Я ужаснулся, пот выступил на моих щеках. Я представил себе, как мои доверчивые посетители раскрывают свою душу перед специалистом из ГПУ…

— Можно, я задам Сереже несколько вопросов?

— Конечно.

— Когда вы получили высшее образование.

— В тридцатом году.

— Тема вашего диплома?

— "Нетрадиционная работа с подозреваемым. Специализация: носоглотка".

Я уставился в его холодные злые глаза и разглядел там только пустоту и жажду убийства. Конечно, утешал я себя, сомнительно, чтобы ему разрешили убивать первых встречных направо и налево. Может быть, он — эстет и его не интересуют чисто физические убийства. Не исключено, что человеческие организмы оставляют его равнодушным, вполне вероятно, что Сереже приятнее убивать морально, давить в зародыше прекрасные порывы души. Но это еще хуже, поскольку эта страна жива только потому, что до сих пор здесь встречаются люди, в которых живы еще прекрасные порывы души. А вот если и их лишить животворящего стержня, то останутся только организмы, из которых особым образом обученные специалисты станут лепить, как из глины, шахтеров, колхозников и академиков для нужд… Не знаю, для чьих нужд…

— Нет, этот не подойдет для столь ответственного дела. Ему меня не изобразить, — выкрикнул я решительно.

— Не понял, — отпрянул товарищ А… — Неужели мы должны с тобой советоваться? Делай, что тебе говорят, и все.

— А как же… Будете советоваться. И разрешение спрашивать на подобные акции будете. Удивили вы меня, товарищ А… Неужели вам показалось, что вы в состоянии самолично подыскивать мне подмену? Ошибочка вышла. Нельзя без моего согласия двойников заводить. Нельзя ведь? Товарищ Киров не одобрит подобную самодеятельность. И товарищ Сталин не одобрит. Не одобрит ведь?

Товарищ А. покраснел и стал откашливаться. Откашливался, откашливался. Откашливался, откашливался. Наконец это ему удалось.

— Завтра приведу к тебе нового болвана. Хочешь выбирать — выбирай. Но постарайся побыстрее. Время не ждет.

* * *

На следующий день товарищ А. был уже более покладист. Долгие раздумья подсказали ему, что лишние трения со мной не конструктивны. Товарищ Сталин, оказывается, действительно был лично заинтересован в успешном выполнении моей таинственной миссии. И если сначала мне показалось, что я был с товарищем А. чрезмерно груб, то теперь стало ясно, что таковыми и должны отныне стать наши взаимоотношения. Я нужен товарищам-большевикам, так что пусть платят по счету, сколько положено.

Впрочем, нельзя было забывать и то, что после выполнения задания меня, скорее всего, ожидает расстрел. Не думаю, что кому-нибудь из заговорщиков (наверное, их можно так назвать) захочется оставлять в живых опасного свидетеля. Я слишком много буду знать. Об этом стоило подумать.

Новый кандидат в Григории, которого представил товарищ А., мне понравился. Про таких обычно говорят: консерватория на лбу написана. Тонко организованный воспитанный молодой человек, явно прошедший курс обучения в университете. Неужели я произвожу на большевиков такое благоприятное впечатление? Лестно, черт побери.

— Ну что, этот подходит? — усмехнувшись, спросил товарищ А… — Если хочешь поговорить с ним, приступай, не буду тебе мешать.

Товарищ А. ушел. А я занялся своим возможным двойником.

— Ваше образование?

— Закончил Петроградский университет. Астроном, — произнес он это скрипучим замогильным голосом с придыханием. Так говорят с врагами, когда боятся выболтать лишнее. Если он хотел скрыть свое отвращение к работе на большевиков, то ему это не удалось.

— Вот как? Чем занимались после окончания?

— Начинал в Пулково, — неожиданно его голос странным образом изменился, в нем появилась жизнь, какая-то неуместная в данной ситуации страсть. — Это была замечательная школа, я многому научился. Знаете, теория — вещь необходимая, но непосредственное общение с корифеями науки нельзя ничем заменить, — молодой человек явно увлекся. — Начинающий ученый получает от мастеров то, что ему не даст никакая теория, никакая самостоятельная практическая работа — чувство преемственности. Стоит почувствовать, что начинаешь не на пустом месте, что и до тебя жили на Земле люди, желающие чего-то более важного, чем кусок хлеба и миска похлебки, и твоя жизнь уже не так одинока, и твои надежды не так безнадежны.

Молодой человек затих, в глазах его появился ужас. Он явно не мог сообразить, не наболтал ли он чего-нибудь лишнего.

— Тебя как зовут? — спросил я.

— Нил.

— Чем бы ты занимался, если бы оказался вдали от людей?

— Добывал бы себе пропитание…, — сказал Нил. Мне показалось, что он хотел закончить"… как, попав в подобную ситуацию, вынужден этим заниматься сейчас".

— Нет. Чем бы ты занимался по-настоящему? — повторил я свой вопрос.

— Вы хотите узнать, что меня волнует в этой жизни?

— Да.

— В годы учебы мне посчастливилось познакомиться с Александром Александровичем Фридманом. Он занимался потрясающими вещами — сейчас это направление в науке называют космологией. Мне интересно было бы посмотреть, как устроен мир.

— К сожалению, мы должны спуститься с небес на землю, пока тебе придется поработать моим двойником. Ты зачислен на работу. Инструкции просты: постарайся сохранить доброжелательность к посетителям, свои эмоции не проявляй ни при каких обстоятельствах. Даже если перед тобой старушку на части разрежут. Докладывать о контактах будешь мне. Запомни — только мне. Если от тебя потребуют отчет, включай в него только общие фразы, серьезная информация может идти только через меня. Договорились?

— Договорились, — усмехнулся Нил. По его хитрому лицу я понял, что не только проверяющим органам, но и мне самому информации не видать.

Я остался доволен. Но в глубине души осталось подозрение: специалисты из ГПУ бывают такими коварными. Мне захотелось от чистого сердца поздравить органы, если им удалось подготовить такого прекрасно законспирированного агента.

* * *

Стояло чудесное морозное утро, я занимался своей монографией и был по-настоящему счастлив. Мне хотелось работать, и я во всю потакал своим желаниям. Как было бы опрометчиво утверждать, что я ленив и безынициативен, на том лишь основании, что обязанности секретаря-референта не стали для меня самым главным занятием в жизни. Я гордился своим призванием, своей настоящей работой — доказать, что жизнь муравейника сложнее, чем это принято было до сих пор думать. Задача эта представлялась крайне сложной, но я взялся показать грандиозность духовного развития муравьиных особей и уверен, что справлюсь. Удивительно, но сколь бы сильным не было квазисоциальное давление обстоятельств, муравьи, несмотря ни на что, демонстрируют потрясающую способность потакать прекрасным порывам своей души. Исходя из этого, я взял бы на себя смелость указать на приоритет духовного над материальным аспектом существования.

Мои захватывающие рассуждения были прерваны самым бесцеремонным образом: раздался телефонный звонок. Товарищ А. приказал явиться к нему в кабинет ровно в 15–30.

В назначенное время я уже стучал в дверь. Однако оказалось, что я спешил напрасно и пришел слишком рано.

Вместе с тем, товарищ А. был потрясающе собран.

— Сейчас вызовут, — сказал он. — Товарищ Сталин решил лично проинструктировать меня. Придется тебе подождать чуток. Потом я тебе все расскажу. А сейчас — садись и займись чем-нибудь. А я себе дело по душе уже нашел.

Я попытался мысленно вернуться в мир муравьев, но жизнерадостное бормотание товарища А. помешало мне сосредоточиться. С некоторых пор я научился получать удовольствие от бесконтрольных причитаний, непроизвольно покидающих его организм. Часто тексты были откровенно милые… Не разочаровал он меня и на этот раз.

— А вот, посмотрим, что у меня в карманчике? — соловьем заливался товарищ А. — Кошелечек… Очень хорошо… Славный кошелечек… Ням-ням… А что у меня в кошелечке…? Денежки… Очень хорошо… Ням-ням… А сколько, спрашивается, у меня денежек…? Сейчас подсчитаем… Сотенки сюда в кучку. Очень хорошо… Пятидесятирублевки — сюда. Десяточки — сюда. Пятерочки — сюда. Рублики — сюда… А где же трешечки? Нету трешечек. Очень плохо. Трешек нет. Это надо исправить.