гомфри пришлось чуть ли не на руках заносить ее обратно. Мне нужны самые грязные подробности.

Алексиус на миг взглянул на свое отражение, но тут же отвел глаза. Надменный мерзавец, таращившийся на него из зеркала, ему совсем не нравился.

— Белль, у меня ужасно болит голова, а во рту такой вкус, будто я всю ночь слизывал со стен штукатурку. — Не обращая внимания на ее хихиканье, он продолжил: — Я больше не намерен обсуждать леди Джулиану ни с тобой, ни с кем-либо другим.

Камердинер весьма своевременно постучал в дверь, избавив Алексиуса от необходимости продолжать разговор с сестрой.

— Ты получила то, что тебе причиталось, дорогая сестренка. Довольствуйся своей победой.

И Алексиус открыл дверь, положив конец неприятной беседе.

Когда мужчине не дают покоя в собственном доме, он обычно находит прибежище в своем клубе. Помывшись и одевшись, Алексиус выскользнул через черный ход и подозвал извозчика, оставив Белинду понапрасну ожидать его в столовой.

Он даже не знал, что внушало ему большее отвращение: насмешки сестры над униженной леди Джулианой или необходимость закидывать пищу в свой исстрадавшийся желудок. Если бы он остался, то, скорее всего, опозорился бы. Ухабистая дорога до клуба самочувствие его, само собой, не улучшила; не дождавшись, когда они доедут до «Нокса», он приказал извозчику остановиться и выбрался наружу, рассудив, что ему лучше прогуляться.

Идея казалась ему удачной ровно до того момента, как он увидел лорда Кида, шагающего ему навстречу. Джентльмен коснулся полей шляпы и поклонился.

— Добрый день, Синклер. Чудный день для прогулки! — воодушевленно пропел Кид.

Алексиус не впервые задумался, почему сестра жаждала расположения этого человека. Он был далеко не самым красивым и уж точно не самым богатым мужчиной из тех, что когда-либо оказывались в постели Белинды. Характерами они явно не подходили друг другу: барон своей скромностью порой буквально приводил Алексиуса в бешенство, к тому же его мягкотелость никак не вязалась с безжалостностью Белль. И он уж точно не стоил тех мучений, что Алексиус с сестрой причинили Джулиане.

Осознание этого факта до глубины души возмутило Алексиуса. Ему даже захотелось ударить вежливого добряка по лицу, но тот явно пребывал в блаженном неведении, и Алексиус сдержался.

Увы, его самого неведение обошло.

— Позволите присоединиться к вам? — спросил Кид. — Я надеялся поговорить с вами без свидетелей.

— Полагаю, вы хотите побеседовать о моей сестре, — сказал Алексиус после непродолжительного молчания.

Барон неловко поправил галстук и сконфуженно ответил:

— Ну, если честно, я хотел поговорить о леди Джулиане.

Алексиус едва не споткнулся на ровном месте. Не задумываясь, что творит, он остановился как вкопанный и схватил лорда за плечо.

— Я никогда не считал вас безрассудным, Кид. Последнему человеку, который хотел обсудить со мной леди Джулиану, я разбил лицо в кровь.

— Ну что вы! — воскликнул лорд Кид, краснея. Он понял, что ступил на запретную территорию. — Вы имеете в виду лорда Гомфри, да? До меня дошли слухи о вчерашнем инциденте в театре.

«И о вашей ссоре с Джулианой». В этом лорд Кид не признался, но выражение его симпатичного лица сомнений не оставляло. В театре только о том и говорили. Когда барон явился к Белинде, та наверняка позлорадствовала по этому поводу, не сообщив, разумеется, что Алексиус начал ухаживать за леди по ее просьбе. Алексиус хорошо ее знал. Кем бы ни окрестил его Хоп — героем, злодеем, не суть важно, — Белинда не хотела греться в лучах его славы.

Алексиус опустил руку и зашагал дальше, предположив, что Кид последует за ним. И тот поравнялся с ним несколько секунд спустя.

— Вы предложили мне прогуляться, чтобы отругать за рукоприкладство?

Тридцатипятилетнего барона эта версия изрядно удивила.

— Что вы! Вовсе нет. Гомфри ведь подлец из подлецов. Именно об этом я и хотел с вами поговорить. Несколько человек сообщили мне, что он прибыл в театр в сопровождении леди Джулианы и это послужило причиной вашего конфликта.

— Одной из причин.

Кид загадочно взглянул на Алексиуса.

— Простите меня за дерзость, Синклер, но у меня сложилось впечатление, что вы весьма неравнодушны к леди Джулиане.

Алексиус напрягся.

— Был неравнодушен. Весьма.

— Тогда как, черт побери, вы могли оставить ее под попечительством лорда Гомфри? — выпалил барон.

Алексиус дрогнул, как будто его огрели хлыстом. Ведь именно эту картину — Джулиана лежит в постели лорда Гомфри — он и пытался утопить в океане бренди.

— Вас это, по-моему, не должно касаться, но я отвечу: никто не принуждал леди Джулиану идти с ним в театр. Она предпочла остаться с этим ублюдком даже после того, как я предложил сопроводить ее домой.

Барон, нахмурившись, покачал головой, отказываясь верить его словам.

— Нет-нет, этого не может быть.

Алексиусу тоже так раньше казалось. Он, прищурившись, всмотрелся в негодующую физиономию Кида. Тот, судя по всему, переживал не меньше, чем он сам.

— Вы, кажется, огорчены. Наверняка рассчитывали, что, пресытившись мною, она побежит к вам.

Если бы это оказалось правдой, Белинда могла бы пойти и на убийство.

Лорд Кид искренне изумился обвинению — завуалированному, однако тем и опасному.

— Что вы! Я испытываю к леди Джулиане исключительно дружеские чувства, не более. Меня давно и бесповоротно покорила ваша сестра.

Слова его затушили ревность Алексиуса с той же легкостью, с какой вода тушит огонь. И он уж точно не стал бы судить этого человека за покорность Белинде: в конце концов, он тоже покорялся ей.

— Я люблю вашу сестру, Синклер, — признался Кид, пытаясь тайком, с помощью одних косых взглядов, определить реакцию Алексиуса. — Если вы захотите вызвать меня на дуэль, то, уверяю вас, это будет неразумное решение. Я не прошу вашего благословения, как и не прошу руки Белинды. После тех ужасов, что она пережила с Гределлом, ей хочется пожить беспечно, я понимаю.

Алексиус вскинул брови: очень немногие знали о том, что Гределл бил свою жену, и никто не осмелился бы сплетничать о мучениях Белинды — расплата была бы слишком жестокой. Об ужасах, пережитых Белиндой в замужестве, барон мог узнать только от нее самой.

— Вы понимаете Белль лучше многих.

— Я надеюсь, что однажды она все-таки передумает и согласится обвенчаться со мной, — доверительно понизив голос, добавил Кид, — но все же попросил бы вас не разглашать мои планы.

— А какое место в ваших планах занимает леди Джулиана?

Барон прокашлялся, явно теряясь и не зная, что ответить.

— Прежде чем ответить, я хотел бы попросить вас еще об одном одолжении.

— Будьте осторожны, Кид, — предупредил его Алексиус. — У меня есть гадкая привычка требовать уплаты за подобные одолжения.

— Я прошу не только ради себя, но и ради леди Джулианы. Я предаю ее доверие, и мне очень нелегко это делать. — Барон снял шляпу и, явно смутившись, провел пятерней по волосам, а затем водрузил шляпу обратно на макушку. — Вчера вечером Белинда не сказала мне напрямую, какая кошка пробежала между вами с леди Джулианой. Мне оставалось лишь предположить, что ее решение остаться с лордом Гомфри означало прекращение вашей связи.

— Вы хотите спросить, не из-за Гомфри ли мы поругались, так? — Алексиус расхохотался, но хохот его напомнил песий лай. — Уверяю вас, ругались мы довольно громко: наш род никогда не отличался скрытностью в личных делах.

Кид вдруг остановился и посмотрел на своего спутника.

— Тогда, полагаю, мне лучше замолчать. Я восхищаюсь леди Джулианой, я глубоко ее уважаю и не хочу нести ответственность за ее страдания и тяготы.