Его рука гладила ее волосы, затем скользнула к затылку, и заколка расстегнулась, упала на ковер, а освобожденные пряди тяжелых волос водопадом заструились по плечам. Фиби услышала тихий вздох.

Его пальцы запутались в ее волосах, словно это был шелковый аркан, а он внезапно стал ее пленником. Поцелуй тем временем стал более неистовым, кончик его языка исследовал ее рот, и каждое едва уловимое движение вызывало новую волну страсти.

Ее руки медленно поднялись, обхватили его голову. Губы робко откликнулись на его неторопливую настойчивость. И это все изменило…

Доминик резко притянул и прижал ее к себе, целуя со страстной, почти грубой требовательностью, с откровенной чувственностью, не делавшей уступок ее неопытности.

Уступок, которые вдруг стали больше не нужны: она хотела узнать все, чему он мог ее научить. Попробовать все, что он предлагал. Узнавать и быть, в свою очередь узнанной.

Она умирала от желания, томилась от страсти. Ее рот обжигал своей пылкостью, нетерпеливо жаждал… Она горела от жара и в то же время дрожала от чего-то, что было совсем не похоже на холод.

Их губы, руки, тела сливались воедино.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Доминик поднял голову. Его глаза были затуманены, на высоких скулах выступили пятна нездорового румянца.

Он прошептал:

— Теперь вели мне остановиться.

Фиби тяжело привалилась к двери, едва держась на ногах. Он отошел от нее, и она услышала позвякивание графина о бокал.

— Итак, несмотря ни на что, вы живой человек, мисс Грант. Просто кровь и плоть, как все остальные. — Он поднял свой бокал за нее, в насмешливой пародии на тост. — А сейчас бегите в постельку, — продолжил он грубо, — прежде чем я довершу свое порочное деяние и овладею вами прямо здесь, на этом полу… Или вы именно этого ждете?

Фиби отрицательно покачала головой.

Дверная ручка, наконец, послушалась, и девушка быстро скользнула за дверь, словно тень, и стала подниматься по лестнице. На полпути, ослепленная слезами, она споткнулась и упала на колени. Затем с большим трудом поднялась и поплелась дальше. Закрыла дверь своей спальни. Повернула ключ в замке.

И тогда она посмотрела на себя в зеркало. Увидела расплывчатое отражение незнакомки с наполовину расстегнутыми пуговицами на блузке. Отметину на шее, куда неосторожно коснулись его зубы.

Что же я натворила? — подумала она. О, Боже милостивый, что же я натворила?

Прошло много времени, прежде чем к Фиби вернулась способность мыслить, и она смогла составить план.

Ей, конечно, придется уехать. Как она сможет жить с ним под одной крышей после того, что только что произошло?

Ничтожный эксперимент, думала она, вытирая заплаканное лицо. Вот чем все это было для него! Доказательством, что, несмотря на все ее громкие слова, он мог заставить ее делать все, что хотел.

Даже сейчас ее тело ныло и содрогалось от возбуждения.

И она позволила ему получить эту власть над ней, не оставив в нем и тени сомнения в том, что она желает его.

Он второй раз в жизни прогнал ее. Не с отвращением, но с равнодушием. И почему-то сейчас все было намного ужаснее, чем при первой их случайной встрече шесть лет тому назад.

О, какое же ты посмешище! — подумала она измученно. Несчастная дура!

Рывком расстегнув молнию на юбке и переступив через нее, она услышала, как что-то хрустнуло в одном из карманов. Пакет с зарплатой! Это ее спасательный круг, который поможет ей уйти из этого дома. Сегодня ночью она уедет навсегда.

Тем более теперь у нее есть своя одежда. Когда они с Домиником обедали, Кэрри поднялась и оставила на кровати ее черную юбку и белую блузу, чистые и тщательно отглаженные.

По крайней мере, она ничего с собой не возьмет. Она дождется, когда все уснут, и уйдет.

На какое-то мгновенье Фиби отчетливо представила себе отчаяние Тары, когда она узнает об ее уходе, и разочарование Кэрри и почувствовала, как внутри словно резануло ножом.

Но у меня нет выбора, успокаивала она себя.

Мне не следует больше сюда возвращаться, думала она. Я должна вычеркнуть Тару из своей памяти у порога этого дома и уехать отсюда прочь.

Лицо Доминика кружилось перед ней, и она закрыла глаза, чтобы избавиться от этого виденья, и, должно быть, задремала, потому что, когда открыла глаза, в доме было темно и тихо, часы напротив показывали, что уже далеко за полночь.

Пора идти. Фиби надела пальто, взяла свои вещи и вышла из комнаты. На секунду она остановилась, задумавшись, может ли заглянуть в детскую, сказать Таре последнее безмолвное «прощай», и с сожалением решила, что это было бы небезопасно.

Спустившись вниз, она включила светильник и, приоткрыв ящик стола, стала искать ключ, но его, казалось, там не было. Фиби выдвинула ящик дальше, жалея, что не может отважиться включить еще один светильник.

Внезапно ее желание исполнилось. В холле вспыхнул яркий свет. Фиби испуганно вскрикнула и обернулась.

В дверях гостиной стоял Доминик. Вид у него был измученный, от него пахло виски. Он тихо заговорил:

— Я подумал, что, если буду ждать достаточно долго, вы обязательно придете.

— Я ухожу. И вы не сможете меня остановить.

— Нет, — устало согласился он. — Вероятно, не смогу. Но сначала я должен вам кое-что сказать…

— Я ничего не хочу слышать. — Она взяла свою жестяную коробочку и, словно обороняясь, крепко сжала ее.

— Я вел себя просто отвратительно, Фиби, и мне нет никакого оправдания. — Его рот перекосился. — Но я не могу выкинуть вас из головы с первой же минуты нашей встречи.

— Это нужно понимать как извинение?

— Да. — Его серые глаза напряженно смотрели на нее. — У меня нет слов, чтобы выразить мое сожаление о том, что произошло. Вы работали у меня, и я не имел права прикасаться к вам. Но вы провоцировали меня, и я хотел… — Он остановился. — Черт, преподать вам урок, полагаю. — Он усмехнулся. — Но вышло так… мне думается, мы оба чему-то научились.

Фиби была вне себя от возмущения:

— Вы что же, пытаетесь сказать, что это была моя вина?

— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. В какой-то момент это было взаимно, верно?

— Вы… вы начали это!

— Да, — признал он. — И прекратил тоже я. Во имя нас обоих. Пока еще мог. Таким образом, я не совсем законченный негодяй.

Она зло сказала:

— Но ведь и я не какая-нибудь уличная девка, не потаскушка, которую вы можете использовать, как игрушку. Я никогда не была… — Ее голос утих, когда она поняла, насколько близка к опасному разоблачению.

— Нет, — сказал он. — Вы имели право на мою защиту и уважительное отношение, а я, в конечном счете, нарушил оба пункта.

— Ну что же, хоть в чем-то мы находим взаимопонимание, — напряженно сказала Фиби. — Могу я теперь идти?

— Только дайте мне еще одну минуту. — Его голос был тихим, настойчивым. — Я не могу изменить того, что произошло, но если вы вот так уйдете, то накажете не только меня, вы нанесете большой удар Таре. А она не заслуживает этого. Ну почему она должна страдать из-за недостатка самообладания у своего отца?

— Я не могу остаться здесь после всего. — Ее голос звучал резко.

— Вы не верите, что я смогу держаться на расстоянии? — мрачно спросил он. — Сегодня вечером я потерял голову. Но не повторю этой ошибки вновь. Никогда… У меня совсем другие жизненные планы. С настоящего момента вы няня моей дочери, и ничего больше. В этом качестве вы здесь будете в полной безопасности. Я вам клянусь в этом!

В безопасности от вас — возможно, печально подумала Фиби. Но что мне делать с собой? С моими чувствами?

Он сделал шаг к ней:

— Фиби, вы пришли в этот дом из-за Тары. Если мы сделаем вид, что этого вечера не было, сможете вы остаться — ради нее? Исключительно ради нее.

Повисло тягостное молчание.

— Хорошо. Только ради Тары.

— Спасибо, — произнес он тихо. — Я сам утром отвезу Тару в школу и дам вам возможность выспаться.