Потом вернулась Тэнквилл Байглоу, и с нею был тот самый великан, с которым Мори уже встречался в компании Сэма-фальшивомонетчика и предводителя всех прохвостов в Старом городе.
– Ха, тесен мир, верно!? – прогудел Уолтер Байглоу, в меру сжимая руку Мори в своей лапище. – Да, сэр, моя жена сказала мне, что вы интересуетесь философскими основами нашего движения. Я с удовольствием обсудил бы их с вами. Для начала, сэр, ответьте, размышляли ли вы когда-нибудь над принципом Двойственности?
– Как? – переспросил Мори.
– Ничего страшного, – сказал Байглоу учтиво. Он прочистил горло и продекламировал:
– Это только первый станс, – он пожал плечами. – Правда, может быть, вы их знаете?
– Нет, – сказал Мори.
– Тогда – второй станс, – решительно объявил Байглоу.
Воцарилась выжидательная пауза.
– М-да, – сказал Мори.
– Ах, правда, как здорово это все объясняет? – требовательно спросила Тэнквилл. – О, если б только другие могли видеть это так же ясно, как я! Опасность в роботах и спасение в роботах! Голод и пресыщение! Везде Двойственность, везде!
Байглоу похлопал Мори по плечу.
– Следующий станс объяснит еще лучше, – сказал он. – Это потому, что он глубже, понимаете? Между прочим, там больше Хауленда, чем меня. Он помогал мне с поэзией. – Мори бросил взгляд, но Хауленд прочно смотрел в сторону. – Третий станс, – объявил Байглоу. – Слушайте внимательно, он длинный.
– Хауленд, – прервал он себя, – дружище, я верно передаю ритм? А то я всегда на этом месте спотыкаюсь. Ну ладно, поехали дальше…
– О, дорогой! – вскричала Тэнквилл Байглоу. – Это великолепно!
Раздался всплеск аплодисментов, и Мори вдруг осознал, что почти половина посетителей бара, оставив шумное веселье, слушали стихи. Судя по всему, Байглоу был здесь фигурой значительной и хорошо известной.
– Никогда не слышал ничего подобного, – едва слышно проговорил Мори. Он нерешительно повернулся к Хауленду, и тот моментально откликнулся:
– Выпиты Немедленно! Что нам всем сейчас нужно, так это выпить!
И они выпили, отнеся счет на книжку Байглоу.
Отозвав Хауленда в сторонку, Мори спросил:
– Слушай, может ты меня просветишь? Что это за придурки?
Хауленд, казалось, обиделся.
– Никакие они не придурки.
– Но что это за стихи? Что это за Двойственность? Что она вообще означает?
Хауленд пожал плечами.
– Могу тебе сказать, Мори, что если она что-то значит для них, то она что-то значит вообще. Эти люди философы, Мори. Они смотрят в корень, в глубь вещей. И ты представить себе не можешь, как я горжусь тем, что принадлежу к их кругу.
И они выпили снова. Разумеется, на книжку Хауленда.
Мори вежливо вернул Уолтера Байглоу с небес на землю.
– Послушайте, давайте оставим на минуту эту вашу Двойственность. Что там насчет роботов?
Байглоу взглянул на него округлившимися глазами.
– Неужели вы не поняли стихи?
– Да нет, понял. Только вы растолкуйте мне простыми словами, чтобы я потом мог жене пересказать.
Байглоу просиял.
– Так что же обычная дихотомия, – объяснил он. – Ну, как будто маленький мальчик соорудил соляную мельницу, а она стала молоть и молоть и молоть… Ему нужна была соль, но не столько. Уайтхед[5] это ясно показал…
Они выпили еще – на книжку Байглоу. Наклонившись к Тэнквилл Байглоу, Мори сказал заплетающимся языком:
– Послушайте, вы, миссис Уолтер Тэнквилл Байглоу Крепкая Рука, послушайте меня…
Тэнквилл осклабилась.
– С каштановыми волосами, – добавила она кокетливо.
Мори тряхнул головой.
– Неважно это, какие волосы, – отрезал он. – Неважно, все это, стихи всякие… Скажите мне просто и ясно, как можно проще, что плохо в сегодняшнем мире?
– Мало каштановых волос, – быстро ответила она.
– К черту волосы!
– Ладно, скажу, – согласилась Тэнквилл. – Слишком много роботов. Слишком много роботов делают слишком много вещей.
– Ха! Так надо выкинуть их! – торжествующе воскликнул Мори. – Надо просто от них избавиться!
– Нет! Нет! Ни за что! Нам нечего станет есть. Все механизировано. От роботов нельзя избавиться, нельзя замедлить производство. Замедление – это смерть, остановка – мгновенная смерть. Принцип двойственности – вот та концепция, которая все объясняет…
– Что же нам делать? – спросил Мори отчаянно.
– Что делать? Я скажу вам, что нам нужно делать, если вы хотите, чтобы я вам сказала… Я могу вам сказать. Запросто.
– Тогда скажите.
– Что нам нужно делать… – Тэнквилл изящно икнула. – Нам нужно взять еще выпить.
Они выпили еще. Разумеется, он галантно отказался платить, а она весьма негалантно – заспорила с барменом насчет причитающихся ей потребительских талонов.
Мори держался долго. Во всяком случае, он честно пытался. И не его вина, что зеленый змий в конце концов его одолел. Он заплатил за все сполна.
Сознание померкло раньше, чем перестали шевелиться руки и ноги. То был настоящий провал в памяти, но, несмотря на провал в памяти, он все же ухитрился запомнить целый калейдоскоп мест, где успел побывать, и людей, которых успел повидать. В этом калейдоскопе был Хауленд, позорно напившийся в хлам, правда Мори вспомнил, как он смотрит на Хауленда почему-то снизу вверх – наверное, с пола… Еще в калейдоскопе мелькали двое Байглоу. И Шерри – его жена – заботливая и непонятно почему веселая. И еще там был Генри – совершенно лишнее дополнение.
Чтобы восстановить ход событий, Мори напряг все свои похмельные силы. Это было очень трудно – восстановить ход событий – и в то же время очень важно. Почему это важно, Мори никак не мог вспомнить, и наконец оставил тщетные попытки, удовлетворившись тем, что знает теперь про двойственность роботов, а незаурядная женщина Тэнквилл Байглоу на самом деле ему не приснилась.
Каким образом он проснулся утром в своей постели, Мори вспомнить не мог. Память была пуста. И только после долгих трудов всплыл момент, когда они с Хаулендом после двенадцатого стакана, обняв друг друга за плечи, сочинили новый станс о Двойственности и на мотив старого марша орали его сквозь шум и галдеж бара.
5
Уайтхед Альфред Норт (1861–1947) – англо-американский логик, математик, философ.