Это Димка понимал и сам. Для туриста маршрут — дело самое первейшее. Отклоняться от него запрещается, — иначе группу даже не найдут, случись с ней что, да и точки остановок все расписаны и утверждены. Опоздаешь на одну, — в городе начнут беспокоиться, могут выслать спасателей, и привет — группу снимут с маршрута. И вроде бы никто не виноват…

— Что делать-то будем? — уже раздраженно спросила Аглая. Этот поход был её детищем, и смотреть, как оно летит ко всем чертям, она явно не мечтала.

Сережка почесал в затылке. Снова посмотрел на карту. Хмыкнул.

— Судя по всему, до Алешек тут всего километров пять на юг. По ногам, конечно, больше, но вряд ли намного.

— Мы же не знаем, где находимся, — сразу же занудил Сашка. — Может быть, пять, а может — все пятнадцать. И тропинок тут нет — лес глухой. Заблудимся и сгинем.

— Панику не разводи! — прикрикнула Аглая, и Сашка затих. — Значит, так. Разбиваем лагерь. Сережка и Максим идут на регонсцировку маршрута к Алешкам. Если найдут — выходим сразу все, как раз до ночи доберемся, и всё будет по плану. Более-менее. Потом, правда, придется поднажать, чтобы не выпасть из графика. Ну да ничего. Полдня, — не срок. Сократим стоянки, пойдем без привалов, на сухпайке из НЗ… за день-другой наверстаем. Наверное.

— А если ребята никаких Алешек не найдут? — предположила Танька.

Аглая прикусила губу. Этот вариант ей не нравился, — но его тоже приходилось учитывать.

— Если через пять… ладно — через семь километров деревни не будет, пусть возвращаются. Пойдем назад к шоссе, там заночуем, утром двинемся к Алешкам. Оттуда позвоним в турклуб, сократим маршрут на пару дней — это не страшно. Всем понятно?

Понятно было всем.

* * *

Как это часто бывает, план Аглаи рассыпался, едва дошло до дела. Начать с того, что Димка сразу же увязался за другом — как, такое и без него? Максим посопел обиженно, но согласился, — понимал, каково это, без друга. Потом к ним привязались Борька и Юрка — явно затем, чтобы не возиться с разбивкой лагеря. Аглая сразу начала выступать на этот счет, но после краткой лекции о лютых волках и медведях, от которых ну никак не отбиться вдвоем, всё же сдалась — ей и самой стало страшновато…

Шагая за Сережкой, Димка ощущал себя самым настоящим героем — ещё бы, он, можно сказать, лично спасал Большой Поход! Будет чем ткнуть в носы этим противным девчонкам! Но легкой прогулки — не получилось. Сначала они забрели в небольшое, но донельзя противное болото, которое никак не получалось обойти — а когда они, наконец, из него выбрались, погода вдруг резко испортилась. Небо заволокло нехорошими плотными тучами — с лимонным зловещим отливом, низкими и неподвижными, — хотя тут, внизу, дул ветер, почти горячий и настолько ровный и сильный, что мешал идти. Когда они добрались до леса, стало тише, зато на нервы здорово давил монотонный нескончаемый гул в кронах деревьев. В лесу было темно даже на нашедшейся кстати тропинке.

— Гроза будет, — Димка вытер вспотевшее лицо рукой. А ведь ничего не предвещало вот такого…

— Бери выше, — бурей пахнет, — возразил Борька. — Душно-то как, словно не Сибирь…

— Надо было плащи с собой взять, — сказал Сережка. — Теперь промокнем к чертям все…

Димка промолчал. Ему стало вдруг страшно. Все волоски на его теле поднимались, он буквально физически чувствовал, как в странных жёлтых тучах скручиваются в спирали сиреневые молнии. Туже и туже. И, когда они развернутся в гремучие ломкие линии, — мало не покажется. Наверху явно готовилось что-то немыслимое. Не гроза и даже не буря, пожалуй, а нечто такое, чему даже нет названия…

Димка никогда не боялся гроз.

Но там, наверху, — там была НЕ гроза. Что-то такое, чего здесь не бывало, ещё, наверное, никогда…

В лесу орали и метались птицы. Так заполошно, что ребятам тоже стало не по себе.

— Слушайте, — сказал Борька. — Давайте в лагерь вернёмся и поставим палатку. Переждём. А то в лесу сухостоем прихлопнет — вот и вся наша геройская разведка.

Сергей грыз ноготь. Потом, выставив плечо, достал карту, развернул на руке.

— Нет, — решительно сказал он через полминуты. — Не успеем. Надо дальше идти. До Алешек мы не успеем, конечно, но если я правильно определился, тут всего километр до старого лабаза. Он понадежней палатки, да и вообще, их в надежных местах всегда ставят…

Риск тут, понятно, был немалый, — карта уже раз их подвела, — но возвращение означало полный уже провал их героической миссии, и они заторопились по тропинке в сгущавшуюся жутковатую черноту. Димка нутром чувствовал, что делают они что-то не то, — надо было, сломя голову, бежать назад, в лагерь, где без них много чего могло случиться, — но, как всегда в таких вот случаях, он ничего не мог поделать…

Дождь хлынул мгновенно, едва они сделали первый шаг. И так же мгновенно промочил их навылет. Песчаная тропинка вскипела белопенным ручьём, быстро дошедшим до щиколоток. Упругие струи пробивали кроны деревьев, — дождь был невероятно тёплым и пахнущим какой-то травой, точнее Димка не мог определить. Вода лила так, что он почти испугался захлебнуться. По лицу струились потеки, слепили глаза.

Похоже, Сергей сам уже жалел о своём решении, но Димка был даже доволен приключением, — казалось, что он сейчас где-то в джунглях Африки или вообще в бразильской сельве…

— Ёлки-моталки! — прокричал Борька, цепляясь за его плечо. — Ёлочки зелёные, я такого за всю жизнь не помню-ю-у!!!

— Очень длинную жизнь, — усмехнулся Димка. — Это солидное заявление.

— Как в джунглях! — крикнул Юрка, и едва не сыграл через корягу в кусты. — Ухх! Сезон дождей!..

Тучи ползли уже так низко, что казалось, — дождь выливается прямо над верхушками деревьев. Несколько раз на тропку падали мертвые птицы, — ошалевшие и с маху разбившиеся об сучья. Их живые собратья не прекращали дикого тарарама. Воцарилась почти настоящая темнота, мешавшая идти. Но Сергей оказался на высоте — Димка ничего не видел, а он поднял руку:

— Во! Вот он, вот лабаз!

И только через два десятка шагов трое мальчишек тоже различили приподнятый на четырёх мощных столбах приземистый домик охотничьего лабаза. К черневшему прямоугольнику двери вела лесенка из грубых плах. Лабаз до такой степени напоминал всем известную избушку на курьих ножках, что Юрка просто не смог удержаться:

— Повернись к лесу задом, ко мне передом! — гаркнул он, подбрасывая рюкзак на спине. Рюкзак мокро чавкнул.

Честное слово — Димка почти ожидал, что лабаз со скрипом развернётся… Чушь, конечно…

Сережка взобрался по лестнице и потянул дверь. Она отворилась — без скрипа, которого все ожидали, и Димка вдруг подумал, что это вовсе не к добру…

* * *

Лучи двух фонариков-«жаб»[2] едва рассеивали темноту внутри. Но потом Сергей отыскал лампу на столе, побулькал ею, и через минуту огонёк керосинки за мутным стеклом вытянулся, окреп и относительно рассеял сумрак.

Внутри не нашлось ничего, кроме маленького стола, широких нар и печки из бензиновой бочки. Возле нее кубиком сложены сухие кирпичи торфа, рядом банка с керосином и растопка. Узкие окна-бойницы — задвинуты фанерками. На столе рядом с керосинкой стояли две гильзы. И всё. Но мальчишку не оставляло ощущение, что они только что забрались в мышеловку, которая вот-вот захлопнется…

— Шестнадцатый калибр, — сразу сказал Борька, сбрасывая рюкзак. — Вовремя дошли, разгулялось-то как…

Стоя посреди лабаза, ребята прислушались. По крыше мощно лупил дождь. Выл ветер, слегка вибрировали фанерные заслонки. И только теперь они начали ощущать, как вымокли. Вода, пропитавшая одежду, перестала казаться тёплой. У Димки сами собой застучали зубы, — и точно такой же стук понёсся ещё из трёх точек вокруг него…

Ребята, не сговариваясь, сунулись раскочегаривать печурку, толкаясь и рассыпая упакованные в полиэтилен спички. Растопкой оказались газеты — старые, пожелтевшие, даже ломкие от времени, но сухие. Правда, от них одних, без керосина, торф вряд ли загорелся бы. Димке вообще не очень нравилось, как горит торф — в смысле, запах не нравился. Но его в этих местах столько, что в одной деревушке — в Спасском — до сих пор своя электростанция (небольшая, правда) на торфе работает. А топят вообще часто. И у деда дома сохранилась печка, которую в войну топили как раз торфом, потом — дровами… Когда семь лет назад провели газ, бабуля запретила ломать — как она сказала, «на всяк случай, то оно…» Все посмеялись, но ломать и правда не стали…

вернуться

2

Распространённый в середине XX века фонарик с ручной динамо-машиной — после нескольких энергичных нажатий на рычаг довольно долго светил. «Жабой» он был прозван за форму корпуса и издаваемый при работе урчащий звук.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: