Выбравшись, наконец, на другую сторону крыши, он увидел смутный простор речной долины, — этой ночью его как-то занесло в верхнюю часть города. Йаати с сомнением посмотрел на свои руки, ровные босые ноги, — он не представлял, что вело его, и как он вообще уцелел, шатаясь среди орды чудищ в таком вот бессознательном состоянии.
Цепляясь за поперечные планки, он взобрался на конек крыши и сел, подставив лицо призрачному теплу солнца. Как всегда на высоте, хотелось летать, — во сне это даже удавалось, но не в реальности. Однако, его «третий глаз» мог летать, — и Йаати закрыл глаза, сосредоточился, стараясь выпустить его на волю…
Вдруг он спиной ощутил чужой — и смертельно враждебный — взгляд. Йаати вскочил и обернулся. Ничего… лишь далеко над рекой висело смутное белое пятнышко. Он почти не мог разглядеть детали, но этот предмет явно летел, — без каких-либо видимых крыльев! — и летел прямо к нему.
Йаати не успел испугаться. Откуда-то слева ударил смутный желто-синий луч, — и непонятная вещь вспыхнула, падая вниз уже дымящими кусками. Он рывком обернулся. Ничего! И никого, кто бы мог стрелять, кроме…
Его взгляд уперся в черную громадину трехрогой башни. Над ней сейчас парил сине-зеленый шар, пылающий, как маленькое солнце. Судя по траектории луча, стреляли именно оттуда. Йаати захотелось помахать рукой, как-то привлечь внимание, — но он всё-таки сдержался. Непонятно почему, ему по-прежнему казалось, что тут, кроме него, вообще нет людей, — а боевым автоматам махать бесполезно. Они не видят в нем врага — и только. Тем не менее, ему стало неуютно. Сбитый башней предмет не слишком-то походил на машину, — крыльев или винта точно не было, — а животные, летающие на нечистой силе, ему точно не нравились. Или НЕ животные, — но это было ещё хуже. Йаати уже понимал, что в этом мире произошло нечто, невыразимо скверное, — и, если он хочет выжить, ему нужно как-то попасть в эту башню.
До него запоздало докатился короткий гром выстрела, — и зеленое солнце погасло, медленно опустившись в башню, — словно закрылся чудовищный глаз. Поёжившись, Йаати спустился в подвал. На стене командного пункта висели карты, — и теперь он тщательно рассмотрел их.
Карт оказалось две — одна города, а вторая — окрестностей. Город походил на сильно выросшую Лахолу, — но всё же, не настолько, чтобы он уверился в этом. Если верить карте, трехрогая башня и впрямь стояла на его северо-восточной окраине, посреди большого парка, — но никакого парка там он не помнил, в его Лахоле там был просто лес…
Вторая карта оказалась интереснее. На ней он смог найти вторую, гигантскую башню, окруженную пятью кольцами укреплений, — но город лежал далеко от неё. Дорог к этой башне тоже не вело, — за исключением железных, да и то, обозначенных пунктиром. Очевидно, подземных. Йаати пальцем, для верности, проследил за той, что вела к городу, потом вернулся к его карте. Судя по пунктирам разноцветных линий, под ним скрывался целый лабиринт туннелей, — но, так как он не знал, где находится, карта имела для него не слишком много смысла. Он видел множество кружков, очевидно, обозначавших входы, — но не представлял, где ближайший, и вообще, открыты ли они.
Вздохнув, он сел на стол, пристально глядя на карту. Он не понимал нанесенных на неё надписей, — да и смысл большинства значков оставался для него неясным. Судя по всему, он оказался в чем-то вроде полицейского участка, — и на карте имелось несколько видов значков, отмечавших, наверное, какие-то важные объекты, — но вот какие именно, он не имел, увы, ни малейшего представления. Карта была бумажная, потертая, и по виду довольно-таки старая — а значит, наверняка не совсем точная, — но ничего лучшего тут всё равно не имелось.
Йаати задумался. Идти к той, трехрогой башне напрямую было явно проще и вернее, чем искать вход в систему ведущих к большой башне туннелей, но выходить на улицу вообще не слишком-то хотелось. Он слишком хорошо понимал, что если ему встретится хотя бы одна «двупалая» тварь, убежать от неё вряд ли получится, а уж близкий контакт с ней и вовсе не сулил ему ничего хорошего. А ведь тут были и другие, явно разумные, — он видел на них какую-то одежду. У них могло быть оружие, убивающее с расстояния, — и наверняка кое-что похуже. Йаати вспомнил странный летающий предмет, — и гневно фыркнул. Запугивать себя не годилось, — но принять все возможные предосторожности стоило.
Вздохнув, он спрыгнул со стола и побрел по подвалу в поисках хоть какого-то оружия. Далеко идти, к счастью, не пришлось, — на кухне он нашел нож, причем, вовсе не кухонный. Прямой, чуть выпуклый в середине клинок, изогнутые рожки гарды, — смотрелся он хищно и, чего там, откровенно страшновато. Йаати немедленно цапнул его. Рукоятка оказалась неудобная — плоский хвостовик клинка, оплетенный тонким синтетическим шнуром, — но с этим уже приходилось мириться. Йаати потянулся попробовать остроту ножа пальцем, — но тут же передумал, едва взглянув на заточенную до невидимости кромку. Лезвия ножа оказались широкие, сбегающие прямо к плоскому центральному ребру, — и Йаати не сомневался, что он войдет в плоть, как в масло. Сам нож оказался немаленький, — сантиметров тридцать, если с ручкой, — и Йаати, не удержавшись, помахал им, как мечом, потом, вспомнив фильмы, сделал несколько колющих выпадов. Страх его тут же волшебным образом испарился. К его радости, на бронежилете нашлись и ножны, и он, наигравшись, сунул оружие туда. Помещались они на левом боку, подмышкой, — но дотянуться до них ничего не стоило, а на клинке, под гардой, нашлось округлое углубление, через которое очень удобно перехлестывалась петля на липучке, — она не давала ножу выпасть, но не мешала его выхватить, и Йаати восхитился такой предусмотрительностью.
Осмелев, он поднялся из подвала, решив осмотреть дом. Он оказался устроен по типу общежития, — длинные коридоры, в которые выходили двери квартир, частью запертые на уже знакомые ему замки, частью — распахнутые настежь. Людей здесь не было уже давно, — по всему дому висел какой-то затхлый дух заброшенности, и сновали здоровенные черные тараканы, непонятно что жравшие, — никакой еды Йаати тут не видел. Да и жили тут, похоже, свиньи — везде его встречал беспорядок, пустые бутылки и мусор. Ничего интересного не попадалось, но в одной прихожей он, к своей несказанной радости, наткнулся на пару сандалий, которые пришлись ему почти впору, а в другой — на вместительную сумку, которая навела его на ценную мысль взять с собой запас еды. Закинув её на плечо, он вышел в коридор, — и замер, ощутив вдруг острое беспокойство. На него словно накатила волна, — очень похожая на страх, но пришла она снаружи. Йаати поёжился, — а потом помчался на крышу.
Выбравшись наверх, он испуганно замер. В первый миг ему показалась, что земля опрокинулась, и он падает куда-то к горизонту, — бледная пустота, стоявшая на нем, как-то уплотнилась, ожила и ощутимо надвигалась на него, нависала сверху, словно высасывая из него жизнь. В сердце ледяной волной плеснул страх, ноги ослабели, — и Йаати плюхнулся на четвереньки, обдирая ладони, пополз вниз. В глазах у него потемнело, он куда-то уплывал, — и тут горизонт оплели молнии.
Давящее ощущение тут же исчезло. Йаати поднял голову, — и тут же вскочил, ошалело осматриваясь. Над большой башней тоже взошло яростное солнце, — и от него по всему небу стлались бело-зеленые молнии. Всё это творилось в абсолютной тишине, и казалось совершенно нереальным.
Прищурив глаза, он смотрел на эту невероятную битву стихий, — пока на него, буквально со всех сторон, не накатился сокрушительный грохот. Йаати инстинктивно зажал уши, — и тут вдруг стало совершенно тихо и темно.
Он испуганно замер, слыша лишь сумасшедший стук сердца, — он не понимал, что случилось… пока сквозь тьму не проступили редкие пятна фонарей. Но и они светили очень тускло, словно сам воздух теперь поглощал свет. Он стал ощутимо плотным и потрескивал при каждом движении, — по коже пробегали синие электрические искорки.