Прокоп Вальдфогель — Иоганн Гутенберг?
Имя Прокопа Вальдфогеля стало известно в 1890–1891 гг., когда аббат Анри Реквен опубликовал брошюру и серию статей, посвященных находкам, сделанным им в архиве Авиньона[152]. Этот город на юге Франции знаменит так называемым авиньонским пленением римских пап, продолжавшимся с 1309 по 1377 г.
Из актов, обнаруженных А. Реквеном, следовало, что золотых и серебряных дел мастер из Праги Прокоп Вальдфогель производил в 1444–1446 гг. в Авиньоне какие-то опыты, обозначаемые как «искусство искусственного письма» (ars artificialiter scribendi). В акте от 4 июля 1444 г. Вальдфогель свидетельствует, что он изготовил два алфавита из стали, 48 оловянных форм и другие различные формы для магистра Мано Виталиса, который в ту пору учился в Авиньоне.
Все это, по словам Прокопа, было предназначено для «искусственного письма». Упоминаются в акте «винт из стали», который мог быть частью типографского станка, а также две «железные формы», в которых некоторые исследователи видят словолитный инструмент.
Сохранились и другие документы, свидетельствующие о том, что Вальдфогель обучал желающих новому искусству, взяв с них обязательство никогда и никому об этом не рассказывать. Один из учеников, часовых дел мастер Жирар Феррозе, 4 июля 1444 г. поклялся, что не будет применять перенятое им у Вальдфогеля «искусство письма» ни в Авиньоне, ни где-либо еще в пределах 12 миль от города.
Постепенно круг учеников расширялся. 26 августа 1444 г. Вальдфогель обязался обучить «искусству письма» Жоржа де ла Жардена, доставив ему для этой цели все необходимые инструменты. За это Прокопу был положен гонорар в размере 10 гульденов в первый месяц обучения и по 8 гульденов — в каждый последующий. Ученик обещал никого не посвящать в секреты искусства, не поставив предварительно в известность учителя.
В течение полутора лет документы молчат о Прокопе Вальдфогеле. 10 марта 1446 г. он появляется снова. В этот день Прокоп обязался изготовить для еврея Давена де Кадерусса 27 вырезанных из железа еврейских букв с принадлежащим к этому делу инструментом из дерева, олова и железа. Давен обязался ни одному человеку в мире ни прямо, ни косвенно не сообщать об этом, по крайней мере до тех пор, пока Вальдфогель находится в Авиньоне. Он обещал также никому не рассказывать, кто обучил его таинственному «искусству». Документ от 26 апреля 1446 г. сообщает, что Прокоп получил обратно все то, что он ранее передал Давену, за исключением 48 вырезанных из железа букв. Давен еще раз подтвердил обязательство никому не сообщать о полученных им сведениях как в Авиньоне, так и в окрестностях города на расстоянии в 30 миль от него.
Примерно за полмесяца перед этим Вальдфогель потребовал, чтобы Мано Виталис возвратил ему инструменты для «искусственного письма», сделанные из железа, стали, меди, латуни, свинца, олова и дерева и, в свою очередь, сам вернул ему 12 гульденов. Больше мы о Вальдфогеле ничего не узнаем. Он пропадает из Авиньона. Имя его отныне никогда не встретится в архивной документации ни во Франции, ни в какой-либо другой стране.
Находка Реквена толковалась однозначно: в 1444–1446 гг. Прокол Вальдфогель предпринял в Авиньоне какие-то, пусть примитивные, опыты книгопечатания. Это подрывало приоритет Гутенберга, хотя ни одного оттиска ранней французской печати никогда найдено не было. Патриоты Майнца пытались, правда, объявить «искусство искусственного письма» чем-то вроде каллиграфии. Попытки такие продолжаются и сегодня. Назовем в этой связи недавнюю статью Альфреда Сверка [153].
Скептикам хорошо ответил всемирно известный биограф Гутенберга Алоиз Руппель[154]. Чтобы учиться обычному письму, пускай каллиграфическому, утверждал он, никто не стал бы обращаться к ювелиру, каким был Прокоп Вальдфогель. Кроме того, магистр Мано Виталис и сам, конечно же, умел искусно писать. Гонорар, полученный Вальдфогелем, слишком высок, если речь шла об обычной каллиграфии. Наконец, чтобы учиться красиво писать, нужно иметь умело заточенное перо, чернильницу и писчий материал. Никакие металлические буквы, «формы», «стальной винт», которые упоминаются в актах, для этого не нужны.
Значит, Вальдфогель печатал! Но как же тогда быть с приоритетом Иоганна Гутенберга? Приоритет от этого не страдает, ибо, по мнению Руппеля, «весьма вероятно», что между Гутенбергом и Вальдфогелем были какие-то связи [155].
Историки книгопечатания начали искать такие связи. Выяснили, что Прокоп был еще до 1427 г. изгнан гуситами из Праги. В 1439 г. он приехал в Люцерну, где перед Рождеством получил гражданство, заплатив за это пошлину размером в один гульден. Как раз в это время в Страсбурге происходил процесс между Гутенбергом и братьями Иорге и Клаусом Дритценами. Три года спустя Иорге объявился в Люцерне и завел здесь торговое дело. Он мог встречаться с Вальдфогелем и рассказывать ему об изобретении Гутенберга.
Обнаружились и определенные связи Авиньона со Страсбургом. В документе от 5 апреля 1446 г. упоминается о пребывании в этом городе купца Арбогаста Базиля из Страсбургской диоцезии[156]. В другом авиньонском документе назван ювелир Вальтер Риффе из Страсбурга. Вспомним, что компаньоном Гутенберга одно время был Иоганн Риффе. Родственные отношения обоих Риффе нам неизвестны, но они могли быть и братьями.
Предположить, что Иорге Дритцен или Вальтер Риффе рассказали Вальдфогелю об изобретении и что тот воспользовался полученными сведениями, было бы слишком элементарным решением вопроса. Н. В. Варбанец, размышляя об отношениях Гутенберга и Вальдфогеля, заметила определенный «стереотип поведения» первого в Страсбурге и второго в Авиньоне[157]. И тот и другой заключают похожие договоры на обучение третьих лиц таинственному «искусству», сохраняя за собой право на необходимый для этого инструментарий. И тот и другой требуют от учеников не разглашать преподанные им сведения. И, наконец, самое главное. Пребывание Вальдфогеля в Авиньоне зарегистрировано с июля 1444 по апрель 1446 г. Именно в этот период мы ничего не знаем о местонахождении Гутенберга. В Страсбурге он последний раз упоминается 12 марта 1444 г., а в Майнце первый раз — 17 мая 1448 г.
Отсюда у Н. В. Варбанец возникла соблазнительная мысль о тождестве Гутенберга и Вальдфогеля, которая, впрочем, высказана очень осторожно. Мысль эту можно было бы поддержать, если бы не одно обстоятельство: чем объяснить смену имени и фамильного прозвища? Если Гутенбергу нужно было скрываться, а у нас нет оснований для такого утверждения, он мог бы сделать это в далеком от Страсбурга Авиньоне и не изменяя своего имени. Будем надеяться, что вопрос прояснят новые находки.