— Да ну, — ответил Борька. — Не хватало ещё и с ними разбираться. Дело сделали — и ладно. Давайте в Столицу, а то девчонки там без нас…

— Никак сохнешь по кому? — предположил Юрка.

Борька отмахнулся.

— Да ну тебя… Просто на душе неспокойно. Пусть Волки и хорошие — но мало ли там что…

— Короче, давайте костер жечь, — сказал Димка и повернулся к Лари. — Поможете?..

Певцы, в самом деле, помогли отлично: натаскали на обрыв громадную кучу плавника и сухих водорослей, так что костер получился роскошный. Ну, а где костер — там и посиделки. Тем более, что вечер выдался ясный, теплый, в общем, замечательный. Над далекими западными горами ещё догорал закат, море стало густо-синим и словно непрозрачным, вдали, на островах, смутными искрами мерцали костры, — и от этого у Димки почему-то становилось тепло на душе. Там, далеко, у костров тоже сидят ребята, поют, травят байки, болтают… И пофиг им на Хозяев, засунувших их в этот странный, но, в общем, не такой уж плохой мир…

Прикрывая глаза от бешеного ветра, Димка перегнулся через парапет. Глубоко внизу бесновалось черное, в белых полосах пены море, огромными валами набегая на берег. Справа, под черной морщинистой скалой, стоял маленький, полузатопленный уже поселок, — перехлестывая через берег, волны врывались на улицы, по ним гуляла буйная вода, Димка увидел, как рухнула светлая стена одного из одноэтажных домишек, как поплыли в море длинные балки. Людей там, похоже, уже не было, но смотрелось это всё равно жутко…

Дождь, к счастью, не шел, но ветрище бушевал так, что казался тугой струей воды, но не холодный и пронизывающий, а какой-то нездорово-теплый. По небу бешено неслись растрепанные сизые тучи, между них то появлялась, то скрывалась полная синеватая луна. Под ней, из чащи неистово машущих ветвями голых черных деревьев, поднималось крестовидное многоэтажное здание, тоже черное против тусклого света — лишь слева, под крышей, светились мутно-багровым два окна. Шторы, наверное, — но всё равно, выглядит всё это на удивление зловеще, подумал Димка… и проснулся.

Какое-то время он лежал неподвижно, глядя в затянутое высокими облаками утреннее небо и пытаясь вспомнить, где он. В первый миг показалось, что дома, и ощущение получилось… болезненным. До дома было как раз очень далеко, и Димка не знал, смогут ли они вернутся. Да и сон был определенно нехороший — интересный, конечно, но нехороший, как ветер в самом сне, где надвигался невиданный, чудовищный шторм… Очень похожий на грозу, которая перенесла их сюда, но хуже, много хуже, потому что он должен был не забрать что-то из этого мира, а ПРИНЕСТИ… что? Он никак не мог вспомнить, но от этих безумно машущих деревьев, от здания, как-то нехорошо похожего на областную больницу, тянуло какой-то мертвящей, неземной жутью…

Димка недовольно помотал головой и приподнялся, осматриваясь. Он лежал у давно погасшего костра. Борька и Юрка ещё бессовестно дрыхли. Певцов и след простыл — ну да, они простились с ними ещё вчера, уже далеко за полночь. Пели они в самом деле хорошо — в любой школе такой хор оторвали бы с руками, да и не только в школе, наверное…

Вдруг Димке показалось, что всё это — тихая утренняя степь, высокий свод облачного неба, тихое серое море — всё это уже снилось ему, там, ещё дома…

Он замер, пытаясь вспомнить, так ли это, — но лишь запутался уже окончательно. Такого с ним раньше не случалось, — воспоминания шли всегда одно за другим, ясно и четко, и он всегда помнил, что сон, а что не сон. Да и таких странных снов ему дома не снилось. А теперь…

Димка даже немного испугался, — он чувствовал, что с ним происходит что-то непонятное. Но, чем больше он старался вспомнить, тем больше ему казалось, что он уже видел во сне это место — и не только. Видел высоченную, как телевышка, пальму, видел деревню Виксенов… выходит, что и другие миры, которые он видел во сне, существуют?..

Эта идея ему не понравилась, — он совсем не хотел, чтобы что-то, похожее на последний его сон, существовало в реальности — но, тем не менее, он чувствовал, что она верна. Есть его родной мир, и есть вот этот мир, — почему бы ни существовать и другим? И, раз он попал из своего родного в этот вот мир, — почему нельзя попасть в другие?..

Димка недовольно помотал головой, отбросил одеяло и поднялся. Теплый ветер, летящий со стороны моря, сразу же упруго толкнул в грудь. Так же упруго в голову вдруг толкнулось воспоминание…

…Залитая ослепительным солнцем крыша двенадцатиэтажки. Отсюда, кажется, видно, как загибается горизонт. Где-то невероятно далеко, на том берегу текучего воздушного океана, виднеются синевато-зеленые полоски лесов, столбы дыма, спички мачт ЛЭП… Мощный поток теплого воздуха непрерывно омывает тело — и он, Димка смеется, раскинув руки, почти чувствуя, что летит…

Мальчишка вздохнул и недовольно помотал головой. Сейчас такие вот воспоминания были вовсе ни к чему — но, разбуженные, они никак не унимались. Вдруг среди них мелькнуло что-то важное, и Димка замер, отчаянно пытаясь вспомнить. Случилось это, кажется, в июле — день был жаркий и влажный, солнце расплывалось за тонкими облаками, затянувшими весь небосвод. Лет ему тогда было около двенадцати. Каникулы, от нечего делать он катался на автобусах и вышел на окраине города, — автобус шел в дачный поселок, а делать там было совершенно нечего…

Как-то сразу ему стало вдруг не по себе — дренажные канавы, болота, заросли, вокруг — ни души: понедельник, всего часов десять утра… Сам не зная, зачем, он поперся в кусты. Отойдя от остановки всего метров на двадцать, он замер на берегу маленькой, заросшей бурьяном поляны, на берегу небольшого пруда — скорее, заполненной водой большой ямы. Воронки — земля вокруг неё поднималась пологим валом. Словно от бомбы, — но какая тут война? Даже боев с колчаковцами тут не было, — он бы знал…

Вода в яме была темная, глубокая, странного сероватого оттенка — и вдруг ему показалось, что оттуда, со дна, на него кто-то смотрит. Ощущение оказалось резким и неприятным — он вылетел на дорогу и, ошалело осмотревшись, быстро зашагал к городу. Больше он никогда там не бывал, — но проклятая яма несколько раз потом снилась ему. Во сне он раздевался и заходил в воду, — и каждый раз просыпался до того, как погружался с головой. Каждый раз ему казалось, что, погрузившись, он уже не проснулся бы. И каждый раз ему хотелось съездить туда, искупаться в этой проклятой луже — просто, чтобы убедиться, что ничего такого с ним на самом деле не случится, — и каждый раз он не решался, потому что боялся, что всё будет как раз, как во сне. Сейчас, в этом сне, ощущение было такое же — не похожее, а в точности такое же. Он никак не мог понять, в чем тут дело, — и именно поэтому мысль назойливо зудела в мозгу. Невесть отчего, она показалась ему невероятно важной. Словно какая-то сила прицепилась к нему ещё там, у той проклятой ямы — и тянется за ним с тех пор, даже сквозь миры, причем тут, в Ойкумене, ей даже проще дотянуться до него, чем дома…

Вздохнув, Димка сел, скрестив ноги, и задумался, вспоминая другие свои сны. В первый раз ему приснилось, как Машка… нет, это очень интересно, конечно, но явно не то. Тогда что? Застроенный дачами овраг? Какой-то праздник не то в будущем, не то в родном для Волков Союзе Народных Республик? Но там как раз не было никакой жути, напротив, там ему понравилось… или, как раз, не ему?..

Димка замер, ухватив, наконец, мысль — сны эти отличались от обычных тем, что в них он становился не собой, а каким-то местным мальчишкой, незнакомым — оттого и получалось ощущение странности: он не узнавал себя. Но как такое может быть — и что всё это значит? Может ли он застрять в таком сне, потерять себя — или стать тем, другим мальчишкой?.. Казалось, что да — как раз это и пугало, потому что стать таким вот перекати-полем, носимым по мирам, Димке совершенно не хотелось. Но тут, наконец, проснулся Борька — и все эти рассуждения показались ему полной чушью…