Мой указательный палец напрягся.

— Эндрю, — громко позвала девушка, — выходи с поднятыми руками.

— Сильвия, — запротестовал ее брат, — он не стал бы стрелять, он бы не осмелился.

— Он бы точно выстрелил, — сказала Сильвия. — И, не задумываясь, убил бы тебя, Ральф, да и меня тоже.

Где-то близко послышался шум, затем показался толстый парень с глуповатым выражением лица. Ему было лет семнадцать, однако в руке он нес отнюдь не игрушечную винтовку.

— Положи ее, — приказал я, готовясь к тому, что он может выстрелить. Юнец посмотрел на меня, затем перевел взгляд на Сильвию… именно на Сильвию, а не на брата.

— Делай, как он велел, Эндрю.

Тот неохотно положил винтовку, плюхнулся на землю и скрестил ноги.

— Повторяю. Мне не нужны неприятности, однако для меня они не в новинку. Советую не лезть в бутылку. Жизнь на Западе совсем другая, здесь полно людей, которые вначале стреляют, потом задают вопросы — если есть, что спрашивать. Были б вы поспокойней и не пытались бы убить меня, я бы вам помог.

— С какой стати? — спросил Ральф.

Я ушел от прямого ответа. В конце концов почему бы действительно не плюнуть и не бросить их одних: пусть выбираются, как хотят?

— У вас есть оружие, мне не хочется, чтобы оно попало в руки индейцев.

В эту версию они не поверили. Как не поверили бы и в любую другую, если за ней не чувствовалась какая-то выгода для меня.

— Здесь, в радиусе ста миль, вы едва ли встретите хоть одного белого, но, говорят, на северном рукаве Пало-Дуро разбил лагерь охотник на бизонов Джим Кейтор. И учтите, на Западе ближайшие поселения всегда находятся скорее в двухстах милях, чем в ста.

Ребята сидели молча и буквально ловили каждое мое слово.

— Кто бы вас сюда ни привел, он устроил настоящую западню… Если смогу его догнать, приведу обратно лошадей.

— Вернете их и убьете вора, который их увел, ваши пятьдесят долларов, — сказал Ральф.

— Есть такие, кто согласился бы, но я не из тех. Просто легче привести назад лошадей, чем присылать кого-то на помощь. — Я быстро встал. — Поеду за ними.

Они тоже поднялись, готовые воспользоваться любой моей ошибкой.

— Почему бы вам не остаться у нас до утра? — предложила Сильвия. — Вы же не сможете искать следы в темноте.

Отступив к коню, я взял его под уздцы и развернул так, чтобы наблюдать за ними поверх его спины, вспрыгнул в седло и будто невзначай направил на них винчестер.

— Мне не надо искать следы, — ответил я. — Он поведет лошадей к воде, туда же поеду и я.

Развернув коня, я обогнул лагерь по расширяющемуся кругу, держа его обитателей под прицелом. Когда фургон растворился в темноте, тут же сменил направление и шагом повел жеребца. Проехав примерно милю, натянул поводья, снял шляпу и вытер пот. На какой-то момент мне показалось, что меня загнали в угол и без перестрелки не обойтись.

Я ехал в ночи, ориентируясь по звездам. У меня было довольно ясное представление, где искать этих лошадей, и если они там, вначале следует осмотреться, прежде чем что-либо предпринимать. Мне не нравилась та команда у фургона, но оставить женщину умирать на равнинах не в моих правилах, к тому же действительно не следовало отдавать оружие в руки индейцев, у которых, впрочем, его и без того хватало.

Ночь была прохладной. Конь, конечно, устал, я заставлял его идти вперед, и он особо не возражал. По-моему, ему тоже не понравилось общество у фургона.

Иногда я спешивался и шагал рядом с жеребцом, чтобы сохранить ему силы. Серый сегодня славно потрудился, ведь я гнал его с раннего утра. Теперь мы искали место в скалах, о котором рассказал мне один команчеро, набиравший там воду и поивший лошадей, когда направлялся на встречу с команчами. Это небольшая расщелина шириной футов сорок или пятьдесят и столько же в длину, на дне ее бил ключ, росли трава и два-три тополя. Очевидно, человек, укравший лошадей, знал это место, хотя оно мало кому было известно. Напоив там лошадей, он, скорее всего, возьмет на север, где милях в пятнадцати лежала цепочка небольших ложбинок, окаймленных тополями и ивами. На дне их скапливалась пресная вода. Оттуда он мог направиться к ручью Тюпл и дальше к поселениям.

Когда я подъехал к источнику в расщелине, на небе низко висели яркие звезды. Где-то рядом негромко и вопросительно всхрапнула лошадь, затем раздался шорох, и все стихло.

Я стремительно спрыгнул с коня, бросив поводья, отскочил налево, Где на земле лежала густая ночная тень от тополя, и затаился.

Медленно тянулись минуты. Мой Серый чуял воду и от нетерпения сделал несколько шагов к расщелине, держа голову высоко и немного в сторону, чтобы не наступить на поводья. Это было именно то, на что я рассчитывал и чего ожидал. Кто бы ни находился у воды, прежде всего подумает, что это конь, потерявший хозяина.

Однако Серый был и остался мустангом, осторожным и недоверчивым, он не бросился сразу к воде. Жеребец поставил уши и тихонько заржал, и тут же из темноты донеслось ответное ржание. Через некоторое время он сделал еще несколько шагов и снова остановился. Только теперь остановился, потому что рядом кто-то был.

Я ждал, не шевелясь. И скоро услыхал тихий, успокаивающий голос. Человек из расщелины пытался подозвать моего коня поближе и схватить поводья. Зная, что я рядом, Серый вряд ли позволит чужаку поймать себя. Если бы он убежал и потерялся, другое дело, во всяком случае, пока на коне было седло…

Вдруг жеребец шарахнулся в сторону. Очевидно неизвестный попытался резким движением схватить его. Значит, он теряет терпение.

Серый отошел на шаг и встал, а я продолжал ждать. Прошло пять, может быть десять минут, и тогда человек вышел из темноты и потянулся к поводьям. Конь сделал еще пару шагов. Если бы я мог, я бы расцеловал его, потому что человек двинулся за ним.

— Стоять! — сказал я достаточно громко, чтобы он услышал, но не слишком громко, чтобы это дошло до чьих-то еще ушей. И сразу же взвел курок винтовки.

Незнакомец хотел было нырнуть в укрытие, но я резко приказал:

— И не пытайся! У тебя нет ни единого шанса.

— Кто ты?

— Бродяга. Конь — мой.

— Думал, он убежал. Не заметил тебя.

Я встал и направился к нему, снова прикрикнув:

— Не дергайся… у моей винтовки легкий спуск.

Он повернулся ко мне — коренастый, грудь что бочка, но лица я не разглядел. Вдруг он вскрикнул:

— Черт побери, ты — Нолан Сэкетт!

— Расстегни оружейный пояс.

— Послушай…

Он мне начал надоедать.

— Это ты послушай. Если надеешься дожить до завтрака, лучше расстегни пояс.

Он потянулся к пряжке, продолжая протестовать.

— Я узнал тебя, Сэкетт. Меня зовут Стив Хукер. Мы встречались в Техасе, и нам незачем ссориться.

— Может так, а может нет.

Оружейный пояс упал на землю, я велел Хукеру сделать несколько шагов назад, подошел, поднял пояс и перекинул его через плечо. Потом взял под уздцы жеребца и пошел позади своего пленника в расщелину. Лошади паслись там — шесть прекрасных тягловых и две верховые. Чуть дальше, на полянке, окруженной ивами, горел невидимый со скал костер. Я почувствовал запах кофе и вспомнил, что весь день ничего не ел.

Возле костра я рассмотрел задержанного с поличным. Действительно его лицо мне было знакомо. Одно время он работал возницей в компании грузовых перевозок, его выгнали за то, что сбывал налево фураж. В Форт-Гриффине убил дружественного белым индейца. Наказывать его не стали, но после этого никто не хотел иметь с ним дела.

Я повернул Хукера, связал ему за спиной руки, затем колени и лодыжки и усадил так, чтобы иметь возможность не спускать с него глаз. Потом только расседлал своего коня, подождал, пока тот покатается по траве, тщательно растер его несколькими пучками сухой травы и стреножил поближе к воде, где он мог постись и вволю напиться.

Вынув из седельных сумок кусок бекона, настрогал куски в сковородку и отломил полбуханки захваченного в городе хлеба. Пока мясо жарилось, налил себе кофе и завел с Хукером ничего не значащий разговор об Индейских Территориях.