Доктор Мэрфи всегда ел вместе с пациентами, по крайней мере с теми из них, кто мог добраться до столовой. Привычка эта подчас стоила ему нервов и отрывала от работы, но, тем не менее, приносила определенные плоды. Аппетит или его отсутствие, манера еды — все это давало возможность судить о состоянии пациента. Кроме того, совместная трапеза избавляла алкоголиков от подозрений, что он относится к ним свысока или питается лучше их.

Сегодня за столом собрались все, кроме Сьюзен Кенфилд и, разумеется, Хамфри Ван Твайна; здесь был даже генерал — он держался очень прямо и блистал изысканными манерами, но так трясся, что еле доносил ложку до рта. Док Мэрфи наблюдал за ним краешком глаза. Генерал пошептался с Руфусом и украдкой сунул ему что-то в руку. Через мгновение его чашка с кофе исчезла и перед ним появилась другая. Он выпил, дрожание прекратилось, и он принялся за еду.

Док молча вздохнул. Так нельзя — ведь это, по сути, убийство. Но нужно выбирать: медленное убийство или быстрая смерть от голода. Если у человека осталась лишь одна радость в жизни, пусть даже самая ничтожная, как можно лишать его последнего?

Он оставил эту проблему и перешел к другой, вечной и самой неприятной. Деньги. В душе осуждая себя за это, он стал складывать и вычитать, умножать и делить, в очередной раз все просчитывать, приходя все к тому же неутешительному итогу.

Генерал? От него ничего не получишь, почти ничего. Разве что только на его же лекарства.

Берни Эдмондс? Ничего.

Сьюзен Кенфилд? Не сейчас. После каждого запоя Сьюзи была на мели и в чудовищных долгах. Не сейчас, но нужно-то было именно сейчас.

Холкомы? Да. В самую точку. Они даже могут расщедриться на приличный кредит, который он, без сомнения, никогда не попросит и не примет. Нельзя быть в долгу у алкоголика, которого лечишь. Это неизбежно будет влиять на отношения.

Джеф Слоун? Да.

Ван Твайн?

Доктор Мэрфи резко прервал свои подсчеты. Сделав знак Руфусу, он сказал ему что-то шепотом. Руфус, с любопытством и некоторым облегчением суетившийся рядом с Джефом Слоуном, застыл, пораженный ужасом.

— Я, доктор? Вы хотите, чтобы я кормил этого...

— Да, — отрезал док Мэрфи. — А в чем дело? Вчера ты с радостью там крутился.

— Верно, сэр, но я не крутился рядом с его пастью.

Док поморщился:

— Иди, иди. Он же беспомощен, как ребенок. Сколько можно об этом говорить?

— Да, сэр. Мне-то вы говорили, а вот он, поди, этого не знает?

Мисс Бейкер приподнялась со стула:

— Я могу покормить его, доктор. Я...

— Руфус прекрасно справится. А вы должны напечатать мне истории болезней.

— Но я вполне могу...

— Руфус, — отрывисто бросил доктор Мэрфи. — Иди! И побыстрей!

— Да, сэр. Сразу после обеда, сэр. Как только все...

— Жозефина все сделает без тебя. Давай топай.

И Руфус потопал, удрученно согнув свои могучие плечи. Мисс Бейкер еле слышно извинилась и встала из-за стола. Док хмуро наблюдал, как она идет к его кабинету.

Не очень-то вежливо он себя вел, но надо как-то ее приструнить. Да и нет смысла разводить антимонии, если уж он решил выложить ей все начистоту.

Он закурил и поднял чашку; вдыхая дым и потягивая кофе, рассеянно окинул взглядом стол.

Холкомы почти ничего не ели. Это означало, что виски у них кончилось и они пытаются подольше сохранить внутренний огонь, отказываясь от еды. Берни съел суп и часть сандвича. Поскольку виски он получал от Холкомов, это свидетельствовало о том, что он возвращается в трезвое состояние и героически переносит сопряженные с этим страдания. Старается не прятать голову под крыло.

Док был им доволен. Ведь Берни мог искусственно поддерживать алкогольную эйфорию еще несколько часов, но выбрал честный и тернистый путь. Понятно, что выбор его был продиктован необходимостью; неизвестно, как бы обернулось дело, раздобудь он еще виски.

Но больше он ничего не получит. И Холкомам вряд ли что-нибудь достанется.

А вот Джеф Слоун...

Слоун съел несколько ложек супа, потом отодвинулся от стола и закурил. Лицо у него покраснело и покрылось испариной, но в остальном выглядел он неплохо. Движения приобрели уверенность, в манерах появилось некое высокомерное добродушие, несколько необычное для человека, выпившего средство, вызывающее сильнейшую аллергию на алкоголь. Странно. Невероятно. Но в поведении алкоголиков много загадочного. Слоун — сверхэгоист; он будет держаться до конца. Правда, конец этот уже близок.

Ему ведь негде было взять еще. Несмотря на все его сопротивление, еще немного виски — и он бы умер или лежал при смерти. Как ему удалось проскочить, когда каждый глоток превращается в яд, как он мог приставать к Холкомам (мисс Бейкер рассказала, как его спровадил Берни), как человек может хотеть и выпрашивать то, что его убивает!

Док поставил на стол чашку и слегка повернулся на стуле.

— Как вы себя чувствуете, Слоун? — спросил он.

— Прекрасно, — ответил Джеф. — А как высебя чувствуете, Мэрфи?

Оба Холкома разом повернулись и уставились на него. Берни нахмурился, а генерал был несколько шокирован.

— А что такого? — Голос Джефа громко разносился по столовой. — Он ведь мог сказать «мистер», верно? Или спросить: «Как дела, Джеф?»

— Все правильно, — поспешно заговорил док. — Извините. Вы уверены, что хорошо себя чувствуете, Джеф? Вам бы лучше чего-нибудь поклевать.

— Не хочу, — отрезал Джеф.

— Ну что ж. — Док положил салфетку на стол. — Прошу прощения, джентльмены...

— Подождите минутку, — остановил его Джеф. — Я хочу с вами поговорить.

— Хм... Боюсь, что...

— Я не буду просить у вас виски. У вас только это на уме. Думаете, что и у меня тоже. Нет, я о деле. Хочу поговорить с вами о деле.

— Понимаю. Тогда, может быть, лучше пройти в мой кабинет?

— Не обязательно. Просто я хочу знать, сколько вы хотите за эту клинику. Наличными — и деньги на бочку.

Доктор Мэрфи натужно рассмеялся:

— У вас есть покупатель? Спасибо, конечно, но, боюсь, я не смогу ее продать. В конце концов, что я буду делать, если мне негде будет принимать вас, джентльмены?

— Вы хотите сказать, — продолжал Джеф, — где вы будете загребать барыши? — Усмехаясь, он оглядел стол, гордый своей проницательностью, но постепенно усмешка сползла с его лица. — Это просто констатация факта, — угрюмо произнес он. — Манера выражаться. Он бы не стал с ней валандаться, если бы не имел с этого хороший кусок. — Немного подождав, он заговорил опять: — Да, так оно и есть. Ни убавить ни прибавить. Сами прикиньте. Я-то ничего не имею против. Даже рад за него. Лично я не умею делать деньги из воздуха. Док запросто может расколоть нас и на пятьдесят баксов в день. Я целиком за. Классный рэкет получится, разрази меня...

— Хорошо, — произнес доктор Мэрфи. — Берни, вы не проводите генерала в его комнату? Ему надо немного полежать.

— Минуточку! — запротестовал Джеф. — Я еще не закончил...

— Да, — согласился Берни, — давайте останемся и послушаем, что еще скажет мистер Слоун. Валяйте, мистер Слоун, мне это только на пользу. Еще немного такой болтовни, и я уж точно брошу пить.

— Н-но... — Джеф отбросил стул, и лицо его побагровело. — Вы что, думаете, я пьян? Позвольте...

— Надеюсь, что да, — сказал Берни. — Не знаю, как вам это удалось, но надеюсь. Не хочется думать, что вы такой идиот, что считаете... Черт побери, да скажите ему, док! — Берни прямо задохнулся от возмущения. — Что, вам так много перепало от нас? Когда я вам последний раз платил?

— Берни, — остановил его доктор ледяным тоном. — Вы не имеете права...

— Нет, я ему скажу. Я...

Но говорить уже было некому. Джеф Слоун встал из-за стола и пошел вон из столовой, потерянный и разом протрезвевший от стыда. Он ненавидел себя. Ненавидел и презирал их, как они, вероятно, ненавидели и презирали его.