Последние годы жизни
В литературе бытуют различные, чаще всего исключающие друг друга версии относительно судьбы Иоганна Гутенберга после процесса 1455 г. По мнению одних исследователей, Иоганн Фуст, выиграв процесс, отобрал у изобретателя и типографию, и весь уже подготовленный к распространению тираж 42-строчной Библии. Гутенберг был морально подавлен, полностью разорен и больше до конца жизни ничего не печатал. Ученики его разбрелись по городам и странам Европы и основали там собственные типографии.
Другие исследователи полагают, что изобретатель, потеряв право на тираж 42-строчной Библии, вышедшей в свет без его имени, а также на устроенное совместно с Фустом крупное предприятие, сохранил сравнительно небольшую собственную мастерскую, в которой печатал то ли издания в старейшем шрифте DK, то ли «Католикон» 1460 г. и издания, набранные шрифтом этой книги.
Кое-кто из ученых отправляет Гутенберга в Бамберг, где он будто бы напечатал 36-строчную Библию, или в Эльтвилль, где он должен был выпустить в свет «Католикон».
Нам представляется, что мнения о финансовом крахе и моральной подавленности изобретателя сильно преувеличены. Традиционный облик новатора, вступающего в непримиримые противоречия с обществом, которое видит в нем то ли колдуна, то ли неудачника, должен быть пересмотрен. Ошибочны и мнения о Гутенберге как об оторванном от практической жизни идеалисте, далеком от меркантильной стороны вопроса. К людям XV в., к их делам и поступкам нужно подходить с мерками того времени. То, что нам кажется предосудительным, в XV в. было нормой поведения. Документы свидетельствуют, что Гутенберг умел считать деньги и знал немало способов зарабатывать их.
Из Хельмаспергеровского нотариального акта явствует, что Фуст требовал от Гутенберга уплаты 2020 гульденов. Изобретатель признал, что долг его составлял лишь 800 гульденов. Решение суда в нотариальном акте изложено туманно. Из текста вовсе не следует, что суд удовлетворил требования заимодавца в полном размере. Если же это все же случилось, то Гутенберг, выплатив Фусту долг, оставался собственником и типографии и всего тиража 42-строчной Библии. Выплатив же Фусту лишь часть суммы, он, следуя своим показаниям на процессе, признавал, что типография является совместным предприятием. В этом случае оборудование и тираж 42-строчной Библии следовало поделить пополам.
Как в первом, так и во втором случае Гутенберг оставался собственником имущества, стоимость которого значительно превышала величину долга. Рудольф Тиль и Пауль Швенке еще в 30-х годах XX в., определяя стоимость 150 бумажных и 35 пергаменных экземпляров Библии в 6570 гульденов, утверждали, что большая часть этих денег перешла к Гутенбергу[202]. К этому следует добавить по крайней мере 200 гульденов, полученных изобретателем в 1454–1455 гг. за печатание одной из кипрских индульгенций. Немалый доход он имел от распространения Донатов, календарей и других «рыночных» изданий, большинство из которых до нас не дошли.
Вспомним, что еще в Страсбурге, проводя самые первые опыты книгопечатания, Гутенберг получал большие суммы от учеников, которых он обучал различным прикладным искусствам. Вступая в товарищество, Дритцен и Хейльман заплатили изобретателю каждый по 80 гульденов. В дальнейшем, когда объем соглашения был расширен, каждый из них довел свой пай до 500 гульденов. Если так было в Страсбурге, то что же сказать про Майнц, когда изобретение Гутенберга было завершено и начало приносить обильные плоды? Ведь знание и умение оставались при мастере. Если он столь успешно реализовал их в Страсбурге, почему он не мог делать это и в Майнце?
Нет никакого сомнения, что в мастерской Гутенберга и после процесса 1455 г. было немало учеников. Приезжали они и из-за границы; вспомним Никола Жансона.
Сторонники традиционной версии о финансовом крахе Гутенберга в качестве доказательства приводят тот факт, что изобретатель, исправно выплачивавший долг Братству св. Фомы в Страсбурге, в 1457 г. неожиданно прекращает это делать. Записи о неуплате долга, сохранившиеся в расчетных книгах монастыря, были в 1841 г. обнаружены и частично опубликованы Шарлем Шмидтом [203]. 10 апреля 1461 г. Братство возбудило против Иоганна Гутенберга и его поручителя Мартина Брехтера иск в имперском суде в Роттвайле[204], требуя ареста неплательщиков и конфискации их имущества. Суд, видимо, не согласился с этим, ибо записи о расходах на повторное возбуждение иска встречаются в книгах Братства вплоть до 1474 г.[205]
Каждый год полагалось платить по 4 фунта динаров, или около 80 шиллингов (2 с небольшим гульдена). Долг был грошовым, Гутенберг конечно же мог уплатить его. Почему он не сделал этого и как избежал ареста? Ответить на эти вопросы пока невозможно.
21 июня 1457 г. Иоганн Гутенберг присутствовал в качестве свидетеля на составлении нотариального акта о том, что некий Петер Шлюсселъ из лежащего неподалеку от Майнца Боденгайма передал Генне Дилю свое имение с лугами и пашнями, поставив условием, чтобы Диль ежегодно передавал майнцскому монастырю св. Виктора 30 мальтеров пшеницы [206]. Мальтер — это мера объема сыпучих тел. В Кёльне в конце XV в. мальтер был равен 16 четвертям, или около 50 л. Составлял акт известный уже нам нотариус Ульрик Хельмаспергер. Тот факт, что Иоганн Гутенберг был привлечен в качестве свидетеля, говорит о его кредитоспособности и благополучии. Банкрота в свидетели не приглашали.
Другой довод сторонников версии о финансовом и моральном крахе Гутенберга: ни на одном из первопечатных изданий нет имени изобретателя. Первая точно датированная печатная книга — роскошная Псалтырь — увидела свет 15 августа 1457 г. В ее колофоне сказано, что она «совершена умением майнцского гражданина Иоганна Фуста и Петера Шеффера из Гернсгейма». Имя действительного изобретателя книгопечатания здесь не указано. Не обнаружим мы его ни в 42-строчной, ни в 36-строчной Библии, ни в многочисленных Донатах и календарях.
Некоторые исследователи считают, что тираж 42-строчной Библии был полностью отобран у Гутенберга Фустом. Так как основную работу над книгой выполнил Гутенберг, Фуст будто бы посовестился указывать на книге свое имя, а изобретателя называть не хотел. Что же касается мелких изданий, то Гутенберг и сам не желал подписывать их. Остается неясным, почему не указано имя типографа на таких объемных и представительных книгах, как 36-строчная Библия и «Католикон» 1460 г.
По мнению Н. В. Варбанец, «после колофона Псалтыри положение Гутенберга стало безвыходным: первое объявление об изобретении сделано, запоздалые притязания, если он не опирался на официальное засвидетельствование, вместо славы принесли бы ему репутацию самозванца» [207].
Рассуждать так — значит переносить в XV в. современные понятия о приоритете и об официальной регистрации изобретений. Между тем патентное право в самом первом приближении появляется лишь в XVI в. Шедевры рукописания большей частью были безымянными. Стремясь к тому, чтобы его издания ничем не отличались — по крайней мере в глазах массового потребителя — от рукописных книг, Гутенберг мог сознательно отказаться от идеи колофона и относиться к этой идее отрицательно. Важность атрибуции того или иного издания определенному типографу, очевидная для инкунабуловедов, для Гутенберга не имела никакой цены. Да и не только для Гутенберга! Вспомним, сколь большое количество изданий XV–XVI вв. является анонимным. Авторский приоритет в ту пору был не более чем фикцией. Альбрехт Дюрер, да и другие граверы свободно копировали сюжеты других мастеров, не опасаясь обвинения в плагиате. Издательские дома Шефферов и Ментелина-Шотта не думали о «репутации самозванца», объявляя своих родоначальников изобретателями книгопечатания.
Вопрос о приоритете и о праве собственности можно перенести и на шрифты. Историки книгопечатания делают далеко идущие выводы из факта принадлежности первопечатных шрифтов тому или иному типографу в последние годы жизни или сразу же после смерти изобретателя. Но ведь Гутенберг мог продать, подарить, уступить те или иные шрифты своим ученикам, оставаясь в то же самое время собственником комплекта пуансонов или матриц. Используя их, можно было в любой момент при сравнительно незначительных затратах изготовить новый комплект шрифта — точно такого же, какой был передан в другие руки.
Все это заставляет нас предположить, что и после процесса 1455 г. Гутенберг продолжал активную типографскую и издательскую деятельность. Если все же говорить о снижении активности, то это можно отнести разве на счет возраста изобретателя, по тем временам вполне солидного: ему было за шестьдесят.
О финансовой недееспособности или моральной подавленности, на наш взгляд, говорить не приходится.
После процесса 1455 г. в свет выходят многочисленные издания, набранные старейшим типографским шрифтом DK: так называемый «Турецкий календарь» на 1455 г., «Кровопускательный и слабительный календарь» на 1457 г., календарь «Цизианус» на 1457 г., «Турецкая булла» папы Каликста III 1456 г., список епархий католической церкви «Провинциале Романум» около 1456 г., Донаты… Этим же, но модифицированным шрифтом набрана знаменитая и очень редкая сейчас 36-строчная Библия.
Шрифт 42-строчной Библии Петер Шеффер стал широко употреблять лишь после смерти Иоганна Гутенберга. Это косвенно доказывает, что шрифт оставался в руках изобретателя. Известно большое количество Донатов, напечатанных этим шрифтом: 13 изданий 33-строчного Доната, 5 изданий 35-строчного, 9 изданий 26-строчного. Лишь в одном из них имеется подпись: «Петрус фон Гернсгейм в городе Майнце». О принадлежности Шефферу некоторых других свидетельствует использование в них инициалов из Псалтыри 1457 г. Большинство других могли быть напечатаны и Иоганном Гутенбергом.