— Да, — молодой участковый с еще большим интересом посмотрел на снимок. В это время дверь отворилась, и вошел Иван Михайлович Рыжов.

— Привет, мужики! — сказал он с порога.

— О, Михалыч, а мы только тебя поминали, — обрадовался Демин. Он, в некотором роде, был учеником Рыжова.

— Чего это вы меня поминали? Опять ругали? — спросил майор, по очереди пожимая всем руки.

— Да нет, Тольку Бочкарева вспомнили, как мы его с тобой тогда его брали.

— Да, мой клиент. А ты отца его помнишь? — спросил он Демина.

— Отца, нет.

— Да, хотя, действительно, откуда! Ты тогда еще в ясли ходил. Семен Семенович, колоритная была личность! Выходил он в пять утра на улицу в одних трусах и майке, и подметал площадь перед пивной. Идет первый автобус, народ еще сонный, шофер тоже. А Семен выходит прямо перед капотом, метров за десять, руку так вперед выставит, голову вниз, останавливает его, и просит закурить. Шофер весь в поту, матерится, но что делать, дает прикурить. Долго он так дурью маялся. А потом Семен так же решил остановить электричку. Вышел на пути метрах за тридцать от локомотива, руку вперед выставил. А там тормозной путь полтора километра. Потом его долго с капота локомотива соскабливали.

— Да, веселая семейка, не людоеды, так уроды, — подвел итог Колодников.

Рыжов же сел за стол и спросил.

— Мысин мне тут характеристику на такого Сомова не оставлял?

— Сомова? — Демин нахмурился, припоминая, но потом отрицательно покачал головой. — Нет, не помню, а что он такое сделал?

— Да ничего, пока. Просто собрался в военное училище, вот и затребовали характеристику с места жительства. А он в нашем районе только неделю живет. А раньше жил в том районе, у Андрюшки, по Киевской.

Демин поискал в столе, поднял стекло и пересмотрел все бумаги под ним.

— Да нету ничего, может, у дежурного оставил?

Демин первый поднялся из-за стола, за ним отправился и Рыжов.

— Слушай, Володь, Мысин для Михалыча никаких документов не оставлял? — спросил Демин у развалившегося на диване Фортуны. Тот оторвался от мутного экрана старенького, еще времен социализма, телевизора, скривил недоумевающую мину, потом замотал головой.

— Не в курсе. Посмотрите, может там, что в бумагах есть?

— Ну, посмотри сам, ты сегодня тут хозяин.

Они перерыли все журналы, все другие неминуемо накапливающиеся бумаги, но ничего похожего на нужную характеристику не нашли.

— Нет ничего, Михалыч, — обратился к участковому Фортуна. Но тот был занят совсем другим. Он вертел в руках коричневое, кожаное портмоне. Это было очень популярное в народе изделие кожгалантереи, после процесса поглощения денег переламывающееся пополам, и потом легко помещающееся в задний карман брюк.

— Это чье такое? — спросил он у «хозяев» дежурки.

— Да вон, орел, сидит, — Фортуна оторвался от мутного экрана социалистического телевизора, и кивнул головой в сторону обезьянника, — по хулиганке проходит.

— Интересно, — лицо Рыжова озарила странная улыбка, слегка перекошенная, но одновременно удивительно счастливая. — Ну-ка, Володь, принеси мне папку из кабинета, а то тут без очков хрен что поймешь.

Фортуна не очень быстро, но сходил в кабинет участковых и принес папку Рыжова. За ним пришел и Колодников, начал звонить кому-то по телефону. Михалыч не торопясь, достал очки, включил настольную лампу, и долго рассматривал тиснение на кожаном боку портмоне. Потом он достал из папки фотографию, и попросил присутствующих.

— Ну-ка, гляньте. Сычев мне пару снимков сделал, сказал, что так я просто это не запомню, с моим маразмом. Мне это кажется, или, это, в самом деле, одно и тоже.

Фортуна и Демин с интересом уставились на кошелек, потом на фотографию.

— Это что еще за буквы? — спросил Демин.

— Это с зажигалки Серова, сына Игоря Владимировича, — пояснил Рыжов.

— Это, которого сегодня хоронят? — поинтересовался Фортуна.

— Ну да. У него все вещи были помечены этими буквами. Как это называется то мо, мо…

— Монограмма? — подсказал Фортуна.

— Ну да! Забываю все. Похоже?

— Один к одному, — согласился Демин.

— Он что, такой крутой мэн был, что у него везде эти монограммы были? — удивился Колодников, рассматривая фотографии.

— Ну да, какой-то там миллионер, да с большими понтами, — подтвердил Рыжов. — Зажигалка и то была позолоченная, с такой же фигней на боку.

Первым вывод сделал Колодников.

— Выходит, наш Куличок в этом деле поучаствовал.

— Ну, раз вы у него отняли, значит так, — согласился Рыжов, стараясь через стекло дежурки рассмотреть лицо сидящего напротив в обезьяннике человека.

— А кто это дело ведет? — спросил Фортуна.

— Юрка Астафьев.

— Юрка?! А чего не прокуратура? — удивился Колодников.

— А они с покойным были хорошие друзья, — пояснил Рыжов, — в одном классе учились, вот Игорь Владимирович и попросил, чтобы тот занялся этим делом.

В прокуратуре еще неизвестно кому оно достанется, а Юрка то точно убийц найдет, он парень дошлый по части извилин. Значит, этот вот с этим портмоне был? — кивнул Рыжов в сторону Кулича.

— Он самый, — подтвердил Фортуна. — Вон, он и акт подписал, что это его кошелек.

— Короче, надо Кулича брать за жопу, — сделал вывод Демин.

— Да, — согласился Андрей, — звони Юрке, пусть подъезжает.

— Хрен ты его сейчас найдешь, он на похоронах, — Рыжов взглянул на часы, — вот, час дня. Как раз сейчас должны Серова выносить.

— А что нам его ждать? Давайте сами сейчас его возьмем да и расколем, — предложил Демин. — Я этого Кулича прошлый раз брал, он тогда с Хорьком у одной бабушки со Степной телевизор вынесли. Нож при этом к горлу приставили.

— И что им дали за это? — спросил Фортуна.

— Ну, Хорек сел, у него уже судимость была. А этот козел проскочил, Ветрова пожалела его, условно два дала.

— Ты в группе? — спросил Колодников Рыжова.

— Да, я, Серега Денисов и Сычев.

— Ну и все! — обрадовался Демин. — Давай его к нам в кабинет, сейчас все вместе и навалимся и расколем.

Когда через пару минут Фортуна ввел Кулича в кабинет, тот сразу почувствовал себя очень неуютно. Пять пар глаз смотрели на него совершенно по-разному, при этом только в глазах самого молодого, Николая Беляшкина, было чистое любопытство. Все остальные рассматривали парня очень неодобрительно, но больше всего Витьке не понравились прищуренные глаза его старого знакомого, тезки, Виктора Демина.

— Садись, не стой, — велел он.

Куликов сел на стул напротив Демина, покосился в сторону сидящих сбоку на старом диване Колодникова и Рыжова, потом глянул на колдующих на столе у окна с компьютером здорового мента и еще кого-то молодого парня. Ничего хорошего от этого разговора он не ожидал, но, сильно и не беспокоился. По его мнению, он сейчас был как никогда чист.

— Ну, что, Куликов, как поживаешь? — по праву давнего знакомого спросил Демин.

— Да ничего, хорошо, — скромно ответил тот, стыдливо пряча руки между коленок.

— Где работаешь?

— У Армена, сторожем на складе. Месяц уже.

Среди участковых пробежал смешок.

— И что, часто Армена за этот месяц грабили?

— Да ни разу.

— С ума сойти! — восхитился Демин. Он сейчас играл первую скрипку, сидя напротив Куликова, остальные располагались кто где, Паши все возился с фотографиями, лишь изредка поглядывая на всех присутствующих. — И как Армен тебя только взял.

— Да мать моя у него бухгалтером работает, давно уже, лет пять.

— Значит и мать скоро работы лишится. А у ней, мне помнится, — Демин прищурился, напрягаясь, — ноги больные. Верикозное расширение вен.

— Чего это? — удивился Витька. — Почему это она должна работы лишиться?

— Ну, как почему, разве тебе не понятно? Все равно ты рано или поздно наведешь своих дружков на эти склады Армена. Потом мы их найдем, они сдадут тебя, и Армен, когда узнает, кто его нагрел на такую жопу, выгонит ее.

— Чего это! — попробовал возмутиться Витька, хотя, его на самом деле, так же посещали такие грешные мысли.