Граф подошел к столу и извлек из ящика небольшую бутылочку.

— Простите, я совсем забыл об этикете: не желаете портвейна?

В животе у Алексиуса забурлило.

— Я не выпивать с тобой пришел, Гомфри.

— Да? Жаль. — Граф развернулся к нему спиной, чтобы наполнить свой стакан. — Эту бутылку прислали мне из Дору. Напиток исключительного качества.

— Где Джулиана?

Гомфри поднял стакан, чтобы на свет полюбоваться насыщенным цветом его содержимого, а после со вздохом оперся о стол.

— Леди Джулиана… Слова «исключительная» и «качество» в полной мере и ее характеризуют.

Алексиус приблизился к графу.

— Она тебе не бутылка портвейна, Гомфри. И пополнить ею свою коллекцию я тебе не позволю.

— Какая благородная ярость! Услышь кто ваши слова, мог бы заподозрить, что вы в нее влюблены. — Он пригубил портвейна и, глядя на Алексиуса поверх кромки стакана, шутливо погрозил ему пальцем. — Но мы-то оба знаем, что к леди Джулиане вы подбивали клинья с куда более пакостными намерениями, чем я. А это немалое достижение, учитывая, что я ее шантажировал.

Алексиус решил, что с него хватит. Сестра Джулианы рассказала, что Гомфри потребовал Джулиану в качестве оплаты долгов их матери, но он не ожидал, что граф с такой легкостью признается в своей низости. Для того чтобы подойти к нему вплотную, Алексиусу понадобилось сделать всего три больших шага. Сделав эти три шага, он выбил стакан у него из руки и ударил кулаком в живот.

Граф, согнувшись в три погибели, издал жалобный стон. Стакан ударился об оконное стекло, красный, как кровь портвейн расплескался. Алексиус легко представил, как расплескалась бы столь же красная кровь его противника… И он не собирался останавливаться. Согнув ногу в колене, он саданул им Гомфри в лицо; тот отлетел на стол, сметая все на своем пути.

Алексиус отбросил ногой винную бутылку, упавшую ему на ботинок, после чего ухватил неприятеля за лацканы смокинга.

— Приношу извинения за порчу ковра, но мое терпение на пределе. Где Джулиана? Ты что, запер ее в одной из спален?

— Ее здесь нет, Синклер.

— Лжец!

Приподняв графа одной рукой, он ударил его в челюсть, хотя костяшки пальцев еще болели после вчерашней потасовки. Впрочем, Гомфри пострадал сильнее сломанный нос раздулся и увеличился вдвое, по всему лицу пестрели синяки, нижняя губа треснула. А теперь изо рта и из правой ноздри у Гомфри текла кровь.

Алексиус запрыгнул на стол и взгромоздился графу на грудь.

— Я только что был в ее доме и говорил с ее сестрами. Ты не привез ее домой.

Гомфри оскалил зубы, каждый из которых был покрыт замысловатым кровавым узором.

— Слезь с меня, гад, — буркнул граф, тяжело дыша под тяжестью противника. — Я все тебе расскажу.

Смерив графа хладнокровным взглядом, Алексиус не спеша слез с него.

Гомфри привстал, хватаясь за край столешницы. Его бесило то, что человек, которого он всегда презирал, опрокинул его на спину с той же легкостью, с какой повар опрокидывает строптивую черепашку, норовящую сбежать из кастрюли.

— Я, знаешь ли, был настроен ее поиметь.

Вместо того чтобы нанести еще один удар, Алексиус нагнулся и поднял свою смятую шляпу.

— В рамках исполнения долговых обязательств леди Данкомб, — уточнил он.

Граф криво ему усмехнулся и, морщась от боли, осторожно пощупал кровоточащую губу.

— Да, отчасти. Но об удовольствии украсть у тебя любовницу тоже не следует забывать.

Гомфри хихикнул, заметив, как помрачнел Алексиус.

— То, как ты негодовал, когда она прилюдно тебя отвергла, право же, стоило сломанного носа. И потом, какая чудная мне представилась возможность исполнить любой свой каприз, воспользовавшись сладким, хотя и неподатливым телом леди Джулианы! — Гомфри выжидающе на него посмотрел. — Об этом ты, разумеется, знаешь лучше меня.

Алексиус поверить не мог, что Джулиана провела целый вечер с этим подонком и осталась цела и невредима.

— Ты с нею не спал, — сказал он, не пытаясь скрыть свои сомнения.

Гомфри беспомощно развел руками.

— Уверяю тебя, не из благородства души. Я привез леди Джулиану сюда, потому что хотел сполна испить чашу своей победы. И потому что знал: она подчинится мне ради семьи.

— Что же произошло?

— По-прежнему не хочешь выпить? Я вот с удовольствием. — Гомфри, очевидно, чувствовал себя уже лучше, потому что смог подойти к тележке у стены и взять оттуда хрустальный графин. — Не портвейн, конечно, но сгодится.

Он налил себе напиток в стакан.

— Я поцеловал ее, — с блаженной улыбкой вспомнил он. — На вкус она была лучше любого вина, а влажный ее язычок оказался сильней и слаще опиума.

Алексиус не шелохнулся, прижимая кулаки к бедрам. Из-за его гордыни и гневливости и из-за своей собственной абсурдной преданности семье Джулиана очутилась в лапах этого человека, Алексиус ненавидел себя не меньше, чем Гомфри. И мерзавец об этом знал.

— Я хотел ее. Вожделел ее неимоверно, но после нашей стычки в театре я устал, а леди Джулиана мне противилась. — Он прошел мимо Алексиуса и уселся в большое мягкое кресло. — Я отослал ее в спальню подготовиться к моему приходу, а сам пошел раздеться и принять настойку опия — у меня очень болел нос. Настойку я запил несколькими бокалами вина: не хотел отвлекаться от райского наслаждения.

— И Джулиана убежала. — Алексиус живо представил, как дерзновенная леди выбрасывает из окна веревку из связанных простыней и скрывается от шантажиста.

— Это тебе не театр, Синклер. — Гомфри порылся в кармане жилета и выудил оттуда носовой платок, которым тщетно попытался остановить кровотечение. — К сожалению, я не рассчитал дозу и заснул в совершенно неудобной позе в кресле. Проснулся я только утром, от стука в дверь. Это был мой слуга.

Алексиус рассмеялся, но все же не верил, что Джулиане так повезло.

— Да, Джулиана получила отсрочку, и произошло это самым комичным образом, — мрачно подтвердил Гомфри. — Тем не менее она мне принадлежала. И если бы не внезапный визит ее матери и кузена, ты застал бы меня смакующим ее прелести, ведь от вчерашних моих недугов не осталось и следа.

— Они забрали Джулиану? Это на тебя не похоже — с такой легкостью отпустить добычу.

— Ну, я попытался ее удержать, — сказал он, упорно не оставляя разнузданный тон. — Лорд Данкомбский поначалу отказался выплачивать долги своей родственницы, но, видимо, передумал. Они явились ко мне и потребовали отпустить Джулиану в обмен на деньги, в противном случае грозились вызвать констебля.

Лорд Данкомб знал о бесчеловечном уговоре с Гомфри и все равно не помог маркизе и ее дочерям?! После того как он уладит это дело, нужно будет обязательно нанести визит новоиспеченному лорду и объяснить, в чем состоит его долг перед семейством.

— Вот видишь, Синклер: твой широкий жест, призванный реабилитировать тебя в глазах леди Джулианы, обернулся пшиком. — Гомфри выронил окровавленный платок и, опершись о подлокотники, встал с кресла. — Леди вернулась в семью и, что самое главное, по-прежнему презирает тебя за твою лживость. Ты ее потерял.

— Быть может. — Алексиус должен был лично убедиться в том, что Джулиана в безопасности. — Однако у тебя сейчас хватает своих проблем. Мои тебя тревожить не должны.

— Что ты имеешь в виду?

Алексиус нанес графу сокрушительный удар, вернувший его обратно в кресло.

— От меня тебе не откупиться. Я вызываю тебя на дуэль, Гомфри. Мои секунданты в ближайшее время придут к тебе сговориться насчет даты и условий.

Он достал свой носовой платок и швырнул его графу в лицо.

— Скорей бы увидеть, как ты истекаешь кровью.

С этими словами Алексиус вышел из библиотеки, оставив Гомфри на попечение слуги.

Джулианы дома не было.

Из особняка Гомфри Алексиус отправился обратно к Айверсам. Он ожидал, что дворецкий прогонит его, но тот, как ни странно, впустил визитера и велел подождать в прихожей.