Он с минуту пристально изучал ее, пытаясь разглядеть насмешку. На него с тревогой смотрели невинные серо-зеленые глаза. Кейт действительно понятия не имела, что с ним делали ее прикосновения.

– Черт побери! Нет! – гневно рыкнул Джек. – Вы вовсе не причиняете мне боли. Просто заканчивайте поскорее! – Он метнул взгляд на Карлоса, стоящего позади Кейт, взгляд испепеляющий – чем сильно удивил девушку.

Кейт закусила губу. Разумеется, ему больно, иначе, почему он стонет? Мужчины иногда такие упрямцы. Она не возражала против ругани и стонов, но ей надо было знать, причиняет ли лечение боль и где именно. Она продолжила в полном молчании. Кейт чувствовала, как его напряжение растет с каждым ее прикосновением. Странно. Он должен бы расслабиться. Она удвоила усилия, втирая теплое ароматическое масло по всей длине ноги сильными ритмичными поглаживаниями. Внезапно Джек снова застонал и, потянув за собой простыни, перевернулся на живот, из-за чего Кейт растянулась на постели.

Она села, обеспокоенная и изумленная.

– Что, черт возьми, вы делаете?! – гневно воскликнула она. – Прошу вас немедленно перевернуться. Я еще не закончила.

– Ну нет, вы закончили, мисс Фарли, – последовал непреклонный, хотя и несколько приглушенный подушкой ответ. – С меня довольно.

– Ну ладно, полагаю, что могу поработать с другой стороной вашей ноги, – пожала плечами Кейт, дотянулась до его мышц и снова начала втирания.

– Черт бы вас побрал, женщина! – вырвались из подушки возмущенные слова. Джек дернул ногой и попытался спрятать ее под простыню. – Сейчас же убирайтесь, мисс Фарли!

– Но… – начала было Кейт.

– Карлос!

Кейт почувствовала руку Карлоса на своем плече.

– Прошу вас, senoritaКейт, – обратился он к ней, – вы должны уйти.

– Но я ведь еще не закончила.

Карлос улыбнулся:

– О, senorita, полагаю, вы мне уже многое показали.

– Карлос! – грозно предупредил низкий голос из подушки.

– Сию минуту, майор Джек! – поспешно ответил Карлос. Его глаза светились тайным весельем, и он снова повернулся к Кейт. – Я уверен, майор Джек сегодня больше не сможет вынести вашего лечения. Вероятно, в другой раз, как-нибудь… потом.

– Карлос! – нельзя было ошибиться в значении этого тона.

–  Si, si, майор Джек. Идемте, senorita, por favor [33], – он поспешно вывел Кейт из комнаты и закрыл за ними дверь.

Кейт остановилась на лестнице.

– Ничего не понимаю, – обеспокоено произнесла она. – Мои действия никак не могли быть настолько болезненными. А на легкую боль такой мужчина жаловаться не стал бы. По всей видимости, его нога в худшем состоянии, чем мне казалось.

Карлос озорно усмехнулся.

– Его взволновала вовсе не нога, senorita, – многозначительно заметил он.

– Что вы имеете в виду?

Тот пожал плечами. Ну и ханжи все эти англичане, когда дело касается подобных вопросов. Она же не невинная девица, раз так бесстыдно вошла в спальню майора Джека и без смущения оголила его ногу.

–  SenoritaКейт, у майора довольно давно не было женщины, и когда вы прикоснулись к нему… – Он пожал плечами. – Ну, все-таки он же мужчина…

Кейт уставилась на него, минуту-другую пытаясь осознать его слова, потом зарделась, почувствовав неловкость.

– О, – выдохнула она и убежала.

Карлос, предчувствуя неладное, наверное, уже в двадцатый раз за вечер поглядел на Кейт. Сегодня маленькая мышка, явно чем-то обеспокоенная, больше походила на кошку, вышагивая туда-сюда по комнате. И, судя по взглядам, которые она кидала на потолок, беспокоил ее майор Джек.

Кто бы сомневался. Карлос тихо вздохнул. Но раздражение и дурное расположение духа Кейт – это всего лишь цветочки, учитывая, что творится с его хозяином. И все с тех пор, как майор Джек стал неспособен скрывать свое влечение к ней.

Карлос покачал головой. Ситуация проще некуда. Чего ради эти англичане делают из мухи слона? Итак, майор неровно дышит к маленькой мышке. Было бы странно, останься он к ней равнодушен, – вот тогда, по мнению Карлоса, и стоило бы забеспокоиться, Кейт-то в последнее время расцвела, стала прямо-таки прехорошенькой. А майор только и делает, что бегает от нее; даже Карлоса заставил прятаться по углам и тайком греть масло, дабы она не обнаружила, что он, Джек, продолжает лечение массажем без нее. Что за глупость.

Кейт сердито пнула полено в очаге, и в дымоход взвился сноп искр.

«Как он мог сдаться после первой же попытки?» – в сотый раз задавалась она вопросом. Кейт была абсолютно убеждена, что массаж вылечит его ногу, возможно, даже позволит ему снова ездить верхом.

Очевидно, у него не было ее веры. Но попробовать только раз – и сдаться! Ему, видите ли, помешало вожделение.

Это-то и расстраивало больше всего. Отчасти она сама была виновата: ее предупреждали – мужчины не умеют сдерживать своих низменных порывов. Говорили ведь – поощряют мужчин сами же женщины. А она вела себя столь неприлично.

Уверяла, что не смутится, увидев его ногу! Говорила, что не невинна! Что прекрасно знает, как выглядит мужское тело! Неудивительно, что он именно так отреагировал.

И, несомненно, терзался этим: с той поры он каждый вечер удалялся в кабинет наверху и напивался до беспамятства. Похоже, он даже оставил попытки выезжать верхом по утрам.

Что ж, больше она этого терпеть не намерена. У чувства вины, как знала Кейт, два обличья: она либо глодала человека изнутри, либо отпускала его, выплескиваясь наружу в виде гнева. И мистер Джек Карстерз, решила Кейт, отведает-таки свою порцию бодрящего гнева.

Карлос с опаской наблюдал, как мечется по комнате стройная фигурка Кейт. Будь у нее хвост, она бы им хлестала. Разумнее всего будет спрятаться куда подальше, пока страсти не поутихнут. Он украдкой встал – Кейт заметила его движение. Она остановилась и повернулась к нему, излучая полную решимость. У Карлоса упало сердце. «Слишком поздно», – уныло подумал он.

– Карлос, будьте так добры, пойдемте со мной. И принесите то большое ведро из буфетной.

Он с тоскливым видом исполнил просьбу Кейт и вслед за ней покинул комнату. Она же зашагала вверх по ступеням к кабинету Джека. Карлос почувствовал, как у него вспотели ладони. Ей, верно, следовало бы знать, что не стоит тревожить Джека в столь поздний час, да еще когда он в самом скверном, мрачном настроении, уже употребив к этому времени, возможно, бутылку-другую. Ay de mi! [34]Чистейшее безумие!

Джек растянулся в кресле перед камином и, полузакрыв глаза, смотрел на танцующее пламя. Бокал с бренди опасно болтался в его длинных, сильных пальцах. Черт ее побери. Черт ее побери. Черт ее побери! Все было гораздо проще, пока она не вторглась в его жизнь. Гораздо проще… и гораздо скучнее. Он должен заставить ее уехать с его бабушкой.

Надолго она здесь не задержится: он не позволит, чтобы она досаждала ему, провоцировала, вкрадывалась в его… жизнь.

Нечего ей тут торчать, драить ему полы и стряпать для него. По вечерам здесь и поговорить-то не с кем – ну, разве что с глупой старухой, жуликоватым испанским грумом, двумя неграмотными фермерскими девчонками да хромой развалиной. В это время она должна находиться в бальной зале: одетая в шелка и атлас, кружить, словно пушинка, по паркету и по-светски шутливо болтать с парой десятков мужчин, что ловили бы каждое ее слово.

Шесть месяцев! Да разве он столько выдержит?! Он и без того еле сдерживает себя. Он никогда еще не встречал женщины, подобной ей. Она столько всего пережила. И все же, глядя на ее свежее, милое личико, никто и не подумает, что она три года провела на войне, видела смерть, разрушения, мужчин в их наихудших проявлениях и потеряла всю свою семью.