Вадим растерянно выругался и посмотрел вниз. Валерик как раз галантно поклонился, видимо, в ответ на вопрос Любы, который Вадим, естественно, слышать не мог. Поклонился и продолжил свою речь. Вадим так хорошо был знаком с его манерой говорить, что находился в полном ощущении, что он слышит произносимые слова. Вадим давно уже поймал себя на мысли, что в своей роли лектора невольно копирует речь Валерика. И ему неприятно было это осознавать.

Может, попросить, пусть по-генеральски пособит со знаменитостями? Нет, сам, сам!

Валерик снова поклонился, вернее кавалерственно прогнулся вперед в ответ на новый заданный Любой вопрос. Как он любуется собой, даже смотреть противно. И на дорогушу Любу тоже. Вадим осознал это с неприятным удивлением. Сколько они уже переговорили, какие вагоны сведений вывалены, и что, произошло хоть на миллиметр между ними сближение? Фиг! Что она поняла – непонятно, и вообще, поняла ли хоть что-нибудь – неизвестно. К папе с мамой позвала, знакомиться, но судя по всему, это инициатива как раз папы и мамы, а не ее собственная. И, черт возьми, как все неудачно складывается! Когда охмуряешь женщину, надо на нее произвести какое-то впечатление, а он даже принцессы никакой добыть не может.

Да, приходится признать, в активе ничего, кроме этого кислого чая.

Там внизу происходило что-то невообразимое. Валерик показывал Любе свои ХОДЯЧИЕ часы, вальяжно болтая в воздухе цепочкой. Это была шутка запредельной силы. Это все равно что во время Ленинградской блокады зайти в гости с ведром салата «оливье». Хотя, может статься, он зря старается. Люба просто еще не в состоянии понять, каким бриллиантом он сейчас перед ее носом поигрывает, И, выходит, это хорошо, что она так медленно обучается. А вдруг бодрый старик успел за время его препирательств с распределителем достаточно просветить девушку на этот счет. И она отлично знает, что это самый сладкий вид довольствия, и прекрасно понимает весь смысл и шик этого отличия. За что же его так повысили?! Девушка хихикает, принимая одну задругой позы… кокетничает?! Да, да, да, он только пытается разглядеть в ней женщину и видит лишь нафаршированный полупереваренными сведениями гомункул с тривиальным русым хвостом, а она уже почуяла, поняла главную «фишку» Нового Света – вольный хронометраж! А он, Вадик, все тот же тормозливый, как говорили на Даун-Стрит, оболтус. Вадим зажмурился от обиды, вспоминая свое досмертное прошлое… А вдруг это просто опытный товарищ, видя состояние дел, решил подтолкнуть ситуацию. Но тогда мог бы хоть предупредить.

– …да хотя бы один наш общий друг. Он кончал с собой неоднократно. Раз от разу совершенствуя свой способ ухода из «Нового Света».

– А почему?

– Почему кончал или почему совершенствовал?

– Ну-у…

– Понятно. Наш Толян был в первой жизни довольно хорошим математиком, ученым, даже способным ученым, но, как бы это сказать, чуть-чуть не дотягивал до того уровня, где начинается настоящая талантливость. Воскреснув, он обнаружил, что людей с его уровнем умений легко заменяет вычислительная автоматика, а его идеи или устарели, или вообще были чушью. Теория струн, мембранная теория.

– Что?

– В том-то и дело, что ничего, ерундой все это оказалось при ближайшем рассмотрении. И Толян наш решил, что теперь смысла в его жизни нет. Первый раз он просто повесился у себя в сарайчике, совсем, кстати, рядом с тем сарайчиком, где теперь Вадимов папа гонит самогон. Оживили его легко и быстро. Накачали положительной химией, но через несколько лет он уже был умней. Уехал вроде как путешествовать, нашел место поглуше, при нынешнем размахе ландшафтного строительства это не проблема, сжег документы, одежду, забрался в темную, узкую, глубокую пещеру и там пустил себе пулю в лоб.

– Господи, – прошептала, кажется, в самом деле впечатленная Люба.

Вадим подошел и остановился радом, держа в пальцах листок бумаги с Любиными каракулями.

– Опять ничего не получилось. Вычислили, нашли, вдохнули все ту же жизнь. В третий раз он подготовился совсем хорошо. Добыл с полтонны взрывчатки и пустил на воздух здание с городским банком образцов крови, их специально стали собирать, чтобы лишить самых упорных самоубийц всякой надежды на осуществление их идиотского замысла. Что с собой ни делай, все равно тебя восстановят. Он даже поджег свой дом, чтобы растворить в огне все вещи, к которым он хотя бы раз прикасался. После этого он добрался до города Липецка, где имелась единственная в этой части материка действующая модель сталеплавильного цеха – специально для школьных экскурсий – и, заболтав, запудрив мозги, введя, короче, в заблуждение хранительницу музея, проник за ограждение и бросился в жерло конвертора или вагранки, точно не знаю, как сказать.

– Она была его любовницей? – строго спросила Люба.

Валерий Андреевич ловким движением выхватил из пальцев Вадима листок бумаги.

– Каким же образом он до сих пор жив? – опять подала голос девушка.

Рассказчик грустно и вместе с тем чуть ехидно улыбнулся.

– Все-таки кое-какие, прямо скажем, интимные следы пребывания нашего Толяна в этом музее остались. И не надо на меня так смотреть.

– Она его обманула, – под нос себе произнесла задумчиво Люба.

На секунду оторвав острый взгляд от бумажки, старик пояснил:

– Она предпочла стать предательницей, а не убийцей. Так что тут у тебя? – Последние слова были обращены к Вадиму.

Тот дернул щекой.

– Очереди, Валерик, очереди.

– С тех пор этот ваш Толя, наверное, не верит, что в мире есть настоящая любовь.

Мужчины переглянулись. Валерий Андреевич щелкнул сухими пальцами перед ее переносицей.

– Ты представляешь, – опять сказал Вадим, – повсюду страшные очередищи, как в Парке Горького за пивом помнишь?

Люба очнулась от своей глубокой задумчивости. История про самоубийцу явно произвела на нее грандиозное впечатление.

– Очереди? А как же, вы говорили…

– Та сфера, о которой пойдет речь, особая. Воскресшие звезды. Их участь, как правило, незавидна.

– Все хотят с ними встретиться?

– Да, Люба, но то же самое было и в прошлых их жизнях, и в этом нет никакой проблемы. Проблема в таких людях, как ты.

– Почему это?

– По существующему закону о воскрешении каждый возвращенный к жизни в период своей адаптации имеет право на встречу с некоторым количеством звезд первой величины по своему усмотрению. Психологами доказано, что это лучший способ примирить психику человека с новыми условиями существования. Звезды все время бунтуют, бастуют, пытаются снизить нормы выработки, но Высший Совет непреклонен. Позвездил в прошлой жизни, изволь отрабатывать в этой, и пожизненно. Четвертая основная программа, так это называется. Если тебя хотя бы один человек востребовал по этой части, не отвертишься. Обязан. Парадоксально, но лучше всего себя чувствуют умеренно популярные люди. Ведь то, что ты востребован, хорошо оплачивается, можешь узнавать, который теперь час, хоть каждую минуту.

– А-а, – сказала Люба, но по тону ее было не совсем понятно, что же именно она поняла из сказанного.

– Еще очень важным моментом этого закона является то, что звезд для встречи воскрешенный выбирает себе сам. Я, например, мог бы предложить тебе Гегеля, Платона или Эйнштейна, но тебе…

– А Иисус Христос?

– Погоди, погоди, погоди, во-первых, ты его и не внесла в список.

– Я просто постеснялась.

– Вот и стесняйся дальше.

– Но Христос же тоже звезда, суперзвезда.

Валерий Андреевич сделался серьезен, Вадим смотрел в сторону, якобы на какой-то экспонат.

– Давай, Люба, оставим эту тему. Христа лапать не будем. И всуе о нем…

– Я не собиралась лапать, – обиделась девушка.

– А многие как раз желают именно лапать. Для этого есть, допустим, Мерилин Монро.

Глаза Любы расширились.

– И можно?

Старик закрыл глаза, открыл рот и потряс головой.

– Слава Богу, ты не мужчина и я могу сказать тебе ужасающую правду. Есть «воскресшие», которые отказывается жить в «Новом Свете», если им не позволят хотя бы ущипнуть красавицу. И им позволяют. В виде страшного исключения. Она постоянно вся в синяках. Целыми сутками стоит на вентиляционной решетке, придатки вечно воспалены. Подлинная мученица нового времени. Святая! Какая там мать Тереза! Оказалось, что людей, желающих знать, кто на самом деле убил президента Кеннеди в четыреста раз меньше тех, кто мечтает переспать или хотя бы поболтать с Мерилин.